философ бесполого Тела

Аватар пользователя Дмитрий Косой
Систематизация и связи
Онтология
Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 

Мистические доводы и положения философа: "Весь мир – это пульсация некоторых этнических процессов", "мы и берём от народа язык, культуру, мы мыслим себя", "изменение формы коллективной идентичности – это вопрос принципиальный для любого общества", "от того, кто мы, как мы себя определяем, зависит практически вся наша жизнь", "традиционные ценности – это православие, монархия, народность", "в отношении нашего народа надо говорить не какие мы, а каким мы должны быть", "Наш народ живёт мечтой, преодолением, верой, любовью", "бремя великой миссии настолько нас обязывает, что может раздавить". Философский абсурд: "Прежде чем создаётся нация, появляются националисты","сейчас у нас в России нет буржуазной нации","нации как таковой в политическом смысле в России нет","традиционное общество не может быть придуманным", "Свобода – это определённый идеал Рима, это свойство полноценного греческого гражданина", "Свобода была очень конкретным социальным понятием", "традиционное общество не знало субъекта, индивидуума", "применила к новому субъекту, индивидууму", "различие, с которого начинается мышление. Оно начинается с разделения одного и другого" , "православие – это очень чистая вера".

Н. ДАЛМАТОВА: Недавно обсуждали тему национальной солидарности. Насколько вам близка эта сфера?
А. ДУГИН: Это очень важный вопрос, потому что на самом деле определение человека, индивида через коллективную принадлежность к какой-то общине – и чаще всего эта община этническая, народная, культурная, историческая, национальная, цивилизационная – составляет фундаментальную проблему вообще всей истории человечества. Отсюда войны и альянсы, не только плохое, но и хорошее, отсюда расширение определённых этнических или национальных образований, наоборот – их сужение или изоляция. Весь мир – это пульсация некоторых этнических процессов.
Индивидуум, конечно, тоже в этом участвует, но он в значительной степени черпает своё содержание именно из этноса, из нации, из цивилизации. Поэтому мы и берём от народа язык, культуру, мы мыслим себя, потому что мы принадлежим к исторической общине, поэтому вопрос о солидарности или, наоборот, распаде этой солидарности, или изменение формы коллективной идентичности – это вопрос принципиальный для любого общества. Он стоит не только сегодня.
Наша идентичность, идентичность русского народа, формируется на разных исторических этапах через солидаризацию с другими группами. На первом этапе с Византией, потом с Золотой Ордой, и наоборот – с десолидаризацией, например, противостоянием католическому западу. Эти процессы – консолидирование, смена этой коллективной идентичности – помогают выковывать народное самосознание. Поэтому вопрос национальной солидарности или, наоборот, десолидаризации имеет принципиальное значение.
Н. ДАЛМАТОВА: Сейчас он, наверное, стоит особенно остро?
А. ДУГИН: Он стоит остро всегда. Просто всегда. Если мы посмотрим на историю любого народа – и европейского, и восточного, и африканского, и азиатского – он всегда стоит предельно остро. Потому что в зависимости от того, кто мы, как мы себя определяем, зависит практически вся наша жизнь.
Если мы русские и утверждаем свою русскость, мы сразу же приобретаем огромное наследие культурной идентичности. Мы становимся в поток времени, причём очень специфического времени. Мы становимся в одну из рек. Представим себе, что мы определяем себя как христиане. Река становится шире. Теперь мы говорим, что мы, например, татары. Если мы татары или чеченцы, у нас будет другая река, и её извилистые повороты составляют нашу идентичность. В 90е годы нам пытались предложить такую идентичность, что мы – часть западно-европейской культуры, часть глобального запада или глобального мира. Это ещё один океан, который нас чуть было не смыл. Потом мы сделали шаг назад, в сторону нашего русского моря, или русского континента.
Н. ДАЛМАТОВА: Александр Гельевич, рассматривая и понимая национальную солидарность как процесс, хотелось бы понять, что может быть точками сборки в этом процессе? Вы перечислили пространственные и географические аспекты, задели религиозные. А в текущем моменте какие могут быть точки сбора: внутренние и внешние факторы?
