Ничто́ - «не есть» субстанция небытия, не–сущего, инобытия...

"Зачем так много слов, так много треска?!?"Ⓒ

К чему эта неловкая попытка отрицательно определить ничто? Ничто не есть то, ничто не есть это и т.д.

Чем не удовлетворяет положительное определение, вошедшее даже в википедию:

"Ничто — способ существования небытия."

Которое сразу вскрывает отношение ничто и небытия, снимая тем самым необходимость в мутных рассуждениях о рефлектирующем небытии, наделённым желанием познать собственную ущербность, или как там у Вас выкручено. 

Небытие - есть провал бытия в–себя, в не–явленность, вплоть до негации, что вызвано потерей опоры, выбиванием из–под бытия основания. 

Сколько ни пытаюсь себе это представить , ничего не получается. Как бытие может провалиться в  себя ? Да что там бытие , я сам в себя провалиться не могу , все равно что то остается снаружи.

"«Ну, слава богу, никого нет, — произнес он, — теперь можно поглядеть». Он робко подошел к зеркалу и взглянул. «Черт знает что, какая дрянь! — произнес он, плюнувши. — Хотя бы уже что-нибудь было вместо носа, а то ничего!..» С досадою закусив губы, вышел он из кондитерской и решился, против своего обыкновения, не глядеть ни на кого и никому не улыбаться. Вдруг он стал как вкопанный у дверей одного дома; в глазах его произошло явление неизъяснимое: перед подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что это был собственный его нос! "

Tractatum in Nihil (извлечения)

1. Ничего нет: ни сущего, ни не-сущего, ни обоюдного, ни того, что наличествует, ни того, что случается, ни того, что мыслится.

1.1. Ничего нет кроме удостоверенного. Но удостоверяемое не удостоверяется, в определённом смысле оно не удостоверяемо. Отсюда ничто постоянная, а не переменная функция. Но поскольку ничто, как уверяет язык, «есть», т.е. наличествует, а, следовательно, бытийствует как негация, ничтожащая себя, в-себе, и для-себя, то не-сущее не может не существовать. Следовательно, то, чего нет, не было и не будет, бытийствует, что нелепо. Парадокс снимается, когда квантор существования или экзистенциальный квантификатор «есть», наделяющий вещь субстантивностью, сам удостоверяется как ничто, т.е. как мысль. И в самом деле, обозначаемый символом логического оператора ∃ (англ. exist – существовать), он «растождествляет» понятие, видоизменяет внутреннюю форму слова, вносит сумятицу (хаос) в речевую норму. Возникает эффект, когда слово, стоящее плечо к плечу с квантором, обнаруживает «инаковость», точно что–то, томящееся внутри его формы, вытолкнуло наружу означаемое, о котором означающее и понятия не имело. Эта метаморфоза, ставящая на котурны метафизики служебную, казалось бы, часть речь, превращает язык в предложение с бесконечным числом существительных (Аристотель), прилагательных (Платон), глаголов (Витгенштейн), - так вот этот перенос (контр-перенос) возводит на подмостки и уводит за кулисы - бытие и небытие.

1.2. Логика Ничто/Бытия тождественна логике мысли.

1.3. Мысль - иллюзия, поэтому логическая структура иллюзии тождественна логической структуре мысли.

1.4. Сходная с мыслью иллюзия - киногения; в ней киномысль пребывает в-себе и для-себя. Поэтому логика иллюзиона (киногении) тождественна логике мышления.

1.4.1. Исследуя логическую структуру предложения в кино – поймём и идеальные объекты, их структуру, регионы, субстраты, субъекты, предикаты.

1.4.2. Зримость и однозначность предложений (пропозиций) в киногении делает бессмысленным большинство терминов метафизики, чьи означающие и означаемые в виду речевых аберраций сами нуждаются в уяснениях/доуяснениях. Скажем «Grip (job) - чёрный флажок на штативе, перекрывающий поток света на съёмочный объект, есть инстанция «редактора» в бессознательном, то, что регулирует давление события/факта на интенциональность, чтобы ни излишняя тень (недоэкспонирование), ни излишний свет (переэкспонирование) не лишали ум явления, которому не суждено стать предметом усмотрения/узрения.

1.4.3. Мысль как слепая, обретающаяся в Ничто, выстукивает палочкой (квалиа) спелёнатое Нечто.

1.5. Мысль обретается на кромке бытия/небытия, в средостении, - она бессубстратна, беспредикативна, беспредпосылочна.

