Аннотация

     В статье предпринята попытка перевода экзистенциалов Dasein в конкретную, смотрибельную форму через посредничество рефлексии. Дефиниция экзистенциалов через самих себя, какую нам даёт М. Хайдеггер, образовывает некую «воздушную абстрактную обобщённость», нивелирующая наше существование в конкретике и деталях. Иными словами экзистенциал показывает, что экзистенция человека такая-то и такая-то, но он это делает в такой обобщённости и абстрактности, что буквально снимает всю детальную специфику психологии человека с предоставлением ей лишь общих модальностей, так как экзистенциалы являют собою человеческое существование вообще, без разделения на индивидуальность и детальность.

    Анализируются понятия «экзистенциал» и «рефлексия». Человеческое существо рассматривается с двух позиций – с позиции его Dasein и с позиции его «обычной» субъектности в повседневности. Обосновывается положение того что в рефлексии экзистенциалы выражены самим фактом человеческого присутствия в мире, отражением чего служат человеческие потребности. Онтическое, задействованное в рефлексии, тематическим образом показывает всю «заброшенность», «озабоченность», «подручность», «настроенность» и. т. д.   Продемонстрированно то что рефлексия как таковая работает по принципу репродукции выработанной ментальной парадигмы, чья динамика коррелятивна содержанию определённого экзистенциала - содержание экзистенциала равно способу работы рефлексии. В результате экзистенциалы предстают перед нами не как абстрактная конструкция экзистенциальной философии, а как то, что непосредственно, и в полной понятности, приложимо к нашей обыденной жизни через рефлексию в психике человека.

   Ключевые слова: неаутентичный Dasein; экзистенциал; заброшенность; забота; подручность; настроенность; рефлексия; онтическое; внутреннее распределённое внимание; психический феномен.

           Введение

   Мартин Хайдеггер (1889 — 1976) один из основоположников немецкого экзистенциализма в качестве основного условия аналитики бытия человека указывал на его внутримирную «ситуативность» - особое положение в бытии. Ситуативность проявляет себя через такие способы существования как «экзистенциал».

 Экзистенциал (нем. Existenzial от позднелат. existentia – существование) – это определенный, основопологающий опыт человеческого присутствия благодаря которому «открытость» в пространстве сущего бытия становится фактичностью – это способ существования Dasein (вот-бытия).

  Термин «экзистенциал» был введён М. Хайдеггером в работе «Бытие и время» (1927г.) вместо традиционных категорий. М. Хайдеггер сделал такую замену от того, что категории онтологически и гносеологически по самой своей сути предполагают дифференциацию всего сущего на субъект и объект без охвата того первоначального единого целого, из которого исходит экзистенциальная онтология. Для постижения этой целостности необходимо было создать новые, особого рода понятия. Такими основными понятиями – экзистенциалами – у Хайдеггера являются: заброшенность; забота; подручность; настроенность; бытие-к-смерти. Они являются исходными бытийными конструктами опыта человеческого присутствия [1]. Из этого следует что «экзистенциал» – это тот способ, благодаря которому существует человек с выявлением его фундаментальных, с точки зрения феноменологии, сущностных характеристик.

    Из-за того что сущность человеческого присутствия (Dasein) выявляется благодаря анализу его способа бытия, то в этом отношении существование, к которому относятся экзистенциалы, предшествуют сущности.

  Экзистенциалы, являющиеся фундаментальными характеристиками экзистенции человека, включают в себя: ценностные узлы, квинтэссенции смыслов, целей, стремлений и мировоззренческих конструкций. Экзистенциалы проявляют себя только в неподлинном бытии Dasein, составляющие микромир повседневности. В ней Dasein конституирует вокруг себя некую смысловую топику через присущие ему экзистенциалы. Первоначально в «топику» попадает всё то что значимо и уже потом всё то что менее значимо. Это смысловое пространство строится Dasein в ходе повседневной деятельности [1, с.553]. «Повседневность» есть общий концепт не аутентичного экзистирования Dasein присутствующего не так как он должен присутствовать, то бишь не подлинно. В этом смысле он отчуждён от самого себя, но не к другому сущему а к самому себе. «Это отчуждение, замыкающее от присутствия его собственность и возможность, хотя бы и таковую подлинного провала, не вверяет её, однако, сущему, но оттесняет его в несобственность, в возможный способ бытия его самого» [2].  Субъект не аутентично экзистирующего Dasein - Dasman, есть некое обезличенное количество индивидов с их постулированием губительной повседневности. Dasein потрясён своим бытием, он стремится уйти от него как от бремени к которому фундаментально приговорён. Отсюда появляется захламлённость мира всевозможными нужными и не нужными вещами, из-за чего мир становится слишком опредмечен.

    Однако, мы должны отметить, что дефиниция экзистенциалов через самих себя, какую нам даёт М. Хайдеггер, образовывает некую «воздушную абстрактную обобщённость», нивелирующая наше существование в конкретике и деталях. Иными словами экзистенциал показывает, что экзистенция человека такая-то и такая-то, но он это делает в такой обобщённости и абстрактности, что буквально снимает всю детальную специфику психологии человека и предоставляя ей лишь общие модальности, так как экзистенциалы являют собою человеческое существование вообще, без разделения на индивидуальность и детальность.

    Есть ещё один очень важный момент, а именно, мы должны понимать, что «экзистенциальная философия» реализуется в голове у размышляющего философа, чьи мысли охватывают единый фундамент всякого человеческого вот-бытия реализованного в повседневности. Но, посмотрите не замутнённым философскими концепциями взглядом на нашу повседневность. Где вы там увидите экзистенциалы? Разумеется, речь тут не идёт об экзистенциалах как поставленных перед глазами предметов. Речь идёт о том как именно они проявляются в той (не философской) повседневности, в которой мы живём. Ведь экзистенциалы как таковые познаются через интуитивное переживание собственного существа. Однако, такое познание доступно лишь единицам – посвящённым. А как же остальные люди, то бишь «не философы»? Раз для них ничего неизвестно об экзистенциалах то получается у них нет и определённых способов существования? Конечно есть, ведь даже на «непосвящённых» распространяется влияние экзистенциалов. Но мы ведь знаем при этом то что экзистенциалы не трансцендентны по отношению к человеку, а напротив, они имманентны. Данная имманенция выявляет сущностные характеристики человека. И если посмотреть с позиции субъекта, то как он «видит» в себе эти сущностные характеристики? Каким образом они проявляются в нас во всепронизывающей повседневности? Этот вопрос касается не только «непосвящённых» обывателей но и в некоторой степени «посвящённых» философов. Ведь они не в состоянии пребывать в постоянном интуитивном переживании экзистенциалов. Рано или поздно та непосредственная повседневность, какую мы видим эмпирически, утянет их к себе, где они станут просто обывателями со вполне обычными потребностями – они станут «временно непосвящёнными».  Иными словами мы спрашиваем: «Как проявляют себя экзистенциалы в сугубо обычной повседневности вне экзистенциальной философии, вне «облачности» их абстракции и вне интуитивного переживания?» То бишь вне сферы «посвящённости» людей с учётом того что экзистенциалы от этого никуда не исчезают. Чтобы ответить на данный вопрос нам предстоит распутать философскую абстракцию экзистенциалов в их конкретное «смотрибельное» проявление.