Как один из вариантов предложу, например, формирование национальной солидарности перед лицом внешней угрозы. Это, наверное, очень сильный, эффективный фактор. А какие внутренние точки сбора могут быть для нас очень вескими сейчас?
А. ДУГИН: Вы знаете, Бенедикт Андерсон, один из крупных специалистов по проблемам национализма, говорил, что нация это imagined community, то есть, воображаемое сообщество. Прежде чем создаётся нация, появляются националисты. Это очень интересное замечание. Это можно воспринимать критически, это можно воспринимать нейтрально, но сам он имел в виду лишь одно: нация, во-первых, это современное явление, оно связано с политической самоорганизацией общества в эпоху буржуазных революций и после. Наций до буржуазных революций, с точки зрения социологии, не существует. Существуют другие средневековые формы объединения, которые более сложны, чем нации. Вот этим нациям, которые формируются в новое время, в эпоху просвещения в буржуазном мире с буржуазными революциями, предшествует появление националистических доктрин.
Н. ДАЛМАТОВА: Может быть, развитие таких националистических идей – это всего лишь этап?
А. ДУГИН: Конечно этап. Этап к их преодолению и переходу к индивидуальной идентичности в гражданском обществе. Западное общество так и развивалось: они разрушили органическую, или сословную солидарность средневековья, создали искусственное национально-буржуазное общество именно на основе национализма. На это ушло лет триста европейской истории, вот этих кровавых националистических войн между imagined community Франции, Германии, Италии, и весь XX век. И потом на западе, после того, как исчерпался потенциал буржуазных наций, начался переход к наднациональным государствам типа Евросоюза.
Мы находимся в каком-то смысле в стороне от этого процесса, поэтому сейчас у нас в России нет буржуазной нации. Сейчас мы стоим перед очень интересной развилкой: либо вообще не идти по пути этого национализма, проскочить его, и сразу войти в гражданское общество в 90-е годы, просто раствориться в глобальном мире, который свёрстан по западному образцу – это одна версия, так считают либералы. Эта форма – некоторое решение. Национальная солидарность по сути дела отрицается как национальная, утверждается общечеловеческая, глобальная, либо такая частичная, общеевропейская, общезападная солидарность. Это ответ на национальную проблему либералов. Есть вариант создания буржуазной нации. Это наш, современный, имеющий разные версии, русский национализм, который утверждает российскую нацию. Он может быть и российским, он может быть и еще более агрессивным – русским – но это искусственная конструкция, потому что нации как таковой в политическом смысле в России нет.
У нас было довольно средневековое общество до 17-го года, которое сразу же перешло в совершенно новую индустриальную фазу при большевиках, где опять же нация считалась до этого позади, до 17-го года национальное строительство было впереди, после 17-го – позади. У нас толком нация существовала в эпоху февраля, её пытались построить с февраля 1917 по октябрь. До этого её ещё не было, а после 1917 объявили, что уже буржуазных наций нет. Поэтому мы не видим этой нации, и сейчас наши националисты предлагают её строить. Российскую нацию, русскую нацию, которой просто исторически не было. Были народы, были различные этнические группы. И вот строительство нации – это ещё одна версия. Кто-то предлагает, в частности я больше склоняюсь к этой модели, евразийскую идею построения некоей новой империи. Здесь мы не пытаемся уйти от средневековья, а наоборот утверждаем, как говорит, например, Бердяев, новое средневековье. То есть мы сохраняем этнос, народ, и утверждаем великую политическую державу, империю.
Н. ДАЛМАТОВА: Это ваши ценности, это то, что вы вкладываете в это понятие.
А. ДУГИН: Подождите, традиционное общество не может быть придуманным. Не может такого быть, например, что я называю традиционным обществом что-то одно, а Петров называет что-то другое.
Н. ДАЛМАТОВА: Но так и получается: у нас не могут договориться, что понимать под традиционными ценностями.
А. ДУГИН: У нас традиционные ценности – это православие, монархия, народность. Это единственный набор традиционных ценностей. Мы можем учесть, кстати, что в нашей стране, которая была, есть и, надеюсь, будет империей, а не национальным государством и не либерально-гражданским обществом, кроме русских православных людей, составляющих ядро этой империи, проживают также представители других этносов и других конфессий. И конечно, когда они слышат про православие, монархию, народность, они ёжатся, потому что традиционное общество в их понимании – это не совсем то, что считаем мы, русские люди, создатели и творцы вместе с этими народами этой империи.
