Мерло-Понти как мыслитель
любая философия идущая не от индивида априори провальная, и Мерло-Понти ухватился за тело не подумав, а существует ли оно, или это совершенно пустое понятие, ведь и труп можно назвать телом. Само тело как понятие и возникло в связм с принятым "духом", а значит зачем преодолевать дуализм, пусть остаётся, если кому-то интересно религиозные идеи развивать, и зачем им воздух перекрывать. Конфуций правильно сказал про фантазии религиозные, зачем их развивать если человека не знаем. Вера в существование тела также религиозная, а человек может представить себя только "отдельным", и отсюда начинать развивать мысль о чём угодно, как возник, и как дошёл до "состояния" сейчас уже индивид. «Тело — это наш общий способ обладания миром» - обладать тем, в чём живёшь - абсурдная мысль, и "общий способ" разве существует, если есть индивид, философ отрицает значит его наличие. Видимо философ мыслил мир как Дарвин, считая его средой обитания, что легкомысленное видение, и это верный признак почему индивид не занимал этих учёных, что объясняется влиянием либерализма. «ни слово, ни смысл слова не конституированы в действительности сознанием» - и здесь ошибка, разве сознание что-то значит, если оно закрыто как и "человек" от философа, а не учёного, само сознание может что угодно конституировать, что пустота для философа, если это вне мышления, и мышление разумеется отличается от сознания, одно абстрактное, а другое конкретное для индивида, а значит только их взаимодействие определяет способности мыслителя, а не каждое отдельно взятое, и например Гегель достаточно небрежно высказался о Конфуции, что и связано с этим непониманием. Мерло-Понти также увлекается теориями вне связи с конкретикой, и отсюда провалы этого мыслителя, и как бред имеем: «Мое тело — это то сигнификативное ядро, которое проявляет себя как общая функция».
Прежде всего, в XX веке стерто различие между духом и телом, преодолен дуализм в трактовке человека и признано, что человеческая жизнь «всегда опирается на тело». Восстановив и углубив понимание тела, философская антропология видит в нем то, что сообщает миру бытие. «Мое тело — это ось мира», — подчеркивает Мерло-Понти. Каждый из моментов опыта человека является уникальной и интегральной целостностью, которая коренится в теле как целостности. Тело оказывается тем первичным перцептивным полем и средством сообщения с миром внешних объектов, который служит «неявным горизонтом нашего опыта». Мерло-Понти вводит понятие «телесной схемы», которое призвано описать структуры синтеза нашего телесного опыта. Она выстраивается на протяжении детства и выступает некоторой целостностью, предшествующей опыту (пространственно-временному, интерсенсорному, сенсорно-моторному и др.) и делает возможным синтез восприятий. Эта схема — «всеобъемлющее осознание моего положения в интерсенсорном мире». Восприятие собственного тела задает и восприятие пространства: «Не обладай я телом, пространства для меня не существовало бы». Пространство — коррелят тела, его движений, сенсорно-моторных реакций. Его нельзя трактовать как пространство представления, коренящегося в деятельности мышления. «Тело — это наш общий способ обладания миром». Его фундаментальная роль обнаруживается в первичном опыте жестов и в формировании мира значений в двигательных навыках и актах. Оно-то и становится ядром культурного мира: «Мое тело — это то сигнификативное ядро, которое проявляет себя как общая функция». Описание тех значений, которые формируются в двигательных навыках и актах, привело Мерло-Понти к трактовке тела как выражения и речи.