   Если классическое философствование касательно внешнего мира начинается с абстрагирования, то экзистенциальное философствование начинается с конкретизации всеобъемлющих понятий экзистенции (аналитики Dasein у М. Хайдеггера). В экзистенции изначально данные понятия — они же и самые всеобъемлющие, универсальные [3, с.310].

    М. Мамардашвили писал, что «распутывание» - это структурирование того, что изначально хаотично и ненаправленно. И это необходимо сделать, ибо без выведения экзистенции в видимую часть мышления, о ней не имело бы смысла говорить так как она бесплодна и не представляет проблему [4]. В нашем случае «не представимость проблемы» экзистенциалов есть их философская абстрактность для «посвящённых». Но что ещё более важно, так это ненаправленность экзистенциалов. Вот спросите себя, куда они направленны? Ответ таков: «Никуда. Они просто есть как факт». Почему? Потому что они являются фундаменталами человеческого бытия вообще. Человеческое существо имеет собственную активность и право выбора, а выражаясь конкретнее – имеет направленность.

    Экзистенциалы, даже будучи неизведанными, проявляются сквозь нашу психику становясь конкретными. Каким образом? Ответом на этот вопрос и будет «распутывание» экзистенциалов. «Распутывание» сможет показать проявленность экзистенциалов сквозь психику в обычной повседневности.

    Для того чтобы это сделать есть два способа о которых говорит О. Ф. Больнов: «Можно либо отказаться от любой формулировки сущности существования и ограничиться развитым ранее методом приведения к переживанию существования, либо попытаться развить новые понятийные средства которые все же позволят иным способом привести эту доселе непостижимую сущность существования к ясной и просматриваемой форме» [5]. Для нас, учитывая второй способ, важно привести экзистенциалы к просматриваемой форме, коей является, и тут мы вводим новое понятие - рефлексия. Отметим при этом то, что мы, делая это, не в коем случае не умоляем то первоначальное значение экзистенциала, какое было дано М. Хайдеггером. И это важно, поскольку мы стремимся дать дефиницию той (другой) области проявления экзистенциалов, в которой индивид непосредственно их познаёт, то бишь через рефлексию.

    Но почему именно рефлексия? Как она связана с экзистенциалами? Для ответа на данные вопросы нам нужно обратиться к понятию «рефлексия».                                         

    Рефлексия (от позднелат. reflexio «обращение назад») — это обращение внимания субъекта на самого себя и на своё сознание, в частности, на продукты собственной активности, а также какое-либо их переосмысление. Благодаря рефлексии, человек способен сосредоточиться на самом себе и видеть себя в качестве предмета, обладающего своей специфической устойчивостью и своим специфическим значением – это способность уже не просто познавать, а познавать самого себя; не просто знать, а знать, что знаешь, и соответственно этому применять необходимые средства для саморегуляции. В связи с этим «рефлексия – это механизм отражения личностных смыслов и принципов действий посредством установления связей между конкретной ситуацией и внутренним миром личности, лежащий в основе самоконтроля [6, с. 61].

    Благодаря рефлексии у человека возникает способность управления своими состояниями и влечениями, то бишь сохранение психического гомеостаза. Вышесказанное приводит нас к тому направлению изучения рефлексии, предметом которой является психологическая саморегуляция.  

   Изучение рефлексии в контексте саморегуляции предполагает рассмотрение её как механизм изменения индивидуального сознания, так как рефлексия выступает смысловым центром человеческой реальности, а также всей его жизнедеятельности. Рефлексия оформляет внутренний мир человека, создавая базу для наиболее эффективного взаимодействия с внешним миром.

    Активация рефлексии происходит тогда, когда человек сталкивается со средой обитания, где ему приходится «выживать». То, с чем он сталкивается отражено в тематике работы рефлексии. Например индивид, будучи озабоченным неким онтическим, и таким образом ощущая некий недостаток, пытается привести себя в привычное состояние посредством процесса рефлексии. То есть рефлексия в данном случае равна ощущению недостатка, или, если говорить более широко, равна заботе. Таким образом «обращение назад» происходит к какому-то сформированному содержанию, образованному за счёт самих средств экзистенции человека, то есть экзистенциалов.  

    В рефлексии экзистенциалы выражаются самим фактом человеческого присутствия в мире, так как онтическое, задействованное в рефлексии, тематическим образом показывают всю «заброшенность», «озабоченность», «подручность», «настроенность» и. т. д. Из этого следует, что «абстрактная облачность» экзистенциалов не должна быть принята как конечный продукт. Напротив экзистенциал, по нашему мнению, должен быть выражен в человеческом бытии через рефлективность, производящая «раскрытие мира» в его онтологическом измерении для экзистирования Dasein. При этом мы придерживаемся мысли М. Хайдеггера о том что экзистенциалы раскрываются в субъективном переживании, однако такое «переживание» определяется нами как фоновый эффект рефлексии.

   Заметим, что одна из причин актуальности проблемы экзистенции является ее ориентация на значимость человеческого существа в рамках заброшенности в мир. Мы полагаем что экзистенциал, в эквиваленте рефлексии и психических феноменов является показателем того, что способ существования Dasein более сложен и детализирован. Детализация в свою очередь показывает значимость человека тем образом, что рассеивает и дополняет «облачный» абстракт экзистенциала психическим аппаратом.

     Экзистенциал и рефлексия

  Основные факторы человеческого существования, введённые М. Хайдеггером суть: заброшенность; забота, подручность, настроенность, ужас. Конечно, это не единственные факторы, однако мы, во избежании «нагромождённого» материала ограничились только ими, на наш взгляд основными способами существования Dasein.

  Вышеназванные факторы (экзистенциалы) являют собою человеческое существование вообще, без разделения на индивидуальность и детальность. Они полагают собственную определённость через «вот-бытие» вообще. Именно поэтому нам в первую очередь необходимо раскрыть экзистенциалы путём дефиниции их рефлексивных психических эквивалентов, так как с помощью последних экзистенция человека раскрывается в психологическом смысле с учётом возможного разделения на индивидуальность, чего нельзя сделать с экзистенциалами без их рефлексивных экивалентов. Для этого нами была взята теория рефлексии А.В. Карпова. Остановимся на ней по подробнее.

   А.В. Карпов рассматривал рефлексию как троичным модус, вмещающим в себя рефлексию как сугубо человеческое свойство, рефлексию как процесс и рефлексирование как особое психическое состояние. Эти три модуса теснейшим образом взаимосвязаны, образуя на уровне их синтеза качественную определенность, обозначаемую понятием «рефлексия». Это означает что исследование рефлексии как человеческого свойства не может быть обособленно, а с необходимостью должно совмещать в себе и два остальных модуса [7].

   Так же рефлексия должна учитывать и дифференциацию ее проявлений по другому важному критерию, основанию – по ее направленности. В качестве направленности рефлексии А.В. Карповым были взяты такие её виды как «интра- и интерпсихика».

   «Интрапсихическая рефлексия» является способностью к самовосприятию содержания своей собственной психики и её анализу - она наиболее отображена в данной работе.