Н. ДАЛМАТОВА: Примем звонок. Добрый день!
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Господин Дугин, у нас официальной, но непровозглашённой, идеологией является антисоветизм. Вы пропагандируете то же самое. Хотите затолкнуть народ в царскую империю, но у нас народ – атеисты. Все голосования об этом говорят. Не получится у вас ничего.
Н. ДАЛМАТОВА: Спасибо. Александр Гельевич, вам есть чем ответить?
А. ДУГИН: Эта женщина меня убила. Она очень основательная. Грамотно выступила.
Н. ДАЛМАТОВА: Без комментариев?
А. ДУГИН: Без.
Н. ДАЛМАТОВА: Хорошо. Буря эмоций в сообщениях от наших слушателей на вашу реплику по поводу традиционных ценностей. «Традиционные ценности цивилизации родила Великая французская революция – свобода, равенство и братство. Что, вы думаете, важнее для человека?» И ещё одно сообщение: «Варварство, дикость и невежество – наша традиционная ценность. Это данность».
А. ДУГИН: Есть нормальное научное понятие – традиционное общество. Свобода, равенство и братство в той форме, в которой они были провозглашены Великой французской революцией, а до этого европейским масонством, это на самом деле очень специфическое преломление действительно специфических европейских ценностей, связанных с Римом, с определёнными этапами Греции. Но самое главное, чем эти ценности отличаются от ценностей традиционного европейского средневековья и античности, это то, что они прилагались к новому субъекту. Этого субъекта нового времени, субъекта эпохи Просвещения, никогда не существовало раньше. Это был индивидуум. Вот в чём дело.
Раньше, когда люди говорили о свободе и равенстве, а равенство – совсем современная вещь, в отличие от свободы. Свобода – это определённый идеал Рима, это свойство полноценного греческого гражданина, который всегда оппонировал несвободе. Что такое свободный гражданин? Это значит, что человек не раб. Были рабы и по сравнению с ними были свободные. Свободные определялись как не рабы. Отсюда свободное искусство, потому что у аристократии была возможность заниматься искусством, в то время как у рабов не было такой возможности. Свобода была очень конкретным социальным понятием.
Братство – тоже совершенно специфическая ценность, которая в рамках этнических сообществ и некоторых корпораций или монашеских и рыцарских орденов было общим законом, но за пределами этого братства – бенедиктианского, доминиканского или тамплиерского – оно теряло свой смысл. Французская революция, эпоха модерна взяла эти разношёрстные термины и в контексте интеллектуального европейского масонства применила к новому субъекту, индивидууму. Это была совершенно новая идея. Поэтому, если мы можем говорить о том, что есть традиционное понимание, толкование термина свобода, есть традиционное, уже совсем другое понимание термина братство.
Но чтоб говорить о равенстве, это тоже, например, равенство перед Богом, христианское, религиозное понятие – равенство. Все эти термины, по сути дела, могут быть интерпретированы как традиционные. Но в том контексте, в котором мы их сегодня употребляем, они имеют отношение к новому времени, к эпохе Просвещения, к эпохе, когда эти понятия, применявшиеся ранее, на предыдущих этапах, к разным формам идентичности, в том числе, чаще всего, коллективной идентичности, стали применяться к индивидууму. Тогда они стали означать свободу индивидуума, равенство всех индивидуумов между собой и братство всех индивидуумов.
Эта масонская триада на самом деле является, именно из-за того, что применяется к индивидууму, в первую очередь, который стоит в центре как носитель этих свойств, которые были провозглашены основой политической, идеологической, мировоззренческой и социальной модели нового времени, это была полная противоположность традиционным ценностям. И именно традиционное общество не знало субъекта, индивидуума. Традиционное общество знало формы коллективной социальной идентичности. Эти традиционные ценности для либералов – либеральные, но они не традиционные с социологической точки зрения, они являются ценностями модерна, противостоящими традиционным ценностям. А традиционные ценности для России я уже назвал.

