Совершенно справедливая постановка вопроса, чтобы знать, что собственно делаешь, когда называешь свое дело "философией". Ну, и чтобы не путаться с мистикой и мифологией.

Как показывает история, сохраняет свою культуру и исторически развивается только тот народ, в котором есть философия, и в котором она не подменяется ни эзотерикой, ни политической, ни церковной, ни националистической идеологией. 

Практичность философии в частности состоит в ее методологическом и для наук, и вообще для любого дела характере. С XX века она – методология антропологических исследований, наук о духе или о культуре, то есть, социальных и гуманитарных наук. И она же лежит в основе любого грамотно начатого предприятия.

Философия имеет методологическое значение потому, что она выражает родовую природу самого человеческого разума, а ее внутренняя структура соответствует структуре познания и практики, и определяет тот ракурс, под углом которого ученый воспринимает и познает свою предметную область, а предприниматель начинает бизнес. Здесь, конечно, имеется в виду не заказ на проведение исследовательских или практических работ. Философия выражает такое направление познания, в каком человек вообще способен познавать, и этим очерчивает границы научной работы, а предприниматель оценивает осмысленность и перспективность дела. Она как бы определяет пространство, где научное исследование возможно, а наука заполняет это пространство конкретными знаниями. Это – очень широкое пространство, и оно непрерывно расширяется, но в каждый отдельный момент, оно не является бесконечным. Очерчивая его, философия создает контекст, необходимый для понимания и осмысления знаний и результатов труда.

Поясню, например, помимо науки, философия – единственная форма рационального познания, и когда наука попадает в кризис, когда она вынуждена пересматривать основания своей картины мира, ей просто приходится обращаться к философии за идеями, потому что иного варианта нет. В условиях кризиса ее собственные методы перестают срабатывать так, как этого хотелось бы, их применение резко увеличивает вероятность ошибки. И ученые это делают, либо обратившись к философским трудам, либо самостоятельно. Даже физики с математиками и биологами вспоминают название основного труда И. Ньютона и смиряются. Э. Мах, Н. Бор, А. Эйнштейн, И. Пригожин, А. Пуанкаре, К. Саган, Э. Шредингер, С. Курдюмов, С. Капица, К. Лоренц, В. Моисеев, Н. Винер, Д. Нейман, А. Тьюринг и множество других начинают свои теории с очень грамотных философских рассуждений. Даже те, кто как Р. Фейнман не переваривает философию, вынуждены выступать с вполне философскими лекциями о характере физических законов.

Вплоть до того времени, пока наука строго и однозначно не определила своего места, задач и границ, и там, где она до сих пор их не определила и не установила различие между собою и философией, каждый крупный ученый – создатель новой теории или нового подхода – осознавал себя одновременно и как философ, например, в литературоведении – М.М. Бахтин, в истории – Л. Февр, М. Блок, А.Я. Гуревич, в психологии – К.-Г. Юнг, З. Фрейд, Э. Фромм, К. Ясперс, С. Жижек, Ж. Лакан, в этнологии – В. Пропп, К. Леви-Стросс, в социологии – К. Маркс, П. Сорокин, М. Вебер и т.д.

Наука так или иначе опирается на опыт. Когда появляются принципиально новые проблемы, опыта попросту нет, либо он крайне недостаточен из-за неопределенности и неустойчивости предметной области, из-за недостаточного для обработки и обобщения числа фактов. Тогда науке и приходится обращаться к философии, так как это единственная, помимо нее, форма рационального познания, какая есть в человеческом распоряжении. А что делать, если новые идеи не высчитываются аналитически, а рождаются только в философском мышлении, предназначенном для определения смысла!? Аналитически образуется лишь формальный дискурс логических суждений и математических выводов, но их еще надо понять.