   «Интерпсихическая рефлексия» является способностью к пониманию психики других людей, включающей также и механизмы проекции, идентификации, эмпатии [7].

   Подчеркнём одно обстоятельство. Во избежание чрезмерной нагрузки материала, мы исключили из повествования такие, введённые А.В. Карповым временные принципы рефлексии как: ситуативность; ретроспективность; перспективность. Они, разумеется имеют вес в вопросе общей интеллектуальной направленности, однако, для нас это не совсем важно.

  Итак. Представленная выше модель А.В. Карпова благодаря имеющийся в ней формальной дифференциации рефлексии на составные элементы, наилучшим образом раскрывает экзистенциалы Dasein путём дефиниции их рефлективных эквивалентов. Заметим так же и то, что рефлексия именно как человеческое свойство более всего эмпанирует экзистенциалу, поскольку в её функциональной динамике отражается вся объёмность, противоречивость, трагичность и многовекторность человеческого бытия – этого требует его экзистенция.  Таким образом рефлексия как свойство задаёт основное содержание для «процесса» и «состояния».

   Ниже мы увидим, что экзистенциал, проявленный через данный троичный модус влияет на него тем образом, что задаёт тематическую «среду» каждому из них, из-за чего например «свойство» и «состояние» рефлексивности прекращают быть просто свойством и просто состоянием. Напротив, они, в качестве рефлексивного эквивалента экзистенциала, имеют собственные акты рефлексии.

   А теперь давайте же дадим дефиницию рефлексивного эквивалента для каждого экзистенциала.

    Заброшенность (Geworfenheit) является следствием осознания человеческом самого себя как брошенное покинутое сущее, взирающее на равнодушное мироздание с тревогой и ужасом. Человеческое бытие сравниваемо с вещью, которая никому не нужна, которая не имеет места в этом мире, покинута и бесхозна. «Ты заброшен в этот мир, давай же действуй в нём чтобы выжить». Однако, это является и его преимуществом, ибо по словам Ж.П. Сартра: «Человек является открытым для развития проектом, имеющим свободу выбора в силу отчуждённости от сугубо природного детерминизма» [8, с.337].

   Стоит подчеркнуть, что данный экзистенциал не имеет, в силу онтологической фундаментальности, психических, рефлексивных эквивалентов. Напротив, «эквиваленты» возможны только благодаря изначальной заброшенности человека. Однако, не смотря на это «заброшенность» даёт нам увидеть то, что рефлексия как таковая всегда работает по принципу репродукции выработанной ментальной парадигмы, чья динамика коррелятивна определённому экзистенциалу. «Парадигма» проявляет себя в те моменты когда активируется рефлексивность. В контексте «заброшенности» это показывает нам то, что человек, сталкиваясь с миром, уже имеет при себе набор кристаллизованных когнитивных конструктов для понимания и тем самым для раскрытия онтического. М. Хайдеггер пишет об этом так: «Экзистирующее сущее проникает взором «себя» только постольку, поскольку оно, изначально с собою в своем бытии при мире, проникло взором в них как в конститутивные моменты своей экзистенции» [2].

   Кристаллизованные когнитивные конструкты суть: пропидептика, категоричность, импликация.

    А теперь дадим дефиницию принципам суждений вне обращения к какому-либо их содержанию.

 «Пропидептика» выражает собою введение в предстоящую ситуацию посредством применения прошлого опыта – своеобразная компетентность при соприкосновении со средой. «Пропидептика» включает в себя аккумулированный набор предполагаемых действий, могущие быть реализованы благодаря узнаванию ситуации.

  «Категоричность» выражает собою устоявшуюся аксиому в плане оценки вещей, показывая «что это так», но при этом умалчивая «почему это так». «Категоричность» сама по себе есть экономия процесса мышления, предоставляя ему в качестве материала сохранённые стереотипы личного характера.

  «Импликация» со своей стороны отражает фиксированное понимание того, что за некоей определённой причиной последует определённое следствие.

    Первоначальное понимание показывает то, что мир как-то уже задан для человека, присутствует для него по тем законам какие конструктивным образом входят в структуру его способа бытия. Способ бытия становится тем тематическим субстратом, по которому действует рефлексия, дифференцированная на свойство, процесс и состояние.

    А теперь давайте дадим рефлексивную дефиницию последующим экзистенциалам.

   Забота (Sorge). Находясь в мире Dasein всегда о чём-то страшно озабочено. Забота может быть о чём угодно. Делая, планируя, помогая, выстраивая, капая, ломая, двигаясь, гонясь за чем то, изобретая и.т.д - всё это есть озабоченность чем-то, или лучше сказать озабоченность своим присутствием. Dasein заботится, оно приговорено к заботе. М. Хайдеггер писал об этом так: «Быть-в-мире» для Dasein означает отношение с внутримировым бытием около бытующего, являющееся предметом его заботы» [2].

   Заботится, значит восполнять чем-либо своё существование. Стремление к восполнению показывает то, что человеческое существо само по себе ограниченно и нуждается в постоянной подпитке жизнедеятельности. Быть озабоченным онтическим, значит прилагать интегративную функцию рефлексии к более обширному объёму накопленных знаний. По мнению А.В. Карпова «рефлексивность выступает как метаспособность, входящая в когнитивную подструктуру психики, выполняя регулятивную функцию для всей системы» [9]. В его концепции рефлексия представляет собой наивысший по степени интегрированности процесс. Она одновременно является способом и механизмом выхода системы психики за собственные пределы, что детерминирует пластичность и адаптивность личности – этого требует «Sorge». Следовательно рефлективность как метаспособность есть «общий, аккумулирующий знаменатель», без интегративной функции которого частные проявления рефлексии были бы невозможны.

  Обработка материала может затрагивать различные периоды времени, в зависимости от качества поступившей информации. С другой стороны, для её усвоения не редко присутствует комплексность рефлексии, выражающейся не только в мыслительном акте, но и в телодвижениях, мимике, вегетативной реакцией, потребностью в доработке материала путём коммуникации и. т. д. При этом, сопровождение эмоциональной сферы говорит о том, что «озабоченная» тенденция мыслительного процесса всегда затрагивает «Я» человека, в противном случае «заботится» о чём-либо было бы бессмысленно. Соответственно, мы видим, что при переводе экзистенциала заботы в область рефлексии, мы будем иметь, в качестве её свойства, поиск восполнения имеющейся недостаточности.

    Примечательно, что работа рефлексии по «восполнению имеющейся недостаточности» будет продолжаться до тех пор, покуда Dasein экзистирует неаутентично (не подлинно), тем самым всё больше обогащая das Man – субъекта повседневности.

