Когда я думаю о плодотворности взаимодействия различных форм общественного сознания, в моем воображении всегда возникает образ Тейяра де Шардена, являющего собой воплощение указанной в заглавии статьи триады. Думаю и всегда при этом испытываю чувство горечи из-за непоправимости того, что могущественные критики его учения – как клерикалы, так и атеисты – сделали всё, чтобы сначала заставить Тейяра замолчать, а затем – чтобы принизить значение его трудов, лишив тем самым человечество правильного ориентира и на целый век затормозив его движение по направлению к ноосфере, единственно возможной и идеальной форме реализации человеческой сущности. То же самое и еще в большей степени относится и к другому приверженцу идеи ноосферного развития человечества – В.И.Вернадскому, которому только за полгода до смерти удалось опубликовать небольшую статью «Несколько слов о ноосфере». Ни к {12}
чему были советским проповедникам коммунизма разговоры о какой-то там еще сфере разума.
Пьеру Тейяру де Шардену «повезло» больше: будучи интернированным японской оккупационной администрацией в Китае, он получил возможность написать за это время рукопись книги «Феномен человека», которую Ватикан напечатать автору запретил, но после смерти Тейяра она была напечатана и сразу же стала бестселлером. Правда, на мой взгляд, большинством профессиональных философов и ученых идеи Тейяра де Шардена были восприняты не совсем адекватно: как нечто талантливое, экстравагантное, но не очень заслуживающее серьезного внимания. Исключением из этого «правила» я считаю лишь труды выдающегося ученого Н.Н.Моисеева. Однако материалистическая и атеистическая позиция этого ученого не дала ему, на мой взгляд, возможности увидеть в учении Тейяра главного.
Главное же, по моему глубокому убеждению, состоит в том, что смелая попытка Тейяра де Шардена объединить в одно целое живую и неживую природу является, продолжением гегелевского монизма, провозгласившего одухотворенность всего бытия. Тейяром, который был не только теологом и философом, но и ученым, было найдено реальное связующее звено между всем неживым, живым и мыслящим. Это «звено» он видел в единстве тангенциальной и радиальной энергии. Тейяр де Шарден убедительно показал, что именно это единство определяет суть природного эволюционного процесса, осуществляющегося не хаотически, а направленно. Возрастание сложности природных систем, или «сфер», своим внутренним содержанием имеет «рост внутренней сосредоточенности», которая, по Тейяру, и есть возрастание (ортогенез) сознания.
Тейяр де Шарден проявляет себя как тонкий диалектик, стремящийся «открыть в исключительном всеобщее». Если раньше, говорит он, ученые могли сказать: "Сознание с полной очевидностью проявляется лишь у человека, следовательно, это единичный случай, не интересный для науки", то теперь, мы скажем иначе: "Сознание проявляется с очевидностью у человека, следовательно, обнаруживаемое в этой единичной вспышке, оно имеет космическое распространение и как таковое окружено ореолом, продлевающим его в пространстве и времени беспредельно" [3, с.55].
Главное средоточие концепции Тейяра де Шардена – это феномен человека. Будучи крупным ученым-естествоиспытателем, Тейяр прочно и обоснованно включил в метафизику направленность эволюции в виде внутреннего, невидимого для глаза шествия некоей силы, превращающей физико-химическую по внешней своей форме материю во все более и более активную – живую и мыслящую.
Хочу, однако, подчеркнуть, что разговор о содержании учения Пьера Тейяра де Шардена необходим мне, прежде всего, тоже для того, чтобы «открыть в исключительном всеобщее». Для раскрытия темы статьи важна сама по себе исключительная личность этого мыслителя, сумевшего плодотворно соединить в своей деятельности три способа освоения мира – религиозный, философский и научный. Его творчество заставляет отказаться
{13}
от того мнения, что они являются абсолютно разными и автономными. На самом же деле, только их диалектический синтез может дать наиболее глубокое и всестороннее онтологическое проникновение в суть Бытия.
Я убежден в том, что философия без обращения ее к религии и, соответственно, – теологии, не способна к глубоким универсальным суждениям. Особенно интересной в этом аспекте представляется точка зрения Гегеля. Предваряя свой анализ и изложение содержания философии Нового времени, он среди значимых в ней и общих точек зрения выделяет то, что мышление «становится более независимым, и мы теперь покидаем его единство с теологией; она отделяется от последней, подобно тому, как оно и у греков также отделилось от мифологии, от народной религии…». Однако тут же Гегель замечает, что связь между философией и теологией, тем не менее, сохраняется, она «…всецело остается в себе: теология представляет собою единственно лишь то, чтó представляет собою философия, ибо последняя и есть именно мышление о проблемах теологии» [1, с. 273].
Гегель дальше поясняет, что данная связь уже имела место внутри самой теологии, хотя последняя нередко и заявляла о том, что «знать ничего не хочет о философии». На самом же деле «она все же имеет дело с мыслями, которые приносит с собою, и вследствие этого ее субъективные представления, ее домашняя и приватная метафизика представляют собою часто совершенно неразработанное, некритическое мышление, представляют собою то мышление, которое мы встречаем на большой дороге» [1, с.274].
