Похвальное слово Болтологии.

«Если бы человеческую глупость холили и 

воспитывали веками, так же, как ум,

может быть, из нее получилось бы нечто

необычайно драгоценное». Евг. Замятин.

«Но ум без глупости, что вдовец».

Юрий Кузин http://philosophystorm.org/kholesterin-fragment

Здесь уместно осветить другой вопрос, о котором «приходящие оппоненты» невнятно мне напоминают: ведь наличие «пустопорожней болтологии»- тоже реальный факт, типа: «Бывают великие слова столь пустые, что в них можно заключить целые народы». (Станислав Ежи Лец). Не отклонюсь от своего обычного стиля изложения. Хотя с точки вопроса о происхождении языка может быть лишь попытка реконструкции этой истории… Т.е. история происхождения языка- будет совсем недолгой, потому что попытки реконструкции этой реконструкции- имеют, в основном короткую историю, и хотя: «Проблема происхождения языка издавна занимает умы людей, тем не менее до недавних времен она считалась (а многими и поныне считается) неразрешимой. Общеизвестен запрет, наложенный на рассмотрение работ в этой области Парижским лингвистическим обществом в 1866 г.». Однако в последние десятилетия исследования, посвященные происхождению человеческого языка, возвращаются в научный обиход. "Уже к 1977 г. насчитывалось не менее 23 основополагающих теорий происхождения языка [Hewes, 1977)»  при этом, лишь: «К началу нового тысячелетия обсуждение проблемы происхождения человеческого языка вышло на вполне научный уровень [1]. На смену философским размышлениям о том, как мог бы возникнуть язык (в англоязычной литературе такие гипотезы получили презрительное наименование just so stories - «вот такие истории»), пришел углубленный анализ данных этологии, нейрофизиологии, генетики, психолингвистики, археологии, антропологии и других наук, что позволяет реконструировать картину становления человеческого языка - хотя и не во всех подробностях, но зато с достаточно высокой степенью обоснованности]» http://www.philology.ru/linguistics1/burlak-07.htm

Благо из 23 этих теорий я собираюсь остановиться на одной, на которую постараюсь «спроектировать» некоторые другие,  которые сопряжены с вопросом возникновения болтологии.

Но, ради справедливости упомяну о первом в истории лингвистическом эксперименте: «Когда Псамметих [663-610 до н.э.] вступил на престол, он стал собирать сведения о том, какие люди самые древние… Царь велел отдать двоих новорожденных младенцев (от простых родителей) пастуху на воспитание среди стада [коз]. По приказу царя никто не должен был произносить в их присутствии ни одного слова. Младенцев поместили в отдельной пустой хижине, куда в определенное время пастух приводил коз и, напоив детей молоком, делал все прочее, что необходимо. Так поступал Псамметих и отдавал такие приказания, желая услышать, какое первое слово сорвется с уст младенцев после невнятного детского лепета. Повеление царя было исполнено. Так пастух действовал по приказу царя в течение двух лет. Однажды, когда он открыл дверь и вошел в хижину, оба младенца пали к его ногами, протягивая ручонки, произносили слово «бекос»… Когда же сам Псамметих также услышал это слово, то велел расспросить, какой народ и что именно называет словом «бекос», и узнал, что так фригийцы называют хлеб. Отсюда египтяне заключили, что фригийцы еще древнее их самих… Эллины же передают при этом, что еще много вздорных рассказов, … будто Псамметих велел вырезать нескольким женщинам языки и затем отдал им младенцев на воспитание. (Геродот. История, 2, 2)»
Read more: http://www.langust.ru/review/lang_h01.shtml#ixzz5BF5bBwsQ 
 

Безусловно, в происхождении языка, важна Гоминидная триада  определенная Ф. Энгельсом. Но ею можно описать, «эволюционный скачок» в развитии «языка жестов» (прямохождение (освобождение руки и «открытие» лица), и развитие руки). Действительно, прямохождение способствовало развитию именно языку жестов и мимики, а такая альтернатива языку могла не способствовать, а лишь замедлить появление устной речи, как и то, что мелкая моторика- способствует как тому же языку жестов, так и увеличению объема мозга. Все это: лишь условия появления устной речи…