  «Забота» онтическим всегда сопровождается некоей долей психической напряжённости, являющаяся тем индикатором, относительно которого можно судить о степени «задетости», вовлечённости, желаниях, потребностях и фрустрациях человека в пространстве сущего. Процесс рефлексии в таком случае есть результат «ощущения недостатка» ощущающийся как стресс.  Нолен-Хексма, говоря о взаимосвязи рефлексии и стресса, подчёркивал то, что «рефлексивные размышления – это способ реагирования на стресс, заключающийся в повторяющемся пассивном сосредоточении на симптомах стресса, возможных причинах и последствиях этих симптомов. Злоупотребление рефлексивными размышлениями в таком случае есть теоретическая обработка причин возникновения стресса для того чтобы преодолеть эти причины» [10]. Однако, с другой стороны, в силу невозможности реализовать возникающие потребности, процесс рефлексирования перерастает в компенсаторную функцию, становясь тем самым «ментальной жвачкой» усугубляющая и без того шаткое состояние индивида дополнительными надуманными проблемами. Так, Карповым А.В. отмечается, что развитие рефлексии, как индивидуального качества психики, на высоком уровне тормозит деятельность человека и снижает ее эффективность. Высокий уровень рефлексии автор связывает с нейротизмом, тревожностью и т.п. [11]. Высокая рефлективность склоняет додумывать возникающие события, диалоги с людьми, склоняет размышлять о своих словах по принципу «А если бы» или «А что будет если». Подобный анализ рождает осторожность к обычным вещам повседневности.

    Таким образом, процесс «заботы» онтическим, в эквиваленте рефлексии, есть обработка симптомов и причин психической напряжённости (стресса).

  Идём дальше. А.В. Карпов пишет: «В контексте эволюции психики рефлексия есть механизм ее самодифференциации с целью адаптации к изменяющейся внешней и усложняющейся внутренней среде. Путём использования рефлексии как средства самодифференциации психики, индивид способен уловить как малые, так и большие изменения в своей душе» [10]. В этом смысле «дифференциация» сопровождает «озабоченность» онтическим. Напротив, «дифференциация» становится причиной возникновения того рефлексирующего процесса экзистенциала «заботы» о котором было сказано выше, так как «раздробленность» психического аппарата коррелятивно «раздробленности» возникающих потребностей. Поэтому человек, в силу своей сложной организации, с необходимостью должен прибывать в состоянии внутренней рефлексивной дифференциации с целью эффективной адаптации к окружающему миру. Исходя из этого, экзистенциал «заботы» в эквиваленте состояния рефлективности есть «дифференциация».

  При всём при этом мы должны понимать, что человек является «общественным животным» не существующим обособленно от какой-либо общественной среды. Это означает что «забота» как таковая должна быть рассмотрена и в рамках людского общества. Отметим что М. Хайдеггер рассматривал любую интерсубъективность, любое со-бытие и бытие-с-другими как Man – обезличенное, усредненное бытие не подлинного Dasein [2]. В контексте бытия-с-другими на это так же указывает интерпсихическая направленность рефлексии, введённая А. В. Карповым.

  В контексте экзистенциала заботы, интерпсихическая направленность рефлексии является субъективным, идеальным отношением человека к самому себе в плане выработанных стратегий взаимодействия с людьми. И это важно, так как «озабоченность» чем-то для человеческого бытия невозможна без осознания себя, своего «Я», которое о чём-то заботится. И оно не является чем-то оторванным. Напротив, забота человека фундаментальным образом сопряжена с заботой окружающих его людей, а это есть ещё одно подспорье для осознания и укрепления «Я» как социально обусловленного, чья озабоченность не ограничивается материальными благами.

    В рефлексии человек образно обозначает себя (через вербализацию) как реагирующего на внутренние свойства коммуникативного взаимодействия в процессе деятельности. О подобном соотношении внутреннего пространства мысли и внешнего пространства социальной среды отражает определение рефлексии А.Н. Леонтьева. Он пишет, что «рефлексия – это своего рода поиск соответствия между строением внешней коммуникативной деятельностью и внутренней умственной деятельностью. Это отношение к своему бытию, опосредованное общественным началом, способствующая формированию определенного представления о самом себе» [12]. Представление о самом себе укрепляется в когнитивной схеме как объединяющем принципе, само содержание которого представляет собою набор аккумулированных реакций, со временем модифицированных в устоявшиеся убеждения о самом себе. Соответственно экзистенциал «заботы» как интерпсихическая направленность рефлексии есть «Я-концепция».

    Подручность (Zuhandenheit), покуда отражает удобство сущего есть их «отступление в неявленность» для нашей предметной восприимчивости.  В таком случае они начинают быть только нами подразумеваемы. И чем они становятся не заметней в этом аспекте, тем сподручнее становятся, а значит и мир как горизонт подручного становится не заметным. Приведём пример. Когда мы пишем ручкой (ручка некое сущее), то используем её как орудие (средство) для чего-то, в данном случае для письма. Если ручка хорошо пишет, не сломана, мы не замечаем её, ибо она хорошо выполняет своё предназначение – писать. Ручка в таком случае сподручна, не заметна, значит по мнению М. Хайдеггера она дана нам в первоначальном чистом виде. Напротив, когда она ломается, начинает плохо писать, или когда мы просто обращаем на неё внимание – то тогда ручка начинает терять свою бытийность, а бытийность её в том и заключается чтобы быть орудием письма [13]. Однако, чтобы цепочка подручного сущего не прерывалась и оставалась в фиксированном значении, необходимо чтобы психика субъекта была так же «сподручна» ему.

  Рефлексия, в первоначальном качестве, выявляется как базовая гомеостатическая тенденция, основанная на переработке материала, поступающий из внешней и из внутренней среды. Данный материал затрагивает внутренний мир человека, в связи с чем активизируется «горнило» рефлексии, благодаря которой этот самый материал должен быть усвоен [14]. Рефлексия является индикатором, показывающий весь масштаб и детализацию того ментального пространства, на который налагается новый материал. Она есть то средство, благодаря которому присваивается «полезная» и отбрасывается «бесполезная», либо же вовсе опасная для психического равновесия информация. Масштаб и детализация в свою очередь формируются обдуманностью, главным свойством которого является процесс сохранения нужной информации. По примеру с ручкой «подручность психического» есть её незаметность для человека. А вот когда она «ломается» под напором того же стресса, начинает «плохо» функционировать, вот тогда мы обращаем на неё внимание. Соответственно, при переводе экзистенциала «подручного» в область рефлексии, мы будем иметь, в качестве свойства, удержание стабильности работы психического, или иными словами «удержание подручности психического».

  Удержание «подручности психического» производится с помощью рефлексивной способности воспроизводства психологических защит. Психологические защиты выражают собственно бессознательные механизмы, стремящиеся к сохранению психического гомеостаза возможно долгое время.

   Злоупотребление «защитами» есть постоянное отрицание чего-то для человека негативного, в связи с чем образуется тенденция к защите.

   Тенденция к защите – вытесняющая способность выводить из внимания то, что возвращает человека к негативным (для него) переживаниям. «ТКЗ» способствует укреплению Я-концепции и избегания травмирующих ситуаций [15]. Понятно здесь то, что речь не идёт собственно о некоем травмирующем материале самого по себе, а напротив, процесс поддержания «подручного психического» предполагает настрой на отрицание.

