Эпиграф: «Дела здравомыслящих затмятся деяниями неистовых» (Платон)

Надежный общественный порядок не может быть обеспечен без достоверного разрешения основного вопроса философии. Долгая полемика на эту тему принесла большую усталость, а также и сдачу действительной трудности толи в музей философской причуды, толи в архив забытья. Вместе с тем, практическая значимость столь принципиального вопроса данным исходом вовсе не умаляется, и по этой причине к нему приходиться возвращаться с новым метафизическим ключом. Древнюю традицию первых начал нельзя отождествлять или связывать с ее стихийными позитивистскими вульгаризациями, возникшими в результате  новоевропейского выхода на историческую сцену многочисленных представителей третьего сословия.  Прагматически лаконичное  изложение довольно весомого массива информации из разных областей знания часто требует соответствующей готовности.

В бесконечно далеком прошлом (ср. абстракция актуальной бесконечности) необходимо существовали ровно две первоосновы, две совершенные противоположности: Материя (Хаос, Объект, Навь, Инь – неполные синонимы с культурспецифичными коннотациями) как беспредельное рассредоточие энергии, полностью лишенное информации, и Идея (Логос, Субъект, Правь, Ян) как предельное сосредоточие информации, полностью лишенное энергии (ср. дуализм Декарта). То, что мы видим или не видим в ныне сущем, есть текущий отрезок  жизнебытия (ср. «жили-были»), необходимо направленного из бесконечно далекого прошлого в бесконечно далекое будущее. Политологически правильно будет сказать, что вечное жизнебытие – это справедливое развитие общественных отношений взаимообмена между Материей (Субстанцией свободы) и Идеей  (Субстанцией порядка), при котором избыток энергии, либо информации, с одной стороны обменивается на избыток информации, либо энергии, с другой, что естественно необходимым образом ведет к достижению равенства, или равновесия. По разности природ, или определений, данных диаметральных противоположностей их взаимодействие носит последовательный, диахронический характер, причем общее, вселенское уравнение бессознательно начинает Хаос, энергетически пробуждая Логос к сознательной передаче и наполнению Хаоса собственной информацией, то есть приданию материи логически правильной формы (ср. материя, форма, энергия, потенция и перводвигатель у Аристотеля). Чтобы составить целостное представление о вечном образе жизнебытия, стоит привлечь логомерный огонь Гераклита, поместив его энантиодромию в состав известной механической метафоры гармонического процесса идеализации материи и материализации идеи (ср. тео- и космогония досократиков соответственно). В этом случае, единый и единственный контур бытия по образу и подобию perpetuum mobile – это бесконечно затухающее и учащающееся движение маятника от диаметрально разночинных, но равноценных противоположностей: Материи (Хаоса, Объекта, Нави, Ини) и Идеи (Логоса, Субъекта, Прави, Яна) к срединному положению Гармонии (Космоса, Абсолюта, Яви, Дао). Сравните: «Красотою мир спасется» (Достоевский). Таким образом, Навь, Правь и Явь  представляют собой Вселенскую Троицу, что и движется, и покоится в совершенном  тождестве, или полном совпадении, с Сущим (Бытием, Вечностью). В этом видится начало и конец всякой метафизики как высшей, самодовлеющей науки, вне понимания которой вид человеческий  едва ли сможет преподобиться, а значит, и освободиться (ср. «Пролегомены» Канта).

 Своеобразным, лингвистическим дополнением данного метафизического канона служит слово «работа» в его этимологически правильном смысле. Самоучка-филолог Даль безосновательно возвел своим насыщенным  словарем имя «работа» к относительно позднему для русской культуры имени «раб»; если же его образовать из древнейшего корня «ра» (ср. «радуга», «равенство», «радость», «радетель») и сокращения глагола «ботать» - качать, болтать, колебать, то получится полезное и правдоподобное соответствие. Когда собака виляет хвостом, или же дети качаются на качелях, то все они  работают в этом, первично-языковом и метафизически сообразном смысле.

