история как кризис
почему нельзя представить что "истории" нет, и что сам феномен истории можно рассматривать как кризис, а поначалу понять что такое "кризис", где его можно увидеть, и потом уже браться за истоки. Обращаться в прошлое может только индивид, а не учёные знатоки, толпа, а значит и кризис у него. Если взять политика, то он живёт одним днём, а значит про "кризис" он может только рассказывать, но к кому можно отнести его сказки про кризис, только к нему одному, и тогда зачем париться остальным. Если взять романиста, ему важна толпа которая ему внимает, а значит он описывает "себя" в толпе. История имеется только у индивида, а не у толпы, притом всякая, какую выберешь, а истории чего-то единого вне индивида не существует, например государства, которое здесь и сейчас если, и для всех. Историю отдельных институтов государства рассматривать можно, это почему-то никому не интересно, тем более чиновникам раздувающим великое прошлое, чтобы затуманить мозги в жалком настоящем. Политик и чиновник всегда в кризисе при либерал-фашизме, так как не себе они и принадлежат, а толпе, которая вне времени, и всегда здесь и сейчас, и поэтому идут всегда замеры рейтинга вождя. Вождь опирающийся на толпу всегда заискивает перед ней, а его холуи в свою очередь перед вождём, и поэтому продаются портреты вождя для любого ответственного чиновника для помещения на стенку. Путин называет это Вертикалью, тогда как это обычное чинопочитание, на котором стоит империя. Вертикаль противоречит иститутам государства, так как чиновник это горизонтальная структура, а Вертикаль ведёт только к смешению полномочий, а значит к неуправляемому хаосу, что в РФ и имеем. Если Путин сам холуй [толпы], то разумеется видит и кругом таковых, и это естественно, а подсказать ему некому, что он смешно выглядит, если все соглашаются в эту игру садо-мазо отношений играть. Чиновник в вертикальных отношениях с законом, а не с людьми, как думают Путин и его холуи, и понятно откуда корни всего этого безобразия, столетиями в России выживала только община, но та община была проиводственной, а сейчас жулики уже ею прикрываются, как и либеральными идеями. Российские люди на удивление свободные и независимые в отличие от западных, но идеи мешают им, и это говорит о том, что с ними работают опытные мозговеды, школа коммунистическая в них сильна. Почему в некоторых странах и старались очистить ряды чиновников от влияния прошлого, у нас нет.
современный кризис концепции единой истории, а также вытекающий из него кризис идеи прогресса и конца современности, порождается не только переменами теоретического порядка – например, той критикой, которой был подвергнут историцизм девятнадцатого века, – идеалистический, позитивистский, марксистский в своих основах. Произошло нечто другое и значительно большее: "примитивные" народы, т.е. те, которые рассматривались в этом качестве, – народы, колонизируемые европейцами во имя очевидного права более "высокой" и более развитой цивилизации, – взбунтовались и фактически сделали проблематичной единую, централизованную историю. Европейский идеал человечества предстал лишь как один из идеалов среди других. Этот идеал не обязательно плох, но его нельзя пытаться, не совершая насилия, представить как истинную сущность человека, каждого человека. Наряду с завершением колониализма и империализма был и другой важный фактор, который явился определяющим для размывания идеи истории и для окончания современности: это пришествие общества коммуникации.
Перехожу теперь ко второму пункту, который относится к "прозрачному обществу". Перехожу, соблюдая некоторую осторожность: выражение "прозрачное общество" здесь вводится с вопросительным знаком. Говоря это, я намереваюсь утверждать следующее:
а) в рождении общества постмодерна решающая роль принадлежит масс-медиа;
б) масс-медиа характеризуют это общество не как общество более "прозрачное", больше осознающее себя, более "просвещенное", но как общество более сложное, даже хаотичное; и, наконец,
в) именно в этом относительном "хаосе" коренятся наши надежды на эмансипацию.
В действительности, увеличение наших информационных возможностей по отношению к самым различным аспектам реальности делает все менее понятной саму идею одной-единственной реальности. Возможно, в мире масс-медиа осуществляется "пророчество" Ницше: реальный мир в итоге превращается в сказку. Если у нас и есть идея реальности, то, исходя из нашего существования в ситуации позднего модерна, реальность ни за что не может быть понята как объективная данность, которая находится поверх или по другую сторону образов, преподносимых нам масс-медиа. Как и где мы можем достичь реальности "в себе"? Реальность для нас является скорее результатом переплетения (contaminazione, "заражения" в латинском смысле) многочисленных образов, интерпретаций, реконструкций, которые, конкурируя между собой, и, во всяком случае, без какой-либо "центральной" координации, распространяют масс-медиа.
Тезис, который я собираюсь предложить, сводится к тому, что в обществе масс-медиа вместо идеала свободы, построенного по модели самосознания, которое бы себя целиком объяснило, вместо полной осведомленности субъекта о том, как все есть на самом деле (будь этим осведомленным Абсолютный Дух Гегеля или, в соответствии с мыслью Маркса, человек, не являющийся более рабом идеологии), – в том обществе постепенно осуществляется идеал свободы, основанный скорее на колебании, множественности и, в конечном счете, эрозии самого "принципа реальности".
Человек сегодня может, наконец, понять, что совершенная, полная свобода – это не свобода в понимании Спинозы; она не заключается – как об этом всегда мечтала метафизика – в знании необходимой структуры реальности и в приспособлении к ней. Напротив, здесь целиком раскрывается значение философского учения таких авторов, как Ницше и Хайдеггер; оно воплощено в том, что они нам предлагают инструменты для понимания освобождающего смысла завершения современности и свойственной ей идеи истории.