   Наблюдение за тем как ведут себя другие является опорным пунктом для рефлексии своего поведения. Благодаря ей индивид отыгрывает дистанцию по отношению к собственной решительности и благодаря этому обретает и сохраняет способность к единению с другими. С другой стороны единение с окружающими людьми есть защитная тенденция видимость, под которой скрывается недоверие к ним [16, с.30]. И чем больше внутренне недоверие к окружающим, тем сильнее мыслительная активность по поддержанию психического гомеостаза. Ментальная парадигма рефлексии в таком случае имеет в себе набор поведенческих средств, находящихся в постоянной готовности за счёт установочной внимательности к ним со стороны индивида. Это приводит к тому что: 1) на уровне сознания производятся множество ассоциаций между тем что «отрицается», и тем что непосредственно воспринимается здесь и сейчас; 2) человек находится в постоянном физическом напряжении, порой даже не осознавая этого. Рефлексия, как средство поддержания психологических защит, оценивается как позитивный момент адаптации. Однако, здесь имеется двойственность такого средства. Она заключается в том что слишком большая степень рефлексивной работы приводит к неблагоприятным последствиям. Таким образом рефлексия, как процесс поддержания подручного, является воспроизводителем раннее сформированных психологических защит, для чего необходима произвольная саморегуляция.

   А.В. Карпов пишет: «Выраженная у личности способность рефлексивности во многом определяет уровень, стратегии и эффективность произвольной психической регуляции деятельности и поведения» [7]. Состояние рефлективности имеет активную операциональность за счёт охвата сразу нескольких аспектов реальности. Данные аспекты суммируют методы операции за счёт специфической модальности материала, присущего именно этому аспекту реальности. «Охват» производится за счёт интегративной функции «Я», чей гнозис рефлексии имеет дело с идеальной моделью как мира в целом, так и его частных топологий [17]. Таким образом экзистенциал «подручного», как рефлексивное состояние, есть ощущение контроля человеком самого себя и своего поведения.

    Настроенность (Befindlichkeit). Боязнь, волнение, чувство опасности и.т.д, может быть настолько насколько нам даёт это испытывать онтическое среди которого мы находимся. Онтическое оказывается пределом наших настроев вообще. Настрой полагает «задетость» чем-то, а это в свою очередь говорит о том, что происходящее в мире нас как-то касается в познавательном явлении как отражении. Явление нам даётся лишь тогда, когда мы находим себя настроенным на какую-либо область. Например, чувство страха обнаруживает определённую сторону мира (именно как страшный), а также и то что мы его боимся. Нам известно о том, что нам страшно из-за того что есть нечто в этом мире что нас страшит. А вот в случае хорошего настроения происходит открытость определённой стороны мира как нечто хорошего [13]. Изначально нейтральное воздействие мира окрашивается в положительное воздействие для того, кто настроен таким образом. М. Хайдеггер писал об этом следующее: «Настроенностью расположения экзистенциально конституируется мирооткрытость присутствия. В настроенности экзистенциально заключена размыкающая вручённость миру, из которого может встретить задевающее» [2]. В контексте нашей работы, настроенность полагает установку на открытие некоей области мира. Для лучшего разбирательства в этом вопросе давайте взглянем на теорию Д. Н. Узнадзе.  

   Д. Н. Узнадзе рассматривал человеческое поведение как определённое следствие заранее сформированных установок. Сама психологическая установка — это некоторое состояние подготовки и настроя, предполагающая, в качестве предтечи, сформированный опыт деятельности, влияющий на неё [18]. Тем самым психологическая установка есть накопительное свойство познавательного процесса, которое в свою очередь подкрепляет рефлексию выработанной установочной моделью, в связи с чем «настроенность» полагает «открытость» на ту сторону мира (как в малом, так и в великом) которая уже узнаваема. В противном случае, как «настраиваться» на то что не известно. Соответственно, при переводе экзистенциала настроенности в область рефлексии, мы будем иметь, в качестве свойства рефлексии, сформированную прошлым опытом психологическую установку.

    Рассматривая теорию Д. Н. Узнадзе мы должны заметить следующую деталь - установка есть выработанная привычка заряжать рефлексию сопровождающими негативными или позитивными представлениями, тем самым определяя её направленность [18]. В этом отношении мы имеет тут дело с проекцией Я-концепции на будущие события по принципу субъективной, логической импликации, в которой установлены такие её компоненты как «антецедент» и «консеквент». Каждый из них отображает ту настроенность на определённую сторону мира, которая и определяет «оттенок» процесса рефлексии. Например человек, будучи в плохом расположении духа будет обращать внимание, в процессе рефлексии, на негативные стороны жизни. А человек, пребывающий радостном расположении будет на позитивные стороны жизни. Субъективность здесь выражается в том, что точкой отчёта (антецедентом) является собственная активность человека. 

    Антецедент (причина) представляет собой вопрос в русле: «Если я поступлю так-то и так-то.... Если я выберу это. Или «если я поступлю таким образом» - данные примеры показывают то что индивид способен быть активным, способен быть причиной собственной активности. Напротив, «консеквент» (следствие) больше относится к будущему как таковому, в котором условия реализации активности выстроены относительным образом. Подобная относительность, включающая в себя долю неопределённости, достраивается Я-концепцией. Например, «консеквентом» могут быть убеждения о том, что «чтобы я не выбрал, как бы не поступил, следствием этого будет одно лишь разочарование». Иными словами, образ будущих следствий достраивает наша самооценка. Однако, здесь необходимо учитывать так же и то как будет воспринят будущий результат, как он будет интерпретирован. В зависимости от этого будет производится и соответствующее подобной интерпретации опытное научение.

  Исходя из вышесказанного мы видим, что экзистенциал настроенности, в контексте процесса рефлексии, есть выработанная привычка заряжать её негативными или позитивными представлениями в логической импликации.

 Обратим внимание на то что позитивные или негативные представления, сопровождающие процесс рефлексии образуются не на пустом месте, а на прочной основе мировозренческой позиции. Мировозренческая позиция формируется за счёт того, как именно человек относится к образующим его экзистенциалам и как он строит свой миропроект. М.П. Арутюнян говорит об этом так: «Именно мысль о связи экзистенциалов в философии М. Хайдеггера, на мой взгляд, имеет своё продолжение и развитие в качестве позиции «целостности экзистенциалов» в контексте онтологической и феноменологической рефлексии феномена «мировозрения» как атрибута человеческого бытия» [19.  с. 100]. Мировозрение полагает фиксированность неких сторон окружающего пространства с учётом их причинно-следственных связей, а значит предполагающая позицию антиципации ситуаций.

   Идём далее. А.В. Карпов пишет: «Рефлективность можно понимать, как реконструкция заранее заданного плана построения собственной мысли и как аналитическое умение выделять в этом плане его структуру, а затем объективировать их соответственно будущим событиям и с учётом имеющихся ресурсных возможностей для предвосхищения» [11]. Здесь автор определяет рефлексию через такой временной принцип как «перспективность».

  «Перспективность» рефлексии является одной из черт целостной психики с её ориентацией на будущие события с точки зрения настоящего положения вещей. Это в свою очередь предполагает контроль над жизненными ситуациями, основные компоненты которых вплетены в когнитивную схему человека и закреплены в вероятностных стратегиях его будущего поведения. Данный «контроль» придаёт уверенность за счёт построения объективной модели будущего, в котором с большей долей вероятности возникающие потребности будут удовлетворены [17]. При этом, усиленный контроль над будущими результатами есть «забег вперёд». «Забег вперёд» является средством тревожной подготовки - образного представления о результате исходя из ряда психологической настроенности. Настроенность выражает собою ту призму, через которую индивид предполагает (субъективизм) или располагает (объективизм) будущее. Таким образом экзистенциал «настроенности» как рефлексивное состояние есть антиципация будущих событий в соответствии с тем чем именно подпитана настроенность. 

