О логосе, о жизни и о смерти (рефлексии на запись А. Ивакина)

Аватар пользователя Sargon
Систематизация и связи
Основания философии
Философское творчество
Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 

«...что, если Высший Разум Мира

создает Логос, который одновременно

и правит миром и подпитывается им?»

                 А. Ивакин

 

Мудрость логоса переменна, ведь по прошествии лет мудрость может сменить лицо, дав доселе запретное образцом поведения и мышления. В жизненно важные поворотные миги Истину добывают вне слов по рефлексиям невербальным и по поступкам: скажем, в глаза глядят, напрягают свой слух, подмечают стиль жестов. В этом всём — правда бóльшая, чем в словах, — то есть в логосе во всём спектре его назначений и статусов.

Вероятно, мир логоса лжив тотально. (Хармс: «…разбуди меня к битве со смыслами…»).

Когда мир вдруг стал текстом, где бог писатель и все читатели, — жизнь ушла.

Почему? Потому что знак вымышлен (слово-знак). Сам повтор, он родит только знаки. Бог родил слово («слово у бога и бог бе слово»)? — значит, он сам знак. Кажимость бог есть, кажимость! Кто роднится с ним в слове, — тот в текстуальном экстазе, в словном угаре, в игрищах вымыслов, и не более. Ибо смыслы — лишь знак, знак знака. Каково дерево — таков плод. Из логоса — ленинизм, кальвинизм, пайонизм, гностицизм, экзистенция, метафизика, коммунизм, панлогизм, католичество, аскетизм, сайентизм, кубизм… А и иудаизм, пост-пост-постмодернизм, космизм, фашизм, толстовство, супрематизм, веризм, богоборчество, скептицизм, гедонизм, нигилизм и прочее — логос лишь, словеса…

Мрут от рака и войн как земных неустройств, потому что, мол, глухи к логосу?

Нет, не так. Войны с раком суть следствие бытия по словам как концепциям бытия.

Мрут — от слов. Животворных слов нет. А нам жизнь нужна. Она — в нас.

Жизнь как раз — это то, что бичуется Книгой книг (фолиантом слов, базой логоса), это чтó она в нас сжирает. А изначальное в глубине нашей сути, донное, различимое лишь в экстремумах, рвущее сеть закланий, прущее глыбой и истребляемое в крепи догм, — это чтó нас спасает, и это — жизнь в нас.

Жить пора. Прекратить мир из слов и понятий.

Лгут слова. Им всем satis verborum — хватит слов! Что ни скажут — не верь, суть ложь. Надо гнать слова. Жизнь вне логоса. Если было зло — то лишь в логосе, нас приведшем к тому, что «рабы, сикли, скот», Бытие. 13, 2 (ради коих Авраам, отец веры и слов, то есть значит философов, расстарался) стали нам жизнью. Истина, мол, за гробом…

Надо — в пролог: «про» по-гречески «перед», «лог» — «логос». Надо в до-словие. То есть в рай, где Истина.

Мы в раю были райские и — живые.

Стали мы — образ слов, то есть мёртвые. Стали знаки.

Бог — это текст из слов, Книга. Весь наш мир Книга, а все философы — толкователи этой Книги. Мы — словообразы, персонажи в ней и не можем снять маски… Смерть — от условности мирового масштаба. Нравственность? Как грех истинен, если он в нарочитом, названном  „злом-добром“ (Павел с промыслом, что закон принёс грех и смерть)?

Где преступники, если мир наш — преступен?

Мир преступил — из рая. Это вот — преступление.

Там, в раю, был один только грех: познание «зла-добра» (Бытие. 2, 17).

Тут, в падшем, вылганном, понятийно-у-словном, нет греха, что б ни делать.

Грех, грех единственный, в том, чтоб драть Истину и лизать зад словам и идеям, лозунгам, догмам, принципам и понятиям.

Нет греха смыслы херить. Грех — быть условными, быть в словах, размножать их, тем плодя смыслы. Совесть — связь с логосом: принят он или нет тобой (тем в тебе, чем ты жил в раю, а потом счёл ненужным, выдумав «зло-добро»); то есть «за» либо «против» ты смыслов, логосом данных и им внедрённых как наша «совесть»? Главное, ты готов быть данником логоса? Вот в чём совесть — наш одобрямс словам, „бог бе слово“…

Бог, логос, догмы… принципы, установки… идеологии, философии… словеса словес… Как из них выйти в Жизнь? Слова сразить? Быть в у-словном и избыть словное: немцев с Кантом, иудаизм, сциентизм, марксизм, экзистенциализм, — зряшно. Их убрать — и бог-логос выставит новых.

Бог тут гвоздь! Словобог, бог философов и бог Библии!

О, он хитрый! Совесть в нас от него свербит и слезу точит, будто  близкого предадим, восставши. Совесть в нас как опричнина, МВД-ФСБ в нас. Только бы по сценарию Книги книг шло. В Книге ведь нет лакун, — там сюжет, план и цель… Случайности? Их там нет. Там — роли: праведных, злых, ребёнка… Там — строй, порядок, и неизменный, хоть их на сцене ставь. Там и грех предусмотрен волею логоса. И что маяться, если кто по сценарию — да хоть я — роль сыграет не доброго кфн-овца, а из „лги“ и „убий“ и прочих? Велено — сделано… Может, с совестью тот трюк — обыграть вольность.

Волен, мол, против бога, коль забыть совесть. Все, мол, свободные, гуляй-поле. Мол, и сценария как бы нет; есть совесть, внутреннее стрекало к нашей, мол, пользе…

Но и не в сём трюк с совестью. Ибо хоть до костей мы словные — но вот мозг костей у нас цел, — то райское, первозданное; бог не смог туда; или не было б ничего уже, кроме слов. То есть вот захоти мы немедленно вдруг здесь счастья, а не за гробом, — вмиг совесть взвоет: ох, вам нельзя в рай! там одна дикость и атавизмы!

Смерть не в грехах наших, как нам врёт совесть. Смерть наша в том, что мы сожраны словосмыслами вплоть до мозга костей, став „пусто место“ (Розанов). Вот смерть.

Наша плоть, сотворённая раем, — пища слов. Мы хилеем и чахнем, их сочиняя; наша энергия, жизнетворная и великая, утекает в слова; из-за слов и доктрин образуются войны, где нас взрывают. Наша плоть гибнет и разлагается, а идеи с гаженных пустошей мчат на новые, перспективные, вновь по плоть.

Разум правит, но он и жрёт нас. Прав А. Ивакин.