А в чем ее причина? – То, есть, что бы по содержанию, была УЖЕ бы звуковая предметная сигнализация (указывать на предмет, производить действие, над предметом, с одновременным озвучиванием), но еще- эта звуковая предметная сигнализация не была бы –речью. Так сказать этап: Звук-символ, переходящий в комментарий: «Соответственно, глоттогенез представляет собой не появление каких-либо новых умений и навыков, а лишь развитие уже имеющихся. Это развитие, по мнению Байби, должно было происходить постепенно. Никакой специальной точки перехода от до-языка к языку не было, был континуум усложнения возможных комбинаций: сначала высказывания содержали по одному слову, потом — по два и так далее». http://www.nnre.ru/jazykoznanie/proishozhdenie_jazyka_fakty_issledovanija_gipotezy/p8.php

Но –это, лишь поверхностное описание появления языка. А, чтобы подвести к сущностному её аспекту, отмечу: «предковые для гоминид формы скорее всего должны были обладать оптимальным сочетанием признаков и являлись неспециализированными универсалами.

Для неспециализированных видов характерны более разнообразный поведенческий репертуар и способность к полифункциональному применению элемента поведения, объединению типичных для вида элементов в необычные комплексы-комбинации. Отсутствие жесткой стереотипности действий позволяет таким видам моментально реагировать на непредвиденные, необычные ситуации и успешно решать нестандартные проблемы».

Источник: http://www.activestudy.info/universalnost-kak-vazhnejshaya-predposylka-gominidnoj-evolyucii/ © Зооинженерный факультет МСХА.

Другими словами, первые слова-символы, служили сигналами для применения сородичами того или иного поведения: что само по себе приводило к увеличению стандартизированных видов поведения которые были связаны с определенным словом, например, предметная словесная сигнализация: «змея» влечет за собой иной тип поведения, чем словесная сигнализация: «орел», а не просто при криках: «опасность». При увеличении количества слов «по два и так далее» увеличивается варианты (многообразие) определенного вида поведения, причем определенного именно соответствующим комментарием, который сопровождается каждое действие проточеловека. Собственно, еще с тех времен идет: «сначала было слово…», которое «включало» ту или иную «программу» поведения и корректировало её «по ходу» реализации. Или: «Люди в древности не любили много говорить. Они считали позором для себя не поспеть за собственными словами. (Конфуций / СЛОВА )

Причем, понятно почему- не любили: голос привлекает внимание к себе не только сородичей но и хищников, отпугивает добычу. Тем, не менее, совершенно очевидна связь: чем богаче «лексикон пралюдей», тем разнообразней и адекватней поведение, тем более развитой у них было наглядно-действенное мышление.

Но, вот на своей стоянке: такого на «многословие» «запрета» нет…

Впрочем, лучше пока вернуться к вопросу о собственной причине появления языка. Светлана Бурлак, сразу предупреждаю, имеющая какое-то отношение к иностранному агенту  (О прекращении деятельности Фонда  «Династия») пишет:

«Наиболее продуктивным представляется подход, в рамках которого язык рассматривается как один из элементов «адаптации к когнитивной нише» [Pinker, 2003]. Действительно, специализация человека в природе - понимание причинно-следственных связей [там же, p. 27 с лит.]. Человек склонен из всего делать выводы, для всего искать причины, везде усматривать закономерности и внутреннюю логику. Как было остроумно замечено, «в чем люди сильны, - так это в перепрыгивании от исходных фактов к конечным выводам: нам достаточно двух-трех крупиц информации, чтобы построить на их основании модель или правило и увериться, что решение проблемы у нас в кармане и можно переходить к следующей» [Barter, Peters, 1992, p. 344]. Солнце, зашедшее в тучу, приснившаяся лошадь, цвет подаренной розы, черная кошка, перебежавшая через дорогу, и даже черточки на асфальте - все это может явиться поводом к тому, чтобы усмотреть причинно-следственные связи и, если необходимо, изменить свое поведение в связи с этим. Человека интересуют финалы - чем кончится та или иная история, чем кончится его собственная деятельность, человек строит внутренние модели и пытается предугадать будущее, веря в неслучайность совпадения событий, - и в итоге весь мир становится для него Знаком [Deacon, 1997, p. 433-435]. На этой базе возникают мифология и наука - обе они так или иначе удовлетворяют потребность человека знать причины всего сущего.