1.5.1. Средостение - не место, не время, а со-бытие, позволяющее бытию бытийствовать, а ничто - ничтожиться. В со-бытии мысль фундирует себя пограничьем сущего и не-сущего. Не будучи каузативно/казуативно производным от бытия и ничто, мысль осуществляет функцию рефлексии для обоих. В со-бытии – то, что есть, случается как бытийствующее, то, чего нет - как небытийствующее, то, что удостоверяет - как удостоверяющее, т.е. мысль.

1.5.2. Мир не то, что Вы себе помыслили, не логически прояснённая форма предложения, опять же рождённого в логически-упорядоченном уме, знающем свой "метафизический шесток", выведенного за скобки, как "естественная установка", а то, что дано/взято обоюдно: бытием-умом-небытием, т.е. - триединой универсалией-предложением, которое уясняется (до-уясняется) сообща, а не порознь, - отсюда и предложенная мной презумпция "со-бытие" есть поли-субъект-поли-субстрата или поли-субстрат-поли-субъекта. Что до чистоты жанра, т.е. требования не втягивать в аналитическую философию не свойственную ей проблематику (сущее, не-сущее, бытие, небытие, субъект, объект), то нечем не могу помочь, - появление "Философских исследований" стало ответом на вторжение жизни и спонтанности в логически-выверенные конструкции "Трактата". Ведь чем занимался Витгенштейн, - он исчислял понятия, которыми оперирует бог. Если не видеть, как поступают аналитические философы, ничего предосудительного в признании математикой «существования неосязаемых объектов» (чисел), и готовности мириться с использованием квантора существования как для эмпирических (когнитивно осмысленных) предложений, так и для математических утверждений, то нет и противоречия в вопросе: «Существуют ли воображаемые объекты?» или «Существуют ли на самом деле возможные миры?» Мой ответ: существуют. Где? В средостении сущего и не-сущего, т.е. в уме, который, как квантор, увязывает две реальности: эмпирическую и модальную. Следовательно, и предмет онтологического доказательства реален в той мере, в какой правильно эксплицированы понятия ["существует"] и ["реальность"]. Если пределы применимости слова «существование» расширить, признав за не-эмпирическим опытом право на сущее (как в случае с числом), то отпадёт и большая часть упрёков в неверифицируемости и нефальсифицируемости Ничто.

1.5.3. Ланцеты – термины киногении для срезания жировых складок с ума, не способного дать дефиницию не-сущего, небытия, ничто.

1.6.1. Ничто невыразимо/непредставимо. И в самом деле, тому, что не–верифицируемо и не–фальсифицируемо не следует уповать на категориальный аппарат. Категории – плоды онтологии, а без бытия учение о сущем – фикция. Надеясь дать дефиницию небытию, сознание делает предметом беспредметность, но не как недостачу чего–либо, а как становление предметной сферы из ничего. Но понятие о не–сущем нельзя задать ни чувственным (феноменальным), не логическим (ноуменальным) определением предмета. Остаётся лишь надеяться на интуицию, откровение, религиозный и творческий экстаз, в которых сущность ничто́ явится уму и сердцу тем способом, о котором и понятия не имеют перцепция/апперцепция. Это явление чего–то из ничего и [есть] мышление, которое работает с бесформенностью, бессодержательностью, бессубстратностью, т.е. само неочевидно, и с большой долей вероятности есть притворно–сущее. Зная себя как «не–сущее», т.е. как безымянную и бессубстратную основу, чистую идею, мышление «есть» ничто́, продуцирующее и репродуцирующее формогенез. Мышление, наконец, есть свобода, повелевающая и обусловливающая [всё], – даже собственное рабство, когда гребец, прикованный к галере бытия/небытия, всё же волен посадить триеру на мель или изодрать о рифы.