 Итак. Мы рассмотрели экзистенциалы заботы, подручности, настроенности в их рефлексивном эквиваленте (кроме «заброшенности»). Следует напомнить, что всё это разворачивается в контексте не подлинного Dasein, нагромождённого словами, вещами, людьми, бегством в повседневность (alltaglicheit). Однако, для того чтобы разорвать цепь рефлексии - этой служанки повседневности, нужно прибегнуть к такому экзистенциалу как ужас (Angst).

  Ужас уводит почву у нас из под ног заставляя оцепенеть в полной немоте перед лицом абсолютного конца. В таком положении нам становится безразличны всё обыкновенное или необыкновенное мирское. То, что ещё секунду назад составляло фокус нашего внимания, теперь становится эфемерной «пустышкой» не имеющей никакой субъективной цены [13]. Ужас снимает какую бы то ни было рефлексию так как производится поворот к ничто. Бытие к смерти как радикальная возможность «не быть» обнажает перед людьми как их заброшенность так и другие экзистенциалы, а вместе с ними и обезличенность несобственного существования, поскольку смерть всегда личностна и для каждого индивидуальна/интимна. Более того, выбирая бытие к смерти человек тем самым обнажает радикальную для своего бытия свободу между быть собой или же не быть собой [20, с.138]. Экзистенциалы, формирующие повседневность выбрасываются «наружу» из-за чего мы способны их видеть, как объекты, а значит мы как субъекты деятельности остаёмся пустыми в бытии к смерти так как оставили всю ту направленность к онтическому, что хоть как то нас касалось.

   В неаутентичном экзистировании Dasein конституирует вокруг себя некую смысловую топику через присущие ему экзистенциалы. Первоначально в «топику» попадает всё то что значимо а уже потом всё то что менее значимо. Это смысловое пространство строится Dasein в ходе повседневной деятельности [1, с.553]. «Смысл» – это включение частной предметности сознания в общую «картину мира». Смысл создаёт связь между ними, без которой ни предметность сознания, ни эта «картина» не могут быть поняты. Но, не стоит забывать то, что неаутентичный Dasein, погружаясь в повседневность пытается сформировать любые смыслы в том числе и те, которые со временем становятся самодостаточными. Самодостаточность смысла есть его отрыв от «почвы» опыта, а значит становящийся «симулякром» [21, с. 91]. Впрочем, рефлексия есть та «почва» на которой взращиваются всякие смыслы.

    Внутреннее распределённое внимание и опредмеченный экзистенциал    

  Выше мы взглянули на экзистенциалы Dasein через их рефлексивный эквивалент. Казалось бы, на этом следует закончить данную работу. Однако, ограничится лишь одним переводом некоего «А» в некое «Б» значит не закрепить в должной мере то что было сказано выше. Почему? Потому что рефлексивный эквивалент экзистенциалов показан нами в уже некоей динамике, то есть уже состоявшейся, без учёта того как они закреплены и репродуцированы в психике. И это важно, так как без последних рефлексия как таковая теряет всякую силу и становится бесплодна, а значит рефлексивные эквиваленты экзистенциалов не имеют основы. Поэтому мы займёмся этим вопросом здесь – совершить следующий шаг «распутывания» экзистенциалов.

  Сохраняя положение неаутентичного Dasein, мы должны понять, каким образом экзистенциалы, выраженные через рефлексивный эквивалент, показывают себя сознанию. Для этого нам нужно выполнить следующие задачи:

1) Обозначить связующее/удерживающее звено всей рефлексивной деятельности;

2) Обозначить то, каким образом материал рефлексии репродуцируется в психике.

  Для выполнения первой задачи мы должны обратится к психологическим теориям такой объёмной когнитивной сферы как внимание, поскольку без данного психического процесса исключается любая произвольность, в том числе и ментальная.

   Внимание — это избирательная направленность восприятия на тот или иной объект. Оно, будучи направленным на внешний объект, структурирует сопутствующие ей прочие познавательные процессы [22]. Касательно этого Э. Титченер писал, что внимание не представляет из себя самостоятельного психического процесса, так как не может проявляться вне других процессов, таких как восприятие, память, мышление и. т. д. Мы внимательно или невнимательно слушаем, смотрим, думаем, делаем [23, с.28].

  С другой стороны внимание, в акте рефлексивной активности, направленно и во внутренний мир человека, с теми же сопутствующими познавательными процессами, но однако в несколько иной форме так как имеется иной объект внимания. Как отмечал В.Д. Шадриков, «рефлексия характеризуется теми же способностями, что и способности познания объективного мира, но они приобретают специфические черты, определяемые предметом познания» [24, с.30].

    В повседневном обиходе под внутренним вниманием понимается контроль психических процессов и состояний, выражающиеся в вегетативных реакциях и поведении. Однако мы должны пойти гораздо дальше и взглянуть на эту функцию с позиции системности.

    Вспомним все выделенные нами свойства, процессы и состояния рефлексии выведенные из экзистенциалов.

  Свойства: поиск восполнения имеющейся недостаточности; удержание стабильности работы психического; психологическая установка.

 Процесс: обработка симптомов и причин психической напряжённости (стресса); психологические защиты; сопровождение рефлексии негативными или позитивными представлениями.

 Состояние: дифференциация; ощущение контроля человеком самого себя и своего поведения; антиципация будущих событий.

 Для связывания/удержания таких «топологий» рефлексии потребуется не просто внутреннее внимание, а внутреннее распределённое внимание – способность человека удерживать одновременно некоторое количество абстрактных объектов, различающиеся по своим видам [25, с.83–85].

  Каждый «луч» распределённого внимания, в акте рефлексии, направлен на свой предмет, отображающий какой-либо экзистенциал, или, другими словами опредмеченный экзистенциал.

 Опредмеченный экзистенциал («оэ») – это какой-либо предмет носящий в себе тематическое ядро определённого экзистенциала в восприятии человека.

  Например, опредмеченным экзистенциалом «заботы» может выступать всё то в чём мы ощущаем недостаток, будь то недостаток в какой-нибудь вещи или же в психологическом подкреплении.

  Например, опредмеченным экзистенциалом «подручности» может выступать всё то что нарушает стабильную работу психического аппарата или же наоборот, подкрепляет его.

    Например, опредмеченным экзистенциалом «настроенности» может выступать всё то что подкрепляет психологическую установку.

    Каждый опредмеченный экзистенциал («оэ») является локальной областью рефлексии, в общей сложности формирующее пространство внутреннего распределённого внимания. В эту зону, в различном соотношении (на что указывает сам акт рефлексии) попадают лишь те «оэ», имеющие для человека устойчивую или ситуативную значимость в соотношении с тем что менее значимо. К примеру Д. Канеман рассматривал внимание с точки зрения ресурсной базы психики. Соответственно распределённость внимания определялось им как насыщение ресурсами сначала наиболее важных вещей, требующих внимания, в то время как на второстепенные выделяется остаточный ресурс [26]. Н.Н. Ланге писал о том, что внутренне внимание как таковое базируется на содержательном аспекте сознания. При этом главный эффект внутреннего внимания состоит в том, что определённое представление занимает господствующее положение в сознании, отвергая при этом другие представления [27, с.138]. Это говорит о том, что при внутреннем распределенном внимании не бывает такого чтобы все «оэ» были зафиксированы, так как в качестве доминирующего фактора во внутреннем восприятии присутствует определённый «оэ», требующий для себя большей внимательности, в то время как второстепенные «оэ» находятся хотя и в скрытой форме, но всё же могущие в случае необходимости дополнять, либо же вовсе сменить основной «оэ».