Философия, конечно, очень субъективна, но когда исчерпывается ресурс научных идей, некогда заложенных опять-таки ею в распадающуюся картину мира, она способна предложить еще полсотни новых взглядов. Из них сорок девять, может быть, окажутся ошибочными, но одна позволяет преодолеть кризис. Пятьдесят идей, это конечное число, каждую из них легко превратить в научную гипотезу и проверить, та, которая подтвердится, становится основой будущей научной картины мира. Подтвердившаяся идея методологична уже тем, что направляет познание строго в одну сторону. Философия не создает научных методов и в принятом смысле не является познанием, например, природы, это – рациональная форма ориентации ученых в неизвестной реальности, самопознание и самоопределение их мышления, позволяющее ему существовать. Но она – методологична в плане определения целей, а конкретные методы наука разрабатывает для себя сама.

Обращение к философии диктуется еще и тем обстоятельством, что, сознавая ее необходимость, сегодняшнее гуманитарное образование в России, тем не менее, по-прежнему исходит не из современного состояния философии, а из советского диалектического материализма. А он лишь частично приспособлен для того, чтобы выступать методологией, и то, главным образом, позитивного познания. Традиционный диалектический материализм СССР даже в естествознании справляется сегодня не во всех областях. И тем более, он не пригоден в социальных и гуманитарных науках. В нем попросту нет необходимого инструментария, например, понятий «разум», «рациональность», «воля», «свобода». Точнее, они рассматриваются, но, по преимуществу, в контексте т.н. «зарубежной философии». Материалистической же позицией, классовым подходом, теорией формации и законом единства и борьбы противоположностей в советской трактовке, основополагающими для унаследованного нами диалектического материализма, многое не объясняется.

Философия является органичной для человеческого разума. Когда человек разумно мыслит, он поневоле философствует. Происходит это потому, что человек – существо, занятое каким-нибудь делом. Для того чтобы действовать, необходимо знать: что, как, зачем делать. Философия представляет собою ту сферу разума, какая выдвигает именно эти конструктивные для деятельности идеи и позволяет понимать абстрактные знания.

В обыденных делах профессиональная философия не нужна, там достаточно житейского философствования. Но бывают такие проблемы, с какими человечество сталкивается впервые, и ни у кого нет опыта и знаний, необходимых для их решения. К относятся, например, проблемы глобализации, международного терроризма, особенно государственного, изменения климата, искусственного интеллекта, виртуальной реальности, смены пола, пересадки органов, клонирования, эвтаназии и т.п. На сегодня попросту нет достаточного материала для научного решения проблемы генномодифицированных продуктов, где последствия могут сработать через поколения, а эксперименты на дрозофилах и крысах как-то не убеждают. Нет достаточного материала для четкого вывода о влиянии смены пола на психику, на дальнейшую судьбу, и вообще, на срок жизни. Идеи и ориентиры, необходимые при решении проблем, принципиально новых для самой родовой природы человека, разрабатывает философия.

Выдвигая идеи, философия решает несколько задач, необходимых для функционирования науки и практики.

Во-первых, ее идея представляет собою их основной стратегический ориентир. Это не столько точная и однозначная цель, подобная мишени для стрелка, сколько направление, горизонт перспективного познания. В рамках очерченного горизонта наука сама определяет конкретные предметы, задачи, получает знания и предлагает собственные программы практической деятельности. Границы же горизонта познания определяются картиной мира и философской идеей, лежащей в ее основе.

Во-вторых, философская идея очерчивает горизонт интерпретации, то есть, пространство, в рамках которого существуют взаимосвязанные друг с другом научные знания. В деталях структура такого горизонта тоже разрабатывается науками. Однако это пространство необходимо, чтобы полученные знания можно было интерпретировать и понимать, то есть, наполнить их ценностным содержанием, смыслом и значением. Интерпретировать и понимать, это значит, получить новое знание и поместить его в контекст культурно-исторической эпохи, в рамки сложившегося типа субъективности и рациональности или иного, необходимого для понимания, пространства, чьи границы определяются философской идеей.