1.6.2. Не–сущее – то, что противоречит сущему, не–сущему, обоюдному тем, что отводит место и время для их бытийствования или ничтожения в будущее, в прошлое, но никогда не в сиюминутное, вход в которое сущему заказан. Не–сущее знает вещь, явление, предмет и даже ум, удостоверяющий наличие/отсутствие чего–либо. Зная о претензии сущего на бытие/небытие, оно налагает вето. Не–сущее – то единичное/конкретное, что прежде торило путь, но чему подрезали крылья на взлёте, что очутилось у разбитого корыта, но что еще не есть сознание утраты, как ничто́, чьи глаза всегда повёрнуты зрачками внутрь. В Софисте речь как раз и идёт о τὸ µηδαµῶς ὂν, никоим образом не сущим (237b), которое Платон, – в отличие от Горгия, отводящего небытию лишь область рассудка и речи, – наделил референтом: его не–сущее субстантивировано и «онтологично». Важно и то, что небытие в Софисте присутствует не как антиномия бытию, но как иное, т.е. как один из «пяти главных родов». Ясно, что, открыв ящик Пандоры, Платон спровоцировал добрую дюжину негативных онтологий, и среди прочих во многом наивная в своей безыскусности попытка доказать существование ничто́, предпринятая советским историком античной философии А.Н.Чанышевым в его «Трактате о небытии» (Чанышев: 64) Вопросы философии. №10, 1990).

1.6.3. Небытие - провал бытия в–себя, в не–явленность, вплоть до негации, что вызвано потерей опоры, выбиванием из–под бытия основания. В результате коллапса, ни вещь, ни явление, ни предмет не представлены себе ни феноменально, ни ноуменально, что может быть следствием как запертого в–себе априоризма, так и парадигматической инфляции. Ясно, что для негативного субъекта, ставшего формой саморефлексии ничто́, сущего нет в той же степени в какой не–сущего нет для Dasein. Небытие – не-субстантивированное, беспредикативное единство, содержащее в–себе под–основу для репликаций, но так и не отваживающееся на формогенез. При этом мышление, будучи притворно–сущим, извлекает из за–ничтойности идеи и образы. Они зачинаются, вынашиваются и изгоняются из узилища потенции, чтобы, побывав в головах, вернуть сторицей идеальные объекты в депозитарий. Но если по Платону ничто́ вправе рассчитывать на собственную онтологию и гносеологию, где всё ничтожит себя субстантивно, то по Горгию целесообразно говорить о ничто́, которое противоречит не бытию, а самому себе, - речь не идёт об отказе от бытия, не о пассивном безделье или праздношатании, а о деятельном отрицании. Ничто у Горгия фундирует без оглядки на бытие, оно суверенно, и в отличие от небытия, из–под которого выбита основа, само себя конституирует как бытие мысли о небытийствовании всеми формами сущего/не–сущего, включая и притворно–сущий ум.

1.6.4. Ничто́ - «не есть» субстанция небытия, не–сущего, инобытия. Ничто́ – «сознание» собственной никчемности. Войницкий: «Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я зарапортовался! Я с ума схожу...» (А.П.Чехов «Дядя Ваня»). Говоря иначе, ничто́ рефлектирующее небытие, пожелавшее навести справки о собственном ущербе. И, однако же, ничто́ – не «рамка» для этюда, написанного сущим, а возможность пейзажа стать пленером. Ничто́ не сущностится, т.е. не рыщет в поисках смысла самоотрицания в чтойности бытия. Для этого у ничто́ «есть» за–ничтойность. Ничто́ конституирует своё небытие, при котором ни о каком сущем и речи нет, включая и само–полагание в виде презумпций, предписаний или устремлений. Источник активности ничто́ – безосновность небытия, которая, говоря языком Хайдеггер, и приказывает тому, чего нет и никогда не будет, «в–себе–из–себя–стоять (in–sich–aus–sich–zhinausstehen)».

1.6.5. Ничто́ и «за» образуют «за–ничтойность», т.е. нечто, что лежит за тем, чего и так нет, некое отрицание–отрицания, как «за» и околица образуют [за околицу]. Ничто́, однако, отличает от небытия предельное онтологическое вопрошание о существе ничтожения. Другими словами, ничто́ – отрицательный субъект, который, будучи голосом вещей, услышанным нашим монокулярным умом, позволяет в акте со-положения образовывать бинокулярную субъктность и бинокулярную экзистенцию.

1.6.6. Бытие и ничто́ взяты на постой сознанием, где соединяются в чистом узрении. Ничто́ не явлено реально (как вещь) или идеально (как предмет), оно присутствует/отсутствуя как ноумен без феномена. И о том, что невыразимое топчется за кулисой, ум догадывается по косвенным признакам, а вовсе не в результате редукции. Ясно, что форма ничто́ заперта изнутри на засовы априоризма, что об исчислении его предикатов не может быть и речи. Всё, что мы можем – швырнуть интуицию (самоотчёт о встрече с не–сущим) на хирургический стол, чтобы, сделав надрез, расширить распором грудину тайны. Как «бытие (Sein)», не будучи «сущим (Seiendes)», т.е. тем или этим предметно–чувственного мира, не исчерпывается вычитанием эмпирических событий, так и ничто, не будучи не–сущим, т.е. суммой негаций, не стачивается до огрызка карандаша. Но всё ещё открыт вопрос об ассерции, которую ничто́ носит под сердцем как своё иное.