 Мимоходом подчеркнём, что человек не «робот», не холодное, только лишь рефлексирующее бытие. Напротив, человеческая жизнь буквально пронизана таким видом непосредственного реагирования как эмоция. У человека эмоции порождают определённые переживания, например переживания удовольствия, неудовольствия, страха и. т. д. Они являются ориентирами субъективных реакций, с задействованным внутренним вниманием/рефлексией.

 Внутренне распределённое внимание всегда должна сопровождаться уровнем произвольной внимательности посредством эмоциональной сферы человека. На это указывает теория Т. А. Рибо. Между эмоциями и произвольным вниманием он усматривал особенно тесную зависимость, обусловленную тем, что причиной по которой человек произвольно направляет внимание, может быть некое эмоциональное отношение к объекту. Эмоция является избирательной функцией, ставящей на передний план всё то что является для человека эмоционально-значимо и уже на второй план всё то что эмоционально менее значимо [28, с.297-300].

    С другой стороны, какая бы динамика не происходила в поле внутреннего внимания, всё же следует учесть то обстоятельство, что в процессе рефлексии, материал содержащийся в ней, предоставляется вовсе не как полноценное понятие требующее для себя большего произвольного внимания, а как-то иначе, «прозрачнее» и «быстрее». Данный тезис отражает переход к выполнению второй задачи - обозначить то, каким образом материал рефлексии репродуцируется в психике.

    Опредмеченный экзистенциал и психические феномены Ф. Брентано

   С нашим повествованием в этом вопросе соприкасается психогнозия Ф. Брентано (1838-1917). В своей работе «Психология с эмпирической точки зрения» он разработал концепцию интенциональности с помощью которой субъект способен улавливать образы представлений воспринимаемых предметов. Отметим что речь идёт о представлениях в рамках чистого сознания. Чистое сознание обусловливает то что субъект сталкивается не с объективными предметами, а с психическим отношением (Darstellung) к этим предметам. Он утверждал, что: «Весь мир наших явлений делится на два больших класса – класс физических и класс психических феноменов. Всякий психический феномен характеризуется тем, что называется интенциональным (или же ментальным) внутренним существованием предмета, и что мы, хотя и в несколько двусмысленных выражениях, назвали бы отношением к содержанию, направленностью на объект, или имманентной предметностью. Любой психический феномен содержит в себе нечто в качестве объекта, хотя и не одинаковым образом. Тем самым мы можем дать дефиницию психическим феноменам, сказав, что это такие феномены, которые интенционально содержат в себе какой-либо предмет» [29].

    Ф. Брентано вводит следующие признаки «психических феноменов»:

    Признак первый: все психические феномены являются актами;

    Признак второй: все психические феномены суть представления;  

    Признак третий: все психические феномены схватываются внутренним восприятием;

    Признак четвёртый: все психические феномены очевидны и «прозрачны»;

    Признак пятый: все психические феномены обладают индивидуальностью;

    Признак шестой: всем психическим феномены обладают как интенциональным, так и действительным существованием;

    Признак седьмой: все психические феномены являются как единства [29].

    Идея о психическом феномене для нас очень важна, так как она соответствуют нашей мысли о том (повторим) что в процессе рефлексии, материал содержащийся в ней, предоставляется вовсе не как полноценное понятие требующее для себя большего произвольного внимания, а как-то иначе, «прозрачнее» и «быстрее», то бишь как психический феномен.

   Беря в расчёт выше-представленные принципы психических феноменов, отметим, что во внутреннем распределённом внимании, при рефлексии, каждый акт психического феномена отражает соответствующий опредмеченный экзистенциал. Более того, внутренне распределённое внимание априори содержит в себе интенциональный акт о котором было сказано выше, ибо согласны с тем что психический феномен без него невозможен.

    В другой работе «Классификации психических феноменов» Ф. Брентано все психические феномены дифференцирует на представления, суждения и «душевные деятельности». Обратимся лишь к первому элементу. Представление является субстратом всей жизни психического. Только в представлении обнаруживается «исходный» тип интенционального отношения к объекту. Все другие психические акты обусловлены представлением как условием своей возможности [30]. Соответственно, при внутреннем распределённом внимании психический феномен, не отображает лишь одну грань опредмеченного экзистенциала. Напротив, психический феномен, как представление, с необходимостью сопряжён с другими психическими актами, в общей сложности выражающие цельность познаваемого опредмеченного экзистенциала.

  Отметим, что Ф. Брентано наделяет психический феномен особым познавательным статусом. Это значит, что такой феномен преподносится нашему взору исключая какую-либо ошибочность на свой счет; этот объект для нас открыт и полностью доступен; он относится к гносеологической «прозрачности» интенционального объекта [29]. Очевидность и «прозрачность» (четвёртый признак) психических феноменов возвращает нас к началу повествования. Там было сказано что рефлексия всегда работает по принципу репродукции выработанной ментальной парадигмы. «Парадигма» проявляет себя в те моменты когда активируется рефлективность. В контексте «заброшенности» это показывает нам то, что человек, сталкиваясь с миром, уже имеет при себе набор кристаллизованных когнитивных конструктов для понимания онтического. Таким образом очевидность и «прозрачность» психических феноменов рефлексии возможны только потому, что человек находит себя уже присутствующим, уже заброшенным.

  Каждый психический феномен является локальной областью психического, в общей сложности формирующее тематическое пространство внутреннего внимания. Оно, это пространство, в качестве объёма имеет сформированные опытом предметы внутреннего внимания, корреляты которых находятся вне сферы познавательной деятельности.

   Обратим внимание на тезис, отстаиваемый Ф. Брентано в работе «О многозначности сущего по Аристотелю»: «Единственное, что может обозначить интенциональность, – это «реально» существующие вещи. Мы утверждаем то, что наше мышление имеет предметом лишь реальное. Это приводит нас к допущению о гораздо большим многообразии психических отношений, отображающее единое целокупное образование сознания» [31]. Многообразие психических отношений возвращает нас к мысли о том, что психический феномен, как представление, с необходимостью сопряжён с другими психическими актами, в общей сложности выражающие цельность познаваемого опредмеченного экзистенциала.

     Заключение

   «Распутывание» абстракта экзистенциалов через их рефлексивный эквивалент показало нам то, что в рефлексии экзистенциалы выражаются самим фактом человеческого присутствия в мире, так как онтическое, задействованное в ней, тематическим образом показывают всю «заброшенность», «озабоченность», «подручность», «настроенность» и. т. д.