Ницше показал, что образ реальности, устроенной в соответствии с некоторым разумным основанием (призма, через которую метафизика всегда рассматривала мир), есть всего лишь "успокаивающий" миф человечества, еще примитивного и варварского: метафизика – это еще дикий способ реагировать на ситуацию угрозы и насилия; по сути, стремление овладевать.
В обществе всеобщей коммуникации и множественности культур встреча с другими мирами и формами жизни выглядит не столь умозрительно, как это было у Дильтея: "иные" возможности существования реализуются на наших глазах, они-то и представлены многочисленными "диалектами" или даже культурными универсумами, к которым открывают нам доступ антропология и этнология. Жить в этом многообразном мире означает иметь опыт свободы, ощущать его как непрекращающееся колебание между причастностью и потерянностью. [...]
Но в том и заключена проблематичность свободы, что мы сами еще недостаточно хорошо знаем, как себе ее представлять. От нас требуется усилие, чтобы помыслить колебание как свободу: все еще коренится в нас – и в индивидах, и в обществе – тоска по замкнутым горизонтам, угрожающим и обнадеживающим одновременно.
Философы-нигилисты – такие как Ницше и Хайдеггер (но также и прагматисты, например, Дьюи или Витгенштейн) – пытаются сообщить нам способность улавливать этот опыт колебания мира постмодерна, видеть в нем шанс (chance) нового способа быть гуманными. Они показывают, что бытие не обязательно совпадает со стабильным, неизменным, постоянным, но связано с событием, согласием, диалогом, интерпретацией.
Перехожу теперь ко второму пункту, который относится к "прозрачному обществу". Перехожу, соблюдая некоторую осторожность: выражение "прозрачное общество" здесь вводится с вопросительным знаком. Говоря это, я намереваюсь утверждать следующее:
а) в рождении общества постмодерна решающая роль принадлежит масс-медиа;
б) масс-медиа характеризуют это общество не как общество более "прозрачное", больше осознающее себя, более "просвещенное", но как общество более сложное, даже хаотичное; и, наконец,
в) именно в этом относительном "хаосе" коренятся наши надежды на эмансипацию.
В действительности, увеличение наших информационных возможностей по отношению к самым различным аспектам реальности делает все менее понятной саму идею одной-единственной реальности. Возможно, в мире масс-медиа осуществляется "пророчество" Ницше: реальный мир в итоге превращается в сказку. Если у нас и есть идея реальности, то, исходя из нашего существования в ситуации позднего модерна, реальность ни за что не может быть понята как объективная данность, которая находится поверх или по другую сторону образов, преподносимых нам масс-медиа. Как и где мы можем достичь реальности "в себе"? Реальность для нас является скорее результатом переплетения (contaminazione, "заражения" в латинском смысле) многочисленных образов, интерпретаций, реконструкций, которые, конкурируя между собой, и, во всяком случае, без какой-либо "центральной" координации, распространяют масс-медиа.
Тезис, который я собираюсь предложить, сводится к тому, что в обществе масс-медиа вместо идеала свободы, построенного по модели самосознания, которое бы себя целиком объяснило, вместо полной осведомленности субъекта о том, как все есть на самом деле (будь этим осведомленным Абсолютный Дух Гегеля или, в соответствии с мыслью Маркса, человек, не являющийся более рабом идеологии), – в том обществе постепенно осуществляется идеал свободы, основанный скорее на колебании, множественности и, в конечном счете, эрозии самого "принципа реальности".
Человек сегодня может, наконец, понять, что совершенная, полная свобода – это не свобода в понимании Спинозы; она не заключается – как об этом всегда мечтала метафизика – в знании необходимой структуры реальности и в приспособлении к ней. Напротив, здесь целиком раскрывается значение философского учения таких авторов, как Ницше и Хайдеггер; оно воплощено в том, что они нам предлагают инструменты для понимания освобождающего смысла завершения современности и свойственной ей идеи истории.
Ницше показал, что образ реальности, устроенной в соответствии с некоторым разумным основанием (призма, через которую метафизика всегда рассматривала мир), есть всего лишь "успокаивающий" миф человечества, еще примитивного и варварского: метафизика – это еще дикий способ реагировать на ситуацию угрозы и насилия; по сути, стремление овладевать.
В обществе всеобщей коммуникации и множественности культур встреча с другими мирами и формами жизни выглядит не столь умозрительно, как это было у Дильтея: "иные" возможности существования реализуются на наших глазах, они-то и представлены многочисленными "диалектами" или даже культурными универсумами, к которым открывают нам доступ антропология и этнология. Жить в этом многообразном мире означает иметь опыт свободы, ощущать его как непрекращающееся колебание между причастностью и потерянностью. [...]
Но в том и заключена проблематичность свободы, что мы сами еще недостаточно хорошо знаем, как себе ее представлять. От нас требуется усилие, чтобы помыслить колебание как свободу: все еще коренится в нас – и в индивидах, и в обществе – тоска по замкнутым горизонтам, угрожающим и обнадеживающим одновременно.
Философы-нигилисты – такие как Ницше и Хайдеггер (но также и прагматисты, например, Дьюи или Витгенштейн) – пытаются сообщить нам способность улавливать этот опыт колебания мира постмодерна, видеть в нем шанс (chance) нового способа быть гуманными. Они показывают, что бытие не обязательно совпадает со стабильным, неизменным, постоянным, но связано с событием, согласием, диалогом, интерпретацией.
- Дмитрий Косой
- Для комментирования войдите или зарегистрируйтесь
Философский штурм | Совместное философское творчество © 2006-2014
Сайт представляет собой площадку для функционирования философского интернет-сообщества, участники которого заинтересованы не только в индивидуальном, но и в коллективном философском творчестве.