Для философии, — лучше, для антифилософии, раз философия одержима проблемой наличного бытия, а не возможного, — ваше осмысление права первой ночи как акта трансгрессивности — это оправдание предысторического бытия человечества, которое, вероятно, и должно быть изучаемо в приоритетном порядке. «Половой акт всегда осмысляется как злодеяние, и в браке и вне брака, — он в особенности таков, когда речь идет о девственнице, и всегда до какой-то степени таков, когда совершается впервые ‹…› установился обычай просить о дефлорации сеньора ‹…› Сексуальная деятельность, по крайней мере установление первого контакта, явно считалась запретной и опасной…». Вряд ли господствующие теории удостоят внимания эту тему. Тенденции таковы, что из брошенных вавилонов собственной метафизики академический дух устремился к конкретике и теперь вместо поиска первоначал мира занят интерпретацией экономики, социума, научных открытий. Прежде философию пытались — и с успехом — сделать служанкой религии. Теперь философия, чувствуя брошенность, заискивает у царствующих «прогрессивных» наук: физики, социологии, бионики и т. д. Зачем? Для оправдания и себя, и толкуемого мира, подвергаемого сомнению как перспективного. У обречённого бытия и его толкователей нет задачи важней, чем доказывать состоятельность.

Между тем из многозвучных цивилизационных «упорядоченных сложностей» философии, может, стоит вернуться к первоячейке, к обществу двоих с его, так сказать, экономиками, науками и политиками, — то есть к отношениям мужчины и женщины, то есть к сексуальным отношениям, которые всегда табуировались культурным миром как взрывоопасный фундамент цивилизации, коснуться которого Фрейду благосклонно позволили в качестве целителя психических недугов цивилизации, но не позволили в качестве метафизика?

Внимание к гендерным отношениям можно рассматривать как движение в правильном направлении, составляющем верные, а возможно, единственно верные миссии философских забот. Отсюда исследования Д. Косого в сфере сексуального не представляются досужими на фоне якобы серьёзных философских проблем. Один тот факт, что сексуальность, собственно, и производит мыслящие субъекты, указывает на её верховенство в кругу прочего. Фромм говорил о «либидозной структуре» общества, значит единственная плодотворная и насущная реформа общества может быть только реформой сексуального (но не политики, экономики и другого). В этой связи ревизия сексуального и акцент на эротизме Д. Косого не только правомочны, но и желательны, если мы заинтересованы в переходе цивилизации к жизнетворчеству, а не к стеснению жизни.

В нашу эпоху, когда девство признано патологией, крайне интересен, с нашей точки зрения, упор автора на феномене девственности, рассматриваемой в перспективе древнего «права первой ночи». Вполне уместно отойти ещё дальше, в предысторический период.

Предысторическим бытием примем рай, основанный на таком фундаментальном признаке, как миф (в значении пафос), в отличие от того бытия, где правит логос и каковое создано логоцентричным мышлением, исходящим из ограниченного числа постулатов и аксиом и приобретшим форму последовательности выводимых одна из другой теорем, при которой истинность каждой обеспечена формальным характером доказательств, применяемых в ходе её дедукции, считал Ж.-П. Вернан.

Там, в раю, свидетельствует патристика, эротизм присутствовал вне зависимости от женщин. И секса как полового раздела не было. «Девство царило», «девство господствовало в раю». Преп. Иоанн Дамаскин, бесспорный авторитет православия и католицизма, считал, что человек был создан в девстве и девство с самого начала было в природе человека. Известна замечательная мысль его, что «в раю обитало девство» и что если б Адам не пал, Бог «мог размножить род человеческий другим способом». Значит, у Адама и Евы в райском, не падшем, состоянии была совершенно иная, не как теперь, анатомия. Ева вообще переводится «Жизнь» и видеть в ней современный физиологический и телесный тип женщины, как в Адаме видеть современный тип мужчины, — невежество. По мнению гениев патристики, которые были глубокими духовидцами, в момент грехопадения произошёл чудовищный, сравнимый с падением на землю кометы, противоестественный акт. Грехопадение есть великая катастрофа, говорится в «Духовных беседах» преп. Макария (IV век). Человек утратил, пишет преподобный, «достояние своей природы, чистое, прекрасное, созданное по образу Божию. Во-вторых, и сам образ…» Адам лишился естественной своей сущности и вида. Сталось падение в «мимоестественное состояние», вторит в «Наставлениях» авва Дорофей (VI век). Об утрате первозданной богоподобной природы знал Максим Исповедник, настаивавший, что человек в самом себе должен снять искажение тварного естества, сам в себе должен преодолеть раздел полов, поскольку в своём предназначении он един.

Что касается метаморфоз в мышлении, то Максим Исповедник начало мутации человека усматривал в потере цельности, в раздвоении человеческой воли. Бл. Диадох, епископ Фотии в древнем Эпире, уточнял, что в грехопадении ум Адама «соскользнул в двойственность знания» (дихотомия нашего мышления). Надо признать, Максим Исповедник и бл. Диадох под раздвоением воли понимают познание «зла» и «добра». Соскользнувший в двойственность ум Адама стал усматривать «зло», ясно же, не в себе. Окружала Адама Жизнь, метафора Евы. Сочтённая «злом», она и подверглась правке Адамом. В итоге возник женский тип с грудями (объём груди для питания детей не важен), с влагалищем (для своего удовлетворения и для воспроизводства генотипа, отвечающего грехопадным воззрениям). Чем была и как выглядела первозданная Ева-Жизнь, какой была в естественном состоянии, неизвестно. Не менее важно воцарившееся в результате потери девственности сознания субъект-объектное мышление на бинарных оппозициях, которое сделалось препятствием для поисков мысли и которое подвергается слому в новейших философиях.

Произведённая в грехопадении революция мышления привела к тому, что девять десятых мозга (данные от науки), стеснённого Сциллой-Харибдой «добра» и «зла», не мыслят (мыслить, собственно, — предикат рая). Девственность же преследуют, хотя именно половой строй с его этически-эстетической шорой и провоцирует атрофию мозга. Именно половая мысль (половина) из абсолютной сделалась относительной, занятой только тем, что понято. Мозг сексуальный есть половинный. Девственный мозг знал Истину.

Невероятно? Как сказал мудрый, иной раз следовало б видеть не только чтó есть, но чего нет и не было. Ведь в нашем противоестественном бытии всё наоборот и как раз то, что мнится невероятным, — подлинно, а реальность вокруг — как раз условность, мнимость и неестественность. Отголоски сломавшего рай переворота — в феномене стыда. Женщины и мужчины с давних пор прикрывают половые различия — срамные органы — фиговыми листками. Казалось бы, что скрывать части тела — естественные части тела? Скрывают преступное и постыдное. Неестественное. В нас, верно, осталась память о первозданном и о предпринятой Адамом уродливой ломке, родившей то, что называют женщиной и мужчиной и их субъект-объектное падшее мышление.