Вторая тема, ставшая предметом антропологии в XX веке, — пересмотр взаимоотношений между сознанием и языком. Язык перестает быть просто инструментом или средством сообщения значений, существующих самих по себе в сфере сознания. Этот пересмотр Мерло-Понти связывает с литературой и поэзией начала XX века, с сюрреализмом в частности. Новый гуманизм «больше не превозносит человека в противоположность его телу, разум—в противоположность языку, ценности—в противоположность фактам». Мерло-Понти критикует интеллектуалистскую концепцию языка, для которой слово лишено внутренней действенности и является лишь внешним знаком внутреннего сознания. Для него язык — это «принятие субъектом позиции в мире его значений». Мысль нельзя противопоставлять языку как нечто внутреннее внешнему. По словам Мерло-Понти, мысль не существует вне мира и вне слов. Речь и мир «взаимно проникают друг в друга», смысл включен в речь, и речь есть внешнее существование смысла. Жест и речь преображают тело, превращают его в одушевленное, в тело-мысль, в тело-интенцию. Смысл зарождается в живом теле, в его жестах, движениях, телесном, перцептивном опыте и распространяется на весь мир. Тело Мерло-Понти трактует как актуальность феномена выражения. То, что было допредикативным единством воспринимаемого, становится вербальной презентацией и интеллектуальной сигнификацией. Роль тела в феноменах восприятия рассмотрена Мерло- Понти в «Феноменологии восприятия». Феноменологический анализ установок сознания реализует лозунг Э. Гуссерля — «Вернуться к самим вещам». Этот лозунг Мерло-Понти отождествляет с возвращением к миру, который дан до знаков, до рефлексивных определений сознания, к допредикативной жизни сознания, к описанию, которое исключает и рефлексивный анализ, и научное объяснение. Если классическая философия и психология были интеллектуалистскими и усматривали в рефлексии сущность сознания, противопоставляя внешний и внутренний мир, то феноменология исходит из имманентного опыта, в котором решающее значение имеет тело. Рассмотрение последнего как одного из объектов, характерное для механицистской физиологии, согласно Мерло-Понти, «решающий момент в генезисе объективного мира», но «всего лишь момент в конституировании объекта». Сознание трактуется им как деятельность проектирования, которое воспринимает объекты как среду своих действий и опирается на эти действия. Необходимо преодолеть разрыв между телом как физиологическим механизмом, психическими функциями и сознанием как бытием для себя. Тело играет основополагающую роль не только в первичном перцептивном опыте, но и в языке. В противоположность интеллектуа- листским трактовкам языка Мерло-Понти подчеркивает, что «ни слово, ни смысл слова не конституированы в действительности сознанием» . Поэтому он отказывается от универсалий языка. «Смысл слова — не результат некоего отождествляющего синтеза, а определенная модуляция моего тела в виде бытия в мире, его всеобщность — это не всеобщность идеи, но всеобщность поведенческого стиля, который "понятен" моему телу, поскольку оно есть способность вырабатывать поведение». Смысл слова дан в его употреблении в контексте определенной ситуации. Но это еще не объясняет универсальность смысла. В этом пункте Мерло-Понти говорит о «всеобщности мира как типологии», о некоем безмолвном сознании, которое охватывает говорящий мир и в котором слова обретают конфигурацию и смысл, о безмолвном cogito, которое предшествует всякой философии, познает себя в пограничных ситуациях, о всеобъемлющем и неартикулированном схватывании мира. Эти, как отмечает сам Мерло-Понти, «загадочные положения» свидетельствуют о том, что феноменологическое описание возвращается к тому, что ранее им было подвергнуто критике, — к трансцендентальному сознанию, к допущению cogito, первоисходного Я, некоего тотального проекта, некоей логики мира, к «невидимому развертыванию конституирующего Мышления».
В статье «Косвенный язык и голоса безмолвия» эта идея, допускающая некое безмолвное сознание, становится «идеей изначального текста», безмолвного текста, скрытого за эмпирическим языком. Подвергнув эмпирический язык редукции, следует «обнажить нити безмолвия», осмыслить различные виды безмолвствующего искусства — искусства движений тела и живопись. Эти искусства являются первичным выражением, первичной деятельностью, которая «вживляет смысл в то, что его не имело» — в движение тела, в холст, в краски и т. д. Сравнение языка с безмолвными формами выражения — жестами, танцем, живописью — приводит Мерло-Понти к утверждению, что голоса живописи — это голоса безмолвия.
Итак, в феноменологической антропологии были подняты две темы, ставшие объектом философского исследования: роль тела в опыте человека и язык как выражение опыта и сознания человека. Экзистенциализм также тематизировал эти структуры бытия человека в мире, названные им экзистенциалами в противоположность категориям классической философии.
https://www.sci.house/filosofiya-obrazovaniya-scibook..