Здесь же стоит заметить, что известная оппозиция метафизики и диалектики – сомнительное нововведение Гегеля, который, однако, взялся за трудную работу  абсолютного масштаба. Что же касается «кенигсбергского затворника», то ни каких синтетических априори просто не бывает. «Синтетические априори» - это либо ноуменальные аналитико-синтетические конструкты на базе ранее усвоенного опыта (творческие понятия, образы, идеи, эйдосы, концепты, имиджи), либо синтетические апостериори, исшедшие в подсознание на определенных стадиях фило- и онтогенеза. Данный физиологический «исход» не есть патологическое «вытеснение» Фрейда. Он обусловлен экономией места в оперативной памяти субъекта (ср. «коллективное бессознательное» Юнга). Философская рефлексия под древним лозунгом «Познай самого себя» является  преднамеренным умственным извлечением данного апперцептивного багажа в целях его оценочного   просмотра или пересмотра (ср.  «припоминание» Платона), что достоверно связано с  очищением духа, закономерно ведущим  к очищению плоти, а с нею  окружающей среды (ср. "Ученые" Мора, «Метафизик» и «Мессия» Кампанеллы).  

Идейно-политическое приложение метафизики

Общественное значение идеологии не вызывает сомнений,  однако ее научное осмысление все еще служит камнем преткновения во всем  мире. Известная идеологическая триада либерализма, консерватизма и социализма достоверно носит стихийно-исторический, внутренне противоречивый, а стало быть, и превращенный характер, что явно осознается в академических кругах: «Исторически процесс возникновения идеологий связывают с рубежом XVIII – XIX вв., а в чисто событийном плане – с Великой французской революцией 1789 г. Процесс этот был далеко не простым и обусловлен целым рядом факторов. <…> Как это ни парадоксально, социализм, хотя и исходит из принципиально иных целей, оказывается во многом родственен консервативной мысли своей оппозицией буржуазному либеральному общественному проекту и некоторым философско-политическим основоположениям…» (Очерки истории западной политической философии. М.: Летний сад, 2013, с. 158, 165).

Научная метафизика позволяет образовать альтернативную, логически стройную триаду политических идеологий в составе материалистически эгоистского социал-дарвинизма (тезис), идеалистически альтруистского социал-героизма (антитезис) и виталистически универсалистского социал-гуманизма (синтез). С научно-метафизической точки зрения вся проблематика общественной жизни с ее самых ранних, архаических пор и форм корениться в наивно-безответственной и при этом опасливо- малодушной жизненной позиции подавляющего большинства, чем обусловлен хронический дисбаланс базовых идеологических противоположностей в сторону и пользу социал-дарвинизма, выправить который, в частности, пытался, но так и не смог духовно недозревший Платон с его фундаментально-религиозной иррациональностью, аффективно-морализаторским прессингом и тоталитарно-бескомпромиссной девиацией. Им же было замечено и много верного о действительных трудностях в общественной жизни, включая их причинную связь. Так, «… из-за страсти к богатству, поглощающей весь досуг, люди не заботятся ни о чем, кроме своего собственного достатка. Душа всякого гражданина привязана к этому и больше уже ни о чем не заботится, кроме как о каждодневной выгоде. Всякий про себя полон готовности изучить те науки и те занятия, что ведут к этой цели, все же прочее у них подвергается осмеянию. Это и следует признать одной из причин, почему государства не желают серьезно вводить как упомянутые обычаи, так и вообще любой другой достойный обычай. Из ненасытной страсти к золоту и серебру всякий готов прибегнуть к любым уловкам и средствам, достойные ли они или нет, лишь бы разбогатеть. Благочестив ли поступок или не честен и безусловно позорен, это его не трогает, лишь бы только обрести обильную пищу, питье и, словно зверь, предаваться всевозможному сладострастию. <…> Следовательно, то о чем я говорю, и есть одна из причин, не дающих государствам развивать хорошие навыки в чем бы то ни было, в том числе и в военном искусстве. Из людей, по природе своей вообще-то порядочных, она создает купцов, корабельщиков, всевозможных прислужников; из храбрецов – разбойников, подкапывателей стен, святотатцев, драчунов и тиранов; иной раз они даже вовсе не плохи, но так уж им не посчастливилось.» (Платон. Законы. 831с – 832а). Иррационально-догматический диагноз самовольного целителя общественных недугов достаточно красноречив: массы плохи потому, что им не посчастливилось состояться высоконравственной элитой с самыми возвышенными потребностями. Его идейный наследник Стагирит сползает еще дальше: «И вот большинство, сознательно избирая скотский образ жизни, полностью обнаруживают свою низменность, однако находят оправдание в том, что страсти многих могущественных людей похожи на страсти Сарданапалла (легендарный ассирийский царь, образец изнеженности и роскоши – сокр. прим. ред.)» (Аристотель. Никомахова этика. 1095b 15 – 20). Если тезис, что масса – сознательный скот, - это настоящая философия, или мудрость, то стоит ли удивляться историческому краху античности, а также и отнюдь не завидной судьбе ортодоксального христианства с его непроизвольным богословием, записными пастырями и паствой? Что это, если не дарвинизм в героическом облачении? Разве политический режим в современной России – не то же самое психическое вытеснение, как видно, архетипического социал-дарвинизма с последующей компенсаторной  сублимацией в превращенных героико-патриотических формах, будь то: «Патриотизм – наша национальная идея»? Общее положение в данной области крепко охвачено Ясперсом: «Впрочем, весьма вероятно, что в наше время сфера идеологии действительно достигла наивысшего объема. Ведь безнадежность всегда вызывает потребность в иллюзиях, пустота жизни – потребность в сенсации, бессилие – потребность в насилии над более слабым.