Н. ДАЛМАТОВА: Продолжая разговор о традиционных ценностях: то, что вы перечислили – православие, народность, монархия – неужели сюда нельзя вписать свободу и равенство?
А. ДУГИН: Нет.
Н. ДАЛМАТОВА: Тогда мы не сможем это принять?
А. ДУГИН: Я предлагаю тем, кто за свободу, равенство и братство в масонско-либеральном понимании Европы нового времени, выбрать чётко. Вот это либерально-буржуазная республиканская повестка дня, я её разделяю, мне она нравится, и я буду следовать ей. Тот, кто стоит за традиционными ценностями, которыми являются православие, монархия и народность, говорит: «Вот это я выбираю, и этому я буду следовать».
Те, кому нравится и то, и то, не в своём уме. Они ещё не совершили дистинкцию, различие, с которого начинается мышление. Оно начинается с разделения одного и другого. Как только мы сказали, что вот одно, а вот другое, мы начали мыслить. Если у нас они сливаются, мы в конечном итоге создаём такую неудобоваримую, несъедобную кашу, в которой больше ничего не понимаем.

Каждая эпоха даёт определённые вызовы, определённые стандарты. Я полагаю, что говорить об эффективности современного российского государственного аппарата – это скорее из области шутки, нездоровой такой. Я не понимаю, в чём этот аппарат эффективен. Но в любом случае, я не думаю, что монархия и православие в первую очередь, хотя православие точно не должно решать вопросы мусора и армии, а вот монархия – для того, чтобы сохраниться, чтобы держава была крепкой и независимой, свободной в этом смысле, свободной от чужеземного господства. В первую очередь, именно монархия должна быть озабочена созданием той армии, которая требуется для сохранения и укрепления суверенитета, свободы и независимости государства. Поэтому мне представляется, что православие действительно не имеет к этому отношения, хотя православие – это очень чистая вера.

Н. ДАЛМАТОВА: Какие мы? Следующий вопрос не кто мы, а какие мы. Сейчас скажу очень примитивно: немцы пунктуальные, итальянцы эмоциональные, французы влюбчивые. А русские какие?
А. ДУГИН: Мы богоносные. Мы святые, мы должны быть святыми. Мне кажется, что в отношении нашего народа надо говорить не какие мы, а каким мы должны быть. Мы очень моральная нация. Мы всегда говорим не о том, какие мы есть. Мы смотрим не на то, какие мы сейчас, а каким мы должны быть. И в этом отношении даже простой кривоватый, трусоватый мужичонка мыслит себя русским героем. И он таким становится, когда приходит критическая ситуация.
Наш народ живёт мечтой, преодолением, верой, любовью. Каждый русский больше, чем он сам индивидуально. Наш народ больше, чем наше население. Это очень тонкая черта. Правильно, кто-то эмоционален, кто-то пунктуален, а кто-то богоносный. И вот это наше внутреннее качество не меняется на протяжении веков. Оно оформляется то в крестьянской форме, даже в советское время мы считали себя носителями новой идеи, новой идеологии, справедливого устройства социально-политического.
Н. ДАЛМАТОВА: А это не слишком высокомерно звучит?
А. ДУГИН: Вы знаете, быть богоносным – это не только пользоваться плодами собственной святости, это ещё огромная ответственность, это огромное искушение, это, по большому счёту, и трагедия, потому что нести на себе бремя великой миссии настолько нас обязывает, что может раздавить. Я не думаю, что мы, русские, воспринимаем нашу богоносность и богоизбранность как только некоторое разрешение наслаждаться или радоваться.
http://rusnovosti.ru/posts/382541 Дугин: В системе ценностей России нет места равенству и братству

Связанные материалы Тип
вера как понятие Дмитрий Косой Запись
диалектика как стремление к смерти Дмитрий Косой Запись
бесполое Тела по Бодрийяру Дмитрий Косой Запись
писатель и толпа Дмитрий Косой Запись
политический юмор Дмитрий Косой Запись
Фуко. Власть и интеллектуалы Дмитрий Косой Запись