1.6.7. Философию терзает дихотомия: мир объективен; сознание субъективно. Чтобы решить «трудную проблему сознания» (the hard problem of consciousness), киногения прежде показывает способы обнаружения реальности. Мир извлекается из-под спуда - квалиа; сознание – квалиа о квалиа. При этом местопребывание сознания – ничто. Ничто, однако, не «есть». Оно не род бытия и не инобытие. Ничто ничтожится так, как ему заблагорассудится, т.е. суверенно от бытия. Поэтому и бытие, и небытие, и ум соглядатайствуют, а опыт каждого, складываясь, образует тринокулярное вопрошание/ответствование, что отражено в предложениях, которые не нуждаются в до-уяснении.

2.1. Киногения состоит из дескрипций, прессупозиций и пропозиций.

2.2. Оптика/линзы – отшлифованные умения, навыки ума, выпестованное зрение, которое долго корпело за учебниками, протирало штаны за партами, чтобы, вооружившись, пропускать свет истины со всей толщей молекул воздуха, ворсинок, крылышек насекомых, сквозь слюду которых «Единоначальный Луч» (Псевдо-Дионисий Ареопагит) преломляется, прежде чем выхватить из дрёмы бытие. Эти линзы должны, оставаясь в пределах плоскости объектива, то приближать изображаемый объект к глазу наблюдателя, то - удалять, нарезая мир на планы (регионы бытия).

2.3. Всевидящее Око и кинообъектив тождественны: «Рыбий глаз» (35 мм, 50 мм, 75 мм, 120 мм, 240 мм, 500 мм), - степень близости субъекта к объекту познания; род этого бытия предполагает, что субъект недвижим, а бытие, ухваченное багром интенции, притягивается к ловцу, застывшему на берегу Леты/Cтикса. Радикальный случай такой познавательной стратегии – трансфокация (zoom), когда применён объектив с переменным фокусным расстоянием. Противоположный процесс – движение самого наблюдателя к обездвиженному объекту; вид такого познания называется тревелингом (traveling), когда наезд камеры, установленной на операторскую тележку или кран-стрелку, приближает ум к сущему, а - не наоборот. В случае с тревелингом субъект именует бытие, благоговейно взывая к его потаённости, надеясь на его само-раскрытие; в случае же трансфокации субъект выносит суждение о бытии, ставя себя над сущим, в позу дознавателя, выбивающего показания из бытия в одиночной камере. Нравственный посыл разный у обеих стратегий. Трансфокатор – гибкий и оперативный ум, жертвующий резкостью и чёткостью изображения, светосилой (способностью пропускать свет), чтобы выигрывать в быстроте смены планов и возможности манипулировать с сущим, безнаказанно обшаривать его карманы, самому оставаясь на удалённом расстоянии. При «наезде» же тележкой, когда камера движется по рельсам, а объектив статичен, возникает эффект медленного и плавного сворачивания пространства, а субъект робко приближается к сокровенному, - так герои «СТАЛКЕРА» Андрея Тарковского торили маршрут в «зону», устраивая биваки для само-рефлексии, молитв и фигур умолчания.

2.4. Четыре оптические линзы обеспечивают видение: 1) воздушная среда и объекты, погружённые в неё (прото-линза); 2) объектив киноаппарата; 3) глаз (как оптическая система); 4) мозг с его «сценой» и кино-фабрикой, где, видоизменяясь, претерпевая метаморфозы, видимое превращаются в увиденное, осмысленное, пережитое. Таким образом, эволюция света – маршрут, которым Вергилий и Данте проводят «Я» сквозь оптические среды к чистому узрению/уяснению.

3.1. «О чём невозможно говорить, о том следует молчать» (Людвиг Витгенштейн). Этим фрагментом завершается «логико-философский трактат», но весь corpus текста, по сути, сводится к одному слову: молчи. Но о чём следует молчать? Что значат слова «о чём», «невозможно», «говорить», «следует», «молчать»? В какой степени это предписание, а в какой - констатация бессилия речи исчислить предикаты объекта (язык), так и не ставшего предметом (дискурс о невыразимом).