Я бы конкретизировал указанное соотношение таким образом: фактически мы имеем дело с двумя взаимосвязанными стадиями развития одного и того же предмета знания, первая из которых (теология) представляет собой преимущественно комментирование и изложение результатов интуитивных религиозных озарений (откровений), а вторая (философия) – это уже результат логического, рационального осмысления, рациональной трактовки подсказанных теологией проблем.
Что же касается важности тесной связи философии и науки, об этом сказано и написано очень много, и мне хотелось бы сконцентрировать внимание читателя лишь на одном аспекте этой связи, а именно – на актуальности сближения философии и науки. Всё больше и больше современный философ обнаруживает важность для своей работы открываемых естественными и общественными науками фактов и формулируемых ими эмпирических обобщений. И это вполне объяснимо: философская логика – логика содержательная, и мы не можем свести ее к одной лишь системе чистых категорий.
Некогда наука находилась в синкретичном единстве с философией. Затем произошло их размежевание. Наука занялась предметным знанием. Ее предмет – сущее, а не бытие, причем для каждой из научных дисциплин – свое особенное, ограниченное, конкретное сущее. Философия же занялась бытием, а если она и посягает порой на право заниматься сущим, то – всей совокупностью сущего, или сущим как таковым, то есть Природой. И при этом следует подчеркнуть, что знание философии характеризуется
{14}
рефлективностью: для нее бытие всегда интересно лишь как бытие мыслимое и мыслящее.
Вопреки переставшему в наше время быть модным мнению позитивистов, философия и наука не могут существовать друг без друга. Причем их связь – это не только взаимодополняющее сотрудничество разных форм познания мира. Нет, внутри них всегда чувствуется некая неодолимая тяга друг к другу, даже тогда, когда они «бранятся». Друг без друга они чувствуют свою ущербность.
Так, философия при отрыве ее от арсенала научных данных становится склонной к абстрактному, необоснованному фантазированию. А наука, без попыток ее «жрецов» хотя бы иногда поинтересоваться тем, чем озабочены и о чем спорят современные им философы, рискует стать принципиально эмпиричной. Конечно же, я не отрицаю наличия теоретической формы науки внутри, так сказать, самой науки. Однако спросите биолога или палеонтолога: что стоит за эволюционным процессом? И выяснится, что их научные дисциплины вообще не задаются таким вопросом, и поэтому они лишь описывают крупные или мелкие детали эволюционного процесса. В лучшем случае они могут размышлять о причинах возникновения видов, о соотношении генетической программы с влиянием среды обитания, но всячески будут при этом избегать «всей этой метафизики», то есть избегать задавать себе вопросы о том, почему происходит развитие или в каком направлении движется та или иная развивающаяся система и т.д. Мартин Хайдеггер даже говорил, что наука вообще не умеет мыслить, и тут же успокаивающе заявлял, что это, мол, хорошо. Думаю, что он, говоря так, исходил из того факта, что наука по определению не занимается проблемами бытия и не должна этого делать и впредь.
Мне кажется, что дифференциация науки и философии дошла в наше время до предела и рано или поздно должна смениться их теснейшей интеграцией. Сближаясь с философией (завершая тем самым цикл отрицания отрицания), наука становится подлинно теоретической, в том смысле, что начинает серьезно размышлять о начале и конце (о пределах) своего предмета и, в связи с этим, начинает отвечать на вопрос «почему» с оттенком – «зачем» и «в каком направлении».
Философия, проявляя ту же самую тенденцию, тоже стремится к сближению с наукой, и таким образом осуществляет мечту Гегеля о превращении философии как любви к знанию – в философию как само знание. Не был бы Тейяр де Шарден тем, кем он стал, если бы он одновременно не был и увлеченным и удачливым (участие в открытии синантропа) ученым-палеонтологом и хорошим философом-теологом.
В заключение хочу подчеркнуть, что всё сказанное ничуть не отрицает того, что конечным критерием истины является практика. Вот только синтез предметов религии, философии и науки заставляет нас практику понимать гораздо шире, нежели ее понимают философы-прагматики и сторонники диалектического материализма. Практика человека должна пониматься как часть «практики» Бытия вечно живой и вечно мыслящей Природы.
{15}
И вновь я за подтверждением своих слов обращаюсь к Гегелю, которому принадлежат вот такие слова: «Единственно лишь абсолютная идея есть бытие, непреходящая жизнь, знающая себя истина и вся истина» [3, с.288]. И мало того, делая такой заключительный вывод своей «Науки логики», Гегель подчеркивает, что бытие как носитель вечной жизни и абсолютной истины есть, к тому же, «тождество теоретической и практической (выделено мною – А.И.) идей.
Литература
- Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии: в 3-х т. / Г.В.Ф. Гегель.
– СПб. : Наука. – 2001. – . Т.3. – 583 с. - Гегель Г.В.Ф.. Наука логики: в 3-х т. / Г.В.Ф. Гегель. – М.: Мысль. - 1970-1972. – . – Т.3. – 1972. – 371 с.
- Тейяр де Шарден П. Феномен человека /Пьер Тейяр де Шарден. – М.: Наука. – 1987. – 240 с.