Так, факт в гуманитарных науках может быть интерпретирован множеством разных способов, в том числе и с точностью до наоборот. Например, было ли восстание декабристов спасительным или разрушительным для тогдашней России, является ли октябрьская социалистическая революция продолжением февральской, является ли она самостоятельной революцией или это вообще контрреволюционный переворот? Что такое 90-е гг. XX в. для России: время формирования основ буржуазного строя, демократии и среднего класса, или это время должно было завершиться неизбежным распадом страны? Выступает ли в психологии бессознательное неспособностью сознания говорить о самом себе, или это особая структура психики, находящаяся за пределами сознания и наполняющая его независимым от него содержанием? Ответы на такие вопросы носят оценочный характер и зависят от философии, выражающей определенную субъективность или точку зрения. Поэтому историческая наука нуждается в разных концепциях философии истории с разными субъективными позициями: психологической науке требуется философия психологии, филологической науке – философия языка, философия литературы и т.д., а юридической науке – философия права.

В-третьих, философская идея неотрывна от частного разумного мышления человеческого индивида. Благодаря этому совпадению идеи с мыслящим индивидом осуществляется редукция научного знания к личному экзистенциальному опыту, позволяющая получать представление о человеческом смысле знания и понимать его, а не просто теоретически интерпретировать.

В-четвертых, сама идея представляет собою парадигму, то есть, некоторый образец, ориентируясь на который, наука получает ясный ответ на вопрос, что значит для нее познавать.

Например, для того, чтобы научное мышление научилось различать знание и понимание, необходимо было, чтобы философия первой поставила перед собой такую задачу. Чтобы в XVII веке появился, наконец, ответ на вопрос, как можно познавать природу, Р. Декарту надо было провести философскую аналогию между нею и башенными часами и сформулировать: природу надо изучать так же, как мы бы изучали любой механизм. Чтобы наука научилась строго формулировать свои законы, потребовалась философская теория пространства и времени. Чтобы появилась цивилистика, нужна была философская идея цивилизации, а чтобы родилась психология, необходимы многовековые философские исследования души, сознания, разума и т.п.

В-пятых, философия, это – язык, на котором такие идеи обсуждаются.

И, наконец, в-шестых, это – коммуникации, организующие сообщество, где подобные идеи рассматриваются, и это – само философское сообщество, переплетающееся с научным, но независимое от него.

Таким образом, философия разрабатывает стратегические для научного познания и для самоориентации субъектов идеи, именно этим она и выполняет задачу методологического основания науки и практики. А отсюда вытекает и ее способность рационально конструировать мировоззрение, ставить и решать смысложизненную проблематику. С этим же связана и величайшая опасность для философии быть поглощенной науками, искусствами, религиями или попасть в зависимость от власти, от оппозиционных политических сил и превратиться в идеологию.

Проще говоря, философия изучает, да, но не человека самого по себе, и не мир сам по себе, а место и роль человека в мире, и ее проблематика, куда бы ее не занесли абстракции, это как человеку жить в этом мире по-человечески.

И ее методология легко редуцируется к тром положениям:

1. Видеть вещи такими, каковы они есть;

2. Думать о том, каковы они, почему такие и какими должны быть;

3. Понимать то, что видишь и о чем думаешь.

Исторически от философии отпочковывались и продолжают отпочковываться конкретные науки. Поэтому можно поставить вопрос так: что останется от философии в итоге этих отпочкований?

На мой взгляд, останется вопрос о месте и роли маленького человека в необозримо большом мире. Этот вопрос детализируется  в формулирование предельных оснований миропонимания (впереди фронта научных знаний), формулирование человеческих ценностей, формулирование научной парадигмы.

Я слышал высказывание, по моему, директора института философии (какого-то), что задача философии - проблематизировать очевидное, само собой разумеющееся. Соответственно, роль философии повышается в кризисные времена, когда рушится старое миропонимание.

Сейчас рушится классическое (обыденное) миропонимание. Выход - осваивать синергетическое миропонимание с признанием самоорганизации в качестве источника сложности мира.