3.2. О чём невозможно сказать? Очевидно, о том, что не вертится на кончике языка, точнее – не взбирается ни на кончик языка, ни на кончик пера: о мышлении. И в самом деле, мысль – то, что нельзя объективировать, что всегда - прессупозиция, а не пропозиция. Идея Витгенштейна предельно ясна: невысказываемое/невыразимое не следует облекать в дискурс, но о нём следует мыслить, т.е. чтобы понять небытийствующее, то, что не обзавелось субстратами, cубъектами, предикатами, нужно небытийствовать самому, - пребывать в существе молчания, вопрошая об утаённом. Следует разговорить косноязычие (инкогерентность) речи, бухнувшейся в обморок перед глубиной пропасти, которую вырыл ум, разведя по обе стороны длительность и мысль. Высказывание о существе мысли «есть» мысль, которая, однако, не обнаруживает ни себя саму, ни свой предмет. Мысль о мысли не может быть помыслена по причине своего отсутствия и в мире, и в дискурсе. Надеясь, что, как слепой, выстукивающий улицу, он извлечёт из нечто, спелёнатое ничто, Витгенштейн признал неудачу. Его трактат – попытка хирурга, которому в его летний отпуск пришлось оперировать на ресторанном столике, превратить в ланцеты и зажимы столовое серебро. Но инструменты оказались не подходящими. И Витгенштейн отложил операцию. По словам Рассела философ: «многоречиво распинается о том, что не выразить в словах, тем самым намекая скептикам, что, вероятно, в доме, где обитают языки, существует какая-то потайная дверца, запасный выход» (What causes hesitation is the fact that, after all, Mr Wittgenstein manages to say a good deal about what cannot be said, thus suggesting to the sceptical reader that possibly there may be some loophole through a hierarchy of languages, or by some other exit) [13, p. 18]. 13. Wittgenstein L. Tractatus Logico-Philosophicus / Introduction by Bertrand Russell. — London, 1922

Спасибо, воспользуюсь Вашим советом

Небытие - есть провал бытия в–себяНе–сущее – то, что противоречит сущему, не–сущему, обоюдному тем, что отводит место и время для их бытийствования

Как говорится, из "ничто" ничего и не будет. 
​Ваша "логика", Юрий, верна, на мой взгляд, но "наоборот". С точки зрения существования сущего, сущее обладает активностью, поэтому именно оно "отводит место и время" для "не-сущего". 

Небытие - есть провал бытия в–себя

Можно и так сказать. Бытие совершается мышлением с вещами посредством их "истины". Небытие - отсутствие свершения при отсутствии либо мышления, либо вещей, либо истин.

Ничто́ - «не есть» субстанция небытия, не–сущего, инобытия. Ничто́ – «сознание» собственной никчемности. Войницкий: «Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я зарапортовался! Я с ума схожу...» (А.П.Чехов «Дядя Ваня»).

Что-то Вы, Юрий, увидели. 
Однако, конкретное "ничто" - пустое место в бытии сущего, требующее заполнения.
Но Вы же пытаетесь мыслить с точки зрения "Ничто". Но там нет активности. Или "активность наоборот".
Вы, Что, имеющий активность, мыслите о Ничто, наделяя его своей активностью. 

Ничто́ и «за» образуют «за–ничтойность», т.е. нечто, что лежит за тем, чего и так нет

Ну, да. "За" конкретным "ничто", требующим заполнения, лежит иерархия Ничто, соответствующая иерархии Что.
"Верхушки" образуют пару Что и Ничто: сгущение и разрежение Субстанции Что. 

Особняком стоит иерархия осознания этих "двух" иерархий.

PS. 
Пример "конкретного ничто": отсутствующее колесо в автомобиле. Ясное дело, что пустое место "колесо" требует своего заполнения.
Но сам автомобиль не имеет активности "присвоить колесо", активность имеет человек, которому "надо", чтобы колесо установилось в автомобиль.

Парадокс в том, что если формализовать действия человека, и заменить активность человека на активность машины (робота), то колесо на автомобиль будет установлено.

А в чём парадокс? Парадокс в том, что "сознательное желание" человека, при формализации его действий, становится тождественным целеустремлённой активности робота (по установке колеса).
Но ведь я-то понимаю, что никакого желания и сознания у робота (машины) нет. Однако, опыт доказывает, что действия робота по целеустремлённости ровно такие же как и у меня, стало быть, робот обладает "моим сознанием"))).

Бихевиоризм, однако, рулит.