Как при этом подлость людей успокаивает их совесть, показывает аргументация в следующих примерах.

В тех случаях, когда государство прибегает к явно преступным действиям, эта аргументация гласит: государство греховно по самой своей природе, я тоже грешен; я повинуюсь требованиям государства, даже если они греховны, потому что я и сам не лучше и потому, что это мой долг перед родиной. Однако, по существу, все это выгодно для того, кто таким образом оправдывает свои действия, он – соучастник и извлекает из этого пользу; его искаженное лицо говорит о терзаниях, которых он в действительности не испытывает, это просто маска. Греховность используется здесь как средство успокоения.

Человек участвует в страшных делах и говорит: жизнь сурова. Высокие цели нации, веры, будущего подлинно свободного и справедливого мира требует от нас этой суровости. Такой человек суров и по отношению к самому себе; но эта суровость не опасна, отчасти даже приятна, так как создает видимость подлинности этих суровых требований, а в действительности лишь маскирует безудержную волю к жизни и власти.

Человек осознает, что он лжет, пользуясь своим случайно обретенным привилегированным положением в обществе, где совершаются страшные дела. И в этих условиях он хочет понять, на что он не пойдет, что он не допустит, не потерпит, чем он не может быть. Он ищет мученика. Воодушевляется возможностью мученичества, будто он уже сам испытал его. Он обвиняет других в том, что они не стремятся к этому. Упивается рассказами о судьбе людей, которые якобы соответствуют сложившейся в его воображении картине, однако сам он отнюдь не стремится разделить их участь. Это искажение истины заходит так далеко, что впоследствии создается в качестве идеала и патетически противопоставляется среде то, что данный человек, будучи современником событий, почти не замечал и уж во всяком случае не совершал сам.» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991, с. 147 – 148).

Искомая практическая продуктивность глубокого пересмотра привычных идеологических норм и воззрений на человека в обществе, а также и  на проблему «непостижимости тайны целого» (см. там же, с. 149), необходимо связана с обращением к научно-метафизической методологии и ее категориальной матрице на базе элементов: энергии, информации и диабаланса (диалектического, превозвратно-поступательного равновесия).

Спору нет, что люди действительно питают общественно опасную страсть к материальному обогащению и психосоматическому наслаждению, однако по вопросу объяснения данного феномена никак не годится нести «идеалистический вздор» (Маркс) о сознательном скотстве или конченых духовных неудачниках. Дело усугубляется тем, что данная болезнь общества сильно застарела, а потому за ее лечение на совесть возьмется далеко не каждый. Так, Плачущий философ царско-жреческого рода Гераклит отказался писать законы даже для родного полиса (см. соч. Диогена Лаэртского), давая тем знать благодарным потомкам, насколько все не просто. Также известно, что ни преп. Сергий, ни Серафим не стали активно участвовать в общественной, политической жизни своей родины. Все это, в частности, значит, что «дарвинизм» и «героизм» не пустые слова или тощие абстракции. Здесь нужен величайший ум, но как ему взяться в наличной социокультурной среде «железного века» (ср. пессимизм Гесиода). Поэтому  слово «мессия» также находит практический смысл.