Вторая тема, ставшая предметом антропологии в XX веке, — пересмотр взаимоотношений между сознанием и языком. Язык перестает быть просто инструментом или средством сообщения значений, существующих самих по себе в сфере сознания. Этот пересмотр Мерло-Понти связывает с литературой и поэзией начала XX века, с сюрреализмом в частности. Новый гуманизм «больше не превозносит человека в противоположность его телу, разум—в противоположность языку, ценности—в противоположность фактам». Мерло-Понти критикует интеллектуалистскую концепцию языка, для которой слово лишено внутренней действенности и является лишь внешним знаком внутреннего сознания. Для него язык — это «принятие субъектом позиции в мире его значений». Мысль нельзя противопоставлять языку как нечто внутреннее внешнему. По словам Мерло-Понти, мысль не существует вне мира и вне слов. Речь и мир «взаимно проникают друг в друга», смысл включен в речь, и речь есть внешнее существование смысла. Жест и речь преображают тело, превращают его в одушевленное, в тело-мысль, в тело-интенцию. Смысл зарождается в живом теле, в его жестах, движениях, телесном, перцептивном опыте и распространяется на весь мир. Тело Мерло-Понти трактует как актуальность феномена выражения. То, что было допредикативным единством воспринимаемого, становится вербальной презентацией и интеллектуальной сигнификацией. Роль тела в феноменах восприятия рассмотрена Мерло- Понти в «Феноменологии восприятия». Феноменологический анализ установок сознания реализует лозунг Э. Гуссерля — «Вернуться к самим вещам». Этот лозунг Мерло-Понти отождествляет с возвращением к миру, который дан до знаков, до рефлексивных определений сознания, к допредикативной жизни сознания, к описанию, которое исключает и рефлексивный анализ, и научное объяснение. Если классическая философия и психология были интеллектуалистскими и усматривали в рефлексии сущность сознания, противопоставляя внешний и внутренний мир, то феноменология исходит из имманентного опыта, в котором решающее значение имеет тело. Рассмотрение последнего как одного из объектов, характерное для механицистской физиологии, согласно Мерло-Понти, «решающий момент в генезисе объективного мира», но «всего лишь момент в конституировании объекта». Сознание трактуется им как деятельность проектирования, которое воспринимает объекты как среду своих действий и опирается на эти действия. Необходимо преодолеть разрыв между телом как физиологическим механизмом, психическими функциями и сознанием как бытием для себя. Тело играет основополагающую роль не только в первичном перцептивном опыте, но и в языке. В противоположность интеллектуа- листским трактовкам языка Мерло-Понти подчеркивает, что «ни слово, ни смысл слова не конституированы в действительности сознанием» . Поэтому он отказывается от универсалий языка. «Смысл слова — не результат некоего отождествляющего синтеза, а определенная модуляция моего тела в виде бытия в мире, его всеобщность — это не всеобщность идеи, но всеобщность поведенческого стиля, который "понятен" моему телу, поскольку оно есть способность вырабатывать поведение». Смысл слова дан в его употреблении в контексте определенной ситуации. Но это еще не объясняет универсальность смысла. В этом пункте Мерло-Понти говорит о «всеобщности мира как типологии», о некоем безмолвном сознании, которое охватывает говорящий мир и в котором слова обретают конфигурацию и смысл, о безмолвном cogito, которое предшествует всякой философии, познает себя в пограничных ситуациях, о всеобъемлющем и неартикулированном схватывании мира. Эти, как отмечает сам Мерло-Понти, «загадочные положения» свидетельствуют о том, что феноменологическое описание возвращается к тому, что ранее им было подвергнуто критике, — к трансцендентальному сознанию, к допущению cogito, первоисходного Я, некоего тотального проекта, некоей логики мира, к «невидимому развертыванию конституирующего Мышления».
В статье «Косвенный язык и голоса безмолвия» эта идея, допускающая некое безмолвное сознание, становится «идеей изначального текста», безмолвного текста, скрытого за эмпирическим языком. Подвергнув эмпирический язык редукции, следует «обнажить нити безмолвия», осмыслить различные виды безмолвствующего искусства — искусства движений тела и живопись. Эти искусства являются первичным выражением, первичной деятельностью, которая «вживляет смысл в то, что его не имело» — в движение тела, в холст, в краски и т. д. Сравнение языка с безмолвными формами выражения — жестами, танцем, живописью — приводит Мерло-Понти к утверждению, что голоса живописи — это голоса безмолвия.
Итак, в феноменологической антропологии были подняты две темы, ставшие объектом философского исследования: роль тела в опыте человека и язык как выражение опыта и сознания человека. Экзистенциализм также тематизировал эти структуры бытия человека в мире, названные им экзистенциалами в противоположность категориям классической философии.
https://www.sci.house/filosofiya-obrazovaniya-scibook..
- Дмитрий Косой
- Для комментирования войдите или зарегистрируйтесь
Философский штурм | Совместное философское творчество © 2006-2014
Сайт представляет собой площадку для функционирования философского интернет-сообщества, участники которого заинтересованы не только в индивидуальном, но и в коллективном философском творчестве.