До некоторой степени способность понимания причинно-следственных связей есть и у обезьян, но у человека она развита неизмеримо сильнее, - следовательно, ее развитие занимало важное место в эволюции человека. В мозгу эту способность обеспечивают префронтальные формации коры. Так, обезьяна с поврежденной префронтальной корой не способна понять, что, если пищу на ее глазах переложили из ящика А в ящик В, то искать ее в ящике А бессмысленно, обезьяна же с неповрежденной корой легко справляется с подобными задачами (см. [Deacon, 1997, p. 259-264 с лит.]). Человек (но не обезьяна) справляется и с задачей выбрать меньшее лакомство, если известно (из предыдущего опыта), что выбранное будет отдано другому [там же, p. 413-415]. Иными словами, префронтальные формации коры обеспечивают возможность делать выводы из нескольких посылок, реагировать на стимул не непосредственно, а с учетом разных привходящих обстоятельств. Умения такого рода чрезвычайно важны для всеядного существа (например, они позволяют, увидев дерево с незрелыми плодами, вернуться к нему через некоторое время, когда плоды созреют). Они же играют значительную роль в обеспечении функционирования языка, позволяя понимать сообщения, содержащие несколько пропозиций. Префронтальные отделы коры управляют выбором слов и движением логики в тексте [Deacon, 1997, p. 267], помогают планировать сложное поведение (в том числе коммуникативное) [там же, p. 256], диктуют, что замечать, а что игнорировать [там же, p. 259], что позволяет, в частности, опознавать одинаковые слова, произнесенные разными людьми, с разной громкостью, скоростью и т.п., как одно и то же. В гоминидной линии идет постоянное увеличение размеров (как абсолютных, так и относительных) префронтальной коры [там же, p. 343].

Способность к пониманию причинно-следственных связей оказалась в сильной степени востребована в тех экологических условиях, в которых жили ранние гоминиды. Как уже говорилось (см. выше), это были «мозаичные ландшафты с явно выраженной сезонной изменчивостью» [Добровольская, 2005]…».

Для тех же, для кого научные идеи, важнее, чем политические игры, продолжу. Я, лично, считаю, что специализация человека в природе - понимание причинно-следственных связей (Пинкер). Но- понимание, а не слепое следование за ними. Следовательно, сначала следуя за своими причинно-следственными связями, нужно умение прерывать их, чтобы потом «подняться» над ними… Но, если последовательно следовать мысли, что первые слова-символы, служили сигналами для применения сородичами того или иного поведения. То вторые и третьи и далее слова: суть такие предметные сигналы, которые в дальнейшем дифференцируют дальше то или иное поведение. То есть, слова являются неким «стоп-краном»- пунктом корректировки дальнейшего поведения. Они «разбивают» единый спонтанный процесс реализации того или другого поведения, на отдельные этапы. И тогда в неосознанном: «перепрыгивании от исходных фактов к конечным выводам»,- перепрыгивание становится все менее «широким»: за счет «кочек» слов. В каком-то смысле, можно сказать, когда в настоящем один человек говорит другому: у тебя здесь «скачок» мыслей, а другой недоуменно спрашивает: «Где?»,- речь идет, как минимум о том, что определенная последовательность мыслей либо есть у второго, но он ее не озвучил первому, считая видимо, само по себе разумеющимся для них обоих, либо этот элемент поведения (= «внутренней логики») у второго- отсутствует, что фиксируется первым, как отсутствие последовательности в логике второго, что приводит к ошибкам, двусмысленности неопределенности..- Для архантропов- «упрощенного» недифференцированного поведения, уменьшающего шансы на выживание, в данной КОНКРЕТНОЙ среде…

Но, в погоне за выявлением «собственной причине появления языка» я упустил социальный аспект этой причины, хотя мельком и заметил: «голос привлекает внимание к себе не только сородичей но и хищников, отпугивает добычу. Но, вот на своей стоянке: такого «запрета» нет…

То есть развитие языка, как не комментария, а как средства общения, протекало именно в социальной среде, на стоянке, стойбище. Если суммировать все мне известное, будет ли оно адекватной данной причине? Ну, об общем: «Референциальные сигналы — сигналы-комментарии (сигналы-символы, по В.С. Фридману) — предоставляют животным «освобождение от эмоций и обретение ими способности обозначать конкретные объекты (или ситуации) окружающего мира», что «позволяет особи принимать менее эмоциональное, более “взвешенное” решение о том, что делать дальше» [Там же: 228–229]» . http://www.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-293-7/978-5-88431-293-7_10.pdf. В конце концов, сказать: «тигр», менее эмоционально, лучше, чем инстинктивно крикнуть нечто невразумительное: «Отсюда непроизвольность вокализации (Прим: у обезьян), обычно связанной с возбуждением. В критических случаях, например, при пищевых криках, ее приходится с трудом подавлять, дабы не привлечь внимания» https://wolf-kitses.livejournal.com/98139.html Да и действие, начинающееся со слова: легче сдержать. То есть слово как «стоп-кран»- и в естественной среде уже имеет некоторое преимущество, но уже не в смысле Конфуция: «не поспеть» за своими делами. А в смысле: «тормознуться» отвлечься от «своих дел», что даст далее возможность: подумать, поразмышлять НАД делами. Но – это потом…

