"Летят они на "Ладе", как в ракете,

На свежие могилы сыновей.

Им с завистью глядят вослед соседи,

Родившие когда-то дочерей".

на то, что в Украине, то крови не видать. Не видать оторванных детских рук и ног, их кричащих ртов, которыми они о себе в последний раз сообщить всем хотят, как им здесь, на Земле, жизнь пообещали, но не дали её, жизни этой. Оптика у нее такая, у геополитики, где какие там детки, когда и самой Украины не видать, просто территория, что-то вроде карты, оживающей вспышками и дымами. Просто территория конфликта между НАТО и Россией, где про какую-то Украину можно не вспоминать, потому нет ее, когда геополитически.

Зачем, зачем, чтобы быть. Оно, как возникло, так и стало быть оттуда и навсегда. Сгорит, понимаешь ли, в каком-нибудь очередном последнем огне и вот уже снова птицей Феникс воцарилось краше и ужаснее прежнего. Некоторые мудрые, но романтические предрекли ему когда-нибудь превращение просто в служебный инструмент в руках отдельных высших и особенных или даже умирание совсем за ненадобностью.

Совсем не благозвучно – «абхазиация», так и «электрификация» в свое время тоже звучала не очень, тем более, что три из четырех тогда слова такого и произнести-то не могли. Теперь могут, благодаря этой самой электрификации вместе с советской властью. Советский Союз был государством-прогрессором, и кончился, когда его прогрессорской миссии в Афгане пришел совершеннейший кирдык: потомки красноармейца Сухова не совладали, не справились, и Гюльчатаям снова прикрыли личико.

Тут как-то вдруг выяснилось совсем мне интересное, что есть целый мир, о котором я воощще никакого представления даже самого поверхностного – это квиры. Я-то думал, что они вроде бы те же, что и фрики, то есть всякие полу- и совсем придурошные чудаки. А тут наткнулся на отповедь (ОК, бумер) очередному борцу с гнилой и растленной Европой, которую мы поэтому непременно должны спасти, хотя нас никто, собственно, не просит. Теперь ее несчастную, оказывается, поглотили квиры, которые в ответ сочинили ему отповедь и подписались в количестве более полутысячи.

Вслед за Альфредом Шюцем про «хорошо информированного гражданина», про его место в обществе и в голове индивида. Он полагает его важнеющей фигурой современного общества и очень беспокоится о его судьбе, а значит и о судьбе современной цивилизации, которой он есть краеугольный камень. В распределении знаний в обществе он посредине, между всегда уже готовым знанием экспертов и принимающей это знание «улицей».

Вот еще! Это ж был настоящий дурдом, прореха в истории, несчастный совок, который ухнул в прошлое и поделом, унеся с собой детские фантазии о счастье всего человечества и ослепленные ими сгинувшие поколения, так и не успевшие толком пожить. Теперь отсюда, из нормального мира, видно всем, как он был до глупости наивен, и из этой наивности безрассудно и безудержно расточителен. Расточителен во всем, в первую очередь, в человеческих жизнях, какими удобрена была земля наша и не наша.

Полвека назад Мишель Фуко похоронил автора. Может и не навсегда, но на целую эпоху, заявив о самоценности текста, а атрибуция автора случайна и настоящая его персона больше не добавляет тексту значимости. То ли эпоха оказалась коротковатой, то ли еще что, однако часы перевернулись, маятник очень быстро добежал до другого предела, где автор и есть главное, а текст – лишь приложение к его персоне и сам по себе интересен только некоторым странным личностям, а совсем не массовому потребителю.

«В начале было дело!» Да, именно так, а то твердит разум этот: «В начале было слово! В начале было слово!» – будто кто ему поверит. Нет, в начале дело, да и в конце тоже, если что. Слово всегда посерединке, не надо путать.

Вдруг встал вопрос: «Зачем нам тело?» С его инстинктами, желаниями, привычками, болячками, страхами, его предрасположенностью к смерти? Почти всегда мы им недовольны, недовольны, в первую голову тем, как оно выглядит. Его образом, который в зеркале. Бороться с зеркалом утомительно, нудно настолько, что посещает безнадега. Все чаще с годами посещает. Но, говорят, фотошоп в помощь, другие примочки, и вот оно новое зеркало, в котором образ почти желанный.