Сегодня в общих чертах мы все же располагаем той универсальной теорией и методом, что обещает много большую точность в ходе умозрительных попыток произвольного постижения истины. По Фрейду, Дарвину и Марксу хорошо бы  начать  здесь и сейчас научным предпочтением эволюции к богатству  красной ковровой дорожки.

Хотя классическая школа и марксизм видели в труде и его эксплуатации основной источник извлечения прибыли, научно-метафизическая оптика дает отличное освещение.

Постоянно имеют место только два источника прибыли:  проявленная сила (труд) и сокрытое знание (ср. «Знание – сила» Бэкона). Однако серьезное политическое значение и подлинное богатство как частное изобилие материальных средств  существования обеспечивает только такая сила (оформленная энергия), которая как производит, так и скрывает общественно полезное знание (экономическую, энергосберегающую информацию). Историческую практику данного тезиса, в частности, приводит Аристотель: «Это рассказ о некоем предвидении, использованном для того, чтобы нажить состояние, и его приписывают Фалесу, имея в виду его мудрость, но ее можно рассматривать и с общей точки зрения. Когда его попрекали бедностью, утверждая, что занятия философией никакой выгоды не приносят, то, рассказывают, он, предвидя на основании астрономических данных богатый урожай оливок, еще до истечения зимы роздал в задаток имевшуюся у него небольшую сумму денег всем владельцам маслобоен в Милете и на Хиосе, законтрактовав их дешево, так как никто с ним не конкурировал. Когда наступило время сбора оливок и сразу многим одновременно потребовались маслобойни, он, отдавая маслобойни на откуп (в субаренду – прим. авт.) на желательных ему условиях и собрав много денег, доказал, что философам при желании легко разбогатеть, но не это является предметом их стремлений. <…> Так, в Сицилии некто скупил на отданные ему в рост деньги все железо из железоделательных мастерских, а затем, когда прибыли торговцы из гаваней, стал продавать железо как монополист, с небольшой надбавкой на его обычную цену. И все-таки он на пятьдесят талантов заработал сто.» (Аристотель. Политика. 1259а 5 – 25). За утилизацией «морализаторского жмыха» легче разглядеть, что монопольную сверхприбыль частным лицам обеспечили вовсе не деньги как выражение накопленного абстрактного труда, или биоэнергии (Рикардо - Маркс), а успешное производство и сокрытие хозяйственно ценного знания (политэкономической информации). Отвлекаясь от редких «монте-карловых» и «монте-кристовых» счастливых случаев, можно уверенно полагать, что во все времена люди действительно богатели только таким образом (ср. «фабричная тайна» Маркса).  «Трудолюбие» и «бережливость» Смита играют свою позитивную роль, но если у малой фирмы или частного лица нет своего секрета, своего монопольного фактора, то нет у них  и шанса, чтоб «вознестись над суетой» жалких, мелкобуржуазных расчетов к филантропиям а-ля «Делин Сион» (ср. «редкость – причина высокой ренты» Рикардо).

Общий вывод: социал-дарвинистская инфоконспирация, включающая как злоумышленную, так и благонамеренную  манипуляцию сознанием в качестве своей изощренной, «наступательной» формы  –  основное препятствие общественному развитию, а стало быть, и самый достойный предмет для научной конспирологии как отрасли общественно искомой юриспруденции и криминалистики (ср. «Мир лежит во лжи»). К месту будет,  что так называемая теория факторов социогенеза столь объемного и влиятельного негатива совершенно не учитывает, поэтому достоверная противоречивость общественного развития до сих пор не находит твердого и убедительного объяснения, без чего о социальной теории в ее подлинном смысле трудно говорить всерьез. Искомая будущность социальной теории непосредственно связана с наличным метафизическим каноном (ср. causa sui: prima-finalis), который явно проступает в  структуре цивилизации исторически стойким делением общества на элиту и массу. Элита – основной источник общественно полезной информации,  масса – такой же энергии. Элита традиционно питает дух массы, масса же  – плоть элиты. Когда элита  не может быть таковой, масса  не хочет быть массой (ср. революционная ситуация).