  Мы увидели, что рефлексия отображает через себя само «нутро» экзистенциала и показывает тематическим образом всю «заброшенность», «озабоченность», «подручность», «настроенность» и. т. д. Это выражается в том, для чего она используется. Иными словами, экзистенциалы предстают перед нами не как абстракт экзистенциальной философии, а как то, что непосредственно, и в полной понятности приложимо к нашей обыденной жизни в акте рефлексии. «Понятность» отображена нами в психических феноменах, данные в теории Ф. Брентано. Примечательно то, что психические феномены, через индивидуальный, субъективный образ, показывают саму связь субъекта с экзистенциалом в акте рефлексии.

  Факт того что мы способны встретится с онтическим, говорит о том что рефлексия, ровным счётом как и психический феномен, возможны из-за того что Dasein экзистирует неаутентично, ибо в противном случае поворот в аутентичность нивелирует какое бы то ни было сущее, неспособное противостоять небытию.

 Ограниченность человеческого существования требует постоянного восполнения. Стремление к восполнению показывает то, что человеческое существо само по себе ограниченно и нуждается в постоянной подпитке жизнедеятельности – нужно проявлять активность и взаимодействие со средой чтобы не умереть, снова и снова. Поэтому, находясь во состоянии заброшенности человек, помимо того, что уже имеет в себе определённый когнитивный багаж, первым делом ощущает себя как существо с потребностями. Потребности заставляют человека бесчисленное количество раз искать путь к удовлетворению. Состояние заброшенности давит на человека самим показом того мира, в котором нужно постоянно и постоянно о чём-то заботится в физическом и психологическом плане с целью восполнения имеющейся недостаточности.

 Психологический аспект заботы реализуется стремлением человека сохранять стабильную работу психического аппарата возможно долгое время, или иным словами сохранять подручную работу психического аппарата.

  Необходимо подчеркнуть, что «озабоченонсть» и «подручность» в эквиваленте рефлексии, обусловлены страхом, тревогой, чувством опасности и незащищённости отдельно-взятого человека среди онтического. Онтическое есть предел наших настроев вообще, и не только в плане установки на открытие мира с какой-то определённой стороны, но и в плане антиципации будущих событий.

    В общей сложности перевод экзистенциалов в рефлексивный эквивалент вовсе не делает их слишком психологичными, как это могло показаться исходя из материала текста. Напротив, они сохраняют за собой тот ореол способа существования Dasein, введённый М. Хайдеггером, и это важно, поскольку реструктуризация, изменение экзистенциалов в нечто иное означало бы реконструировать и самого человека в нечто иное.

    Литература

1. Фалеев, Е.В. Хайдеггер // История философии / под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова, Д.В. Бугая. – М., 2005. – С. 544-557.

2. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. с нем. В. В. Бибихина.  5-е изд. М.: Академ. проект, 2015. 460 с.

3.Тимохин Н. В. Философские категории и экзистенциалы: сравнительный анализ // Знание. Понимание. Умение. 2014. № 4. С. 309–315.

4. Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии / М.К. Мамардашвили // О человеческом в человеке / под ред. И.Т. Фролова. - М., 1991. 251 с.

5. Больнов, О. Ф. Философия экзистенциализма. СПб: Лань. 1999. 224 с.

6.Толстая С.В, Бондаренко О.В. Анализ понятия рефлексия в психологической литературе //      Проблемы современной науки и образования. 2017. №33. С. 60-65.

7. Карпов А. В. Психология рефлексивных механизмов деятельности. Монография. М.: Институт психологии РАН, 2004. 424 с.

8. Сартр Ж.П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989. С.319-344.

9. Карпов А.В. О понятии метакогнитивных способностей личности // Психология интеллекта и творчества / под ред. А.Л. Журавлева, М.А. Холодной. – М., 2010. – С. 35–46.

10. Нолен-Хексма С., Виско Б.Э., Любомирский С. Переосмысление руминации // Перспективы психологической науки, 2008. № 5. С. 400–424.

11. Карпов А. В., Скитяева И. М. Психология метакогнитивных процессов личности. М.: ИП РАН, 2005. — 352 с.

12.  Леонтьев А.Н.  Деятельность. Сознание.  Личность.  М.: Политиздат, 1975. 304 с.  

13. Михальский К. Логика и время. Хайдеггер и современная философия / Пер. с польск. Е. Твердилова. — М.: Территория будущего: (Университетская библиотека Александра Погорельского), 2010. 422 с.

14. Гримак Л.П. Психология активности человека: психологические механизмы и приёмы саморегуляции. – Москва; URSS, Либроком 2018. 368 с.

15. Старшенбаум Г.В. Психосоматика и психотерапия. Исцеление души и тела. - М.: Феникс, 2018. 352 с.

16. Марков, Б. В. Положительные и отрицательные экзистенциалы человека / Б. В. Марков // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2017. С. 23-30.

17. Дружинин В.Н. Ушаков Д.В. Когнитивная психология. М: ПЕР СЭ, 2012. 473 с.

18. Узнадзе Д.Н. Психология установки - СПб: Питер, 2001. 416 с.

19.Арутюнян М.П. Понятие целостности экзистенциалов в фундаментальной онтологии Мартина Хайдеггера / М. П. Арутюнян // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. - 2017. - Вып. 3. - С. 99-104.

20. Силенин И.А. Смерть как эксплицирующий свободу экзистенциал в философии М. Хайдеггера / И.А Силенин // Сборник статей по итогам научно-практической конференции с международным участием. -  Проблемы философии: история и современность. 2018 г. С. 136-138.

21. Даренский В. Ю. Онтологические и антропологические аспекты «герменевтического круга» // Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 2. С. 88–97.

22. Величковский Б.М. Когнитивная наука. Основы психологии и познания. – М: Смысл, 2016. 436 с.

23. Титченер, Э. Внимание // Хрестоматия по вниманию / под ред. А.Н. Леонтьева, А. А. Пузырея, В. Я. Романова. Москва. -1976.  С.26-49.

24. Шадриков В.Д. Мысль, мышление и сознание // Мир психологии. – 2014. – № 1. – С. 17–32.

25. Купцова О.В. Внимание как особый психический процесс // Проблемы современной науки и образования. - 2017. С. 83–85.

26. Канеман, Д. Внимание и усилие / под ред. А. Н.Гусева. - Москва: Смысл, 2006. - 287 с

27. Ланге Н.Н. Теория волевого внимания // Хрестоматия по вниманию / Под ред. А.Н.Леонтьева, А.А.Пузырея, В.Я.Романова. М., 1976. С.138.

28. Психология внимания. Хрестоматия по психологии / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романова. М., 2001. С. 297-300.

29. Брентано Ф. Психология с эмпирической точки зрения // Брентано Ф. Избранные работы / Пер. с нем. В. Анашвили. М.: Дом интеллектуальной книги, 1996.

30. Лобастова В.А. Опыт классификации феноменов сознания в дескриптивной психологии Ф. Брентано / В.А. Лобастова // Международное научное периодическое издание по итогам международной научно-практической конференции. – Философия / Общие вопросы философии. №123. 2017 г. С. 166-169.

31. Брентано Ф. О многозначности сущего по Аристотелю [Текст] / Франц Брентано; перевод с нем. Н. П. Ильина; [предисл. Р. А. Громова]. - Санкт-Петербург: Институт «Высшая религиозно-философская школа», 2012. 243 с.