Что же до социального аспекта в развития языка, как способности не понимать (мы их до сих пор понимаем до конца), а моделировать причинно-следственные связи, я и рассмотрю различные реконструкции возникновения языка. Если при охоте, способность к интерпретации поведения сородичей позволяла им создавать коммуникативные сигналы ad hoc (делавшимися “на ходу”), на стоянке эти знаки закреплялись методами демонстрации охотников своих слов и действий другим членам племени, в том числе: детям и женщинам. Благодаря этому, коммутативные сигналы, закреплялись в виде иконических сигналов для всего племени, и соответственно возникала реальная возможность накопления и передачи опыта.

Безусловно, еще большая роль в образовании языка из комментария, принадлежит труду. Потому, что комментарий, при объяснении своих действий ученику, в значительной степени, освобожденный от эмоций, абстрагированный от непосредственных целей (потребностей) становиться подробным. Комментарий, трансформируется в объяснение, а далее- в беседу.

Итак, исходя из сказанного:

Адаптивные преимущества для индивида:

«Это порождает гипотезы о развитии языка как средства манипулирования сородичами (см. выше), как средства демонстрации приспособленности мозга при половом отборе [Miller, 2000], как средства повысить собственный статус, превзойдя других в особом «спорте» - разговоре [Dessalles, 2000], и создать союз с другой особью [там же]. У Т. Дикона развитие языка предстает как гонка вооружений: особи стремятся все более эффективно обманывать других (к собственной выгоде) и все более эффективно распознавать обман сородичей (чтобы самим не быть обманутыми) [Deacon, 1997, p. 379-384, 398]. http://www.philology.ru/linguistics1/burlak-07.htm

Адаптивные преимущества для популяции в целом. Язык помогает снять социальное напряжение в группе, способствует поддержанию внутригрупповой сплоченности, установлению партнерских отношений (т.е. способствует совместной деятельности не только на охоте, но и по благоустройству стоянок) разнообразит поведение ее членов (т.е. одни- охотники, другие- мастера по «каменному инструменты, третьи- собиратели) – и все это надо распределять, т.е. типа «гипотезы груминга». Р. Данбара. Язык же стал одним из средств идентификации группы, и именно этим объясняется наблюдаемое разнообразие языков. http://www.philology.ru/linguistics1/burlak-07.htm . И, наверно, самое главное, способствует развитию и передачи подробной памяти о приобретенных навыков потомкам, которые начинают жить во все более безопасной и многочисленной социальной среде. Когда же, стало возможным, просто: «…альтруистически поделиться с сородичем информацией подобно тому, как можно поделиться пищей», http://www.philology.ru/linguistics1/burlak-07.htm сидя у костра, т.е. без демонстрации своего поведения, но «также красочно», тогда собственно и возникли условия для болтологии, в том смысле, когда говорят, что дело (поведение), перестало неотступно «сопровождать» слово. Или когда слово не стало комментом своих действий. Стало, по сути, свободно от них. Что это хорошего дало человеку?- ВООБРАЖЕНИЕ. Действительно, без воображения человеку, отдыхающему у костра, со слов собеседника, также спокойно расположившегося рядом, никак красочно не представить, что пережил, что делал этот его собеседник в тех или иных условиях. И, чем подробней будет описание, тем полнее будет опыт, которым один человек делиться («как пищей») с другим. Да, вместе с воображением, которое, как минимум, дала возможность планировать свое будущее, в жизнь человека пришли беспочвенные фантазии, нереальные мечтания, но разве мы поэтому, должны предать анафеме саму человеческую способность воображения?... Я уж не касаюсь спорных вопросов о бесполезности фантазий и мечтаний, позволяющих ставить «цели в идеале» для человека, которые сейчас кажутся нереальными, но в будущем… То есть именно фантазии и мечтания позволяют приподняться над действительностью: не важно -когда, не знаю (еще) как, но я стану «генералом», - разве не об этом мечтает солдат?

Значит, сам по себе факт «отрыва речи от действий», не есть повод обвинять человека в болтовне. Более того, способствует развитию мышления.

Болтовня, как «фон».

Стадный способ существования архантропа, позволяет сделать еще пару слов, в пользу болтовни. Звуковая сигнализация, (как сказал бы Дилетант) может нести информацию, даже не содержа информации: спокойное «гудение человеческого улья» на стоянке- несет, все же информацию на эмоциональном уровне, типа: «в Багдаде- все спокойно»- никто не нападает «со стороны» никто не ссориться «внутри»- спокойно занимайтесь «своими делами», т.е.- суть условия для совершенствования своей функции в племени, т.е. «благоприятный фон», создаваемый болтовней- не отвлекает, а способствует сосредоточению на проблем. «По мнению одного из первых исследователей племенного общества, немецкого этнографа Генри Шурца, это второе значение звуковой коммуникации играло особенную роль в возникновении речи. Как для животных очень важен общий звуковой фон стайной или стадной жизни, так и для сообщества людей оказывается важно говорение ради говорения, ради констатации и удовольствия общения друг с другом. В его наблюдениях за жизнью южно-американских индейцев отмечается, что в деревнях с утра до поздней ночи не прекращается самая оживленная болтовня, которая, не имея практически никакого информационного содержания, создает общее настроение, чувство общности,  гармонии (7). http://www.globalistika.ru/biblio/Saraf.htm . Многие и теперь используют «фон песни» именно потому, чтобы она, как говориться: «Нам песня и строить, и жить помогает»…

Но, гораздо интересней социальный, так сказать эффект «микширования» болтовни. «Разбитые» словами на фрагменты- целостный варианты поведения, в невнятной и «разношерстной» болтовне, создают возможность «переноса» этих элементов на другие, но близкие к ним, виды поведения, действия. Сейчас это называется- «атмосфера» творчества, и суть способ изобретательства.

Болтовня, как доказательство.

Собственно, доказательства, уже не имеет непосредственного отношения к отражению поведением изменяющейся действительности, и поэтому может относиться к «болтовне»… И поэтому такой способ общения оформился гораздо позднее (в античности). Хотя на Востоке, до сих пор популярно изречение Лао-цзы «"Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает." "Знающий не доказывает, доказывающий не знает."» Лао-цзы "Дао Дэ Цзин", параграфы 56, 81.

1. Но, вполне закономерен вопрос: как получилось, что он оставил книгу в 5000 слов? (https://obsuzhday.com/q/87346270 ).

2. Оставаясь в рамках идеи о том, что, слово это «стоп-кран», помогающий, прерывать естественный паттерн животного срабатывающий в ответ на то или иное воздействие внешней среды, для планирования вариантов корректировки своего поведения, в зависимости от меняющейся обстановки, и учитывая, что «слово»- способ передачи опыта удачного поведения другим людям,- потребность в доказательстве рождается тогда, когда накапливается разный опыт удачного поведения у многих «уцелевших» благодаря своему индивидуальному поведению.

При этом, именно благодаря спору, растет дальнейшее расхождение между «словом и делом». Известно, как циник Диоген Синопский совершенно просто опроверг такое доказательство о противоречивости движения; он молча встал и начал ходить взад и вперед; он опроверг его делом. «Но там, где ведут борьбу доводами, допустимо лишь такое же опровержение доводами; нельзя в таком случае удовольствоваться лишь чувственной достоверностью, а нужно понять» (ГЕГЕЛЬ  «ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ» Т.1). Добавка со ссылкой на ленинский конспект этой работы Гегеля: «Но анекдот продолжают еще и так: когда один ученик был удовлетворен этим опровержением, Диоген стал его бить палкой на том основании, что, так как учитель спорил с основаниями, то он и возражения ему должен был представить также основательные. Поэтому не следует удовлетворяться чувственной достоверностью, а необходимо понимать»… http://propaganda-journal.net/bibl/Lenin__SoW_5th_edition_RU_vol_29.pdf

В средние века такое расхождение доводилось до абсурда: «Характер подобного же диспута в схоластической традиции прекрасно отражает легенда о споре Фомы Аквинского и Альберта Великого о наличии глаз у крота: «Хотите, - говорит садовник, - я Вам сей же миг принесу настоящего живого крота... Ни в коем случае, - воскликнули в один голос спорщики. - Ни в коем случае. Никогда! Мы ведь спорим в принципе: есть ли в принципе у принципиального крота принципиальные глаза…» Рабинович В.Л., Алхимия как феномен средневековой культуры. М., «Наука», 1979 г., с. 137.
Источник: https://vikent.ru/enc/2825/

Обобщая даже такое «расхождение» между «словом и делом» К.А. Свасьян заметил: «Мы привыкли, например, смеяться над схоластами, воспринимая их в призме дурно преподнесенного анекдота о количестве ангелов, могущих уместиться на кончике иглы; если бы мы сумели отказаться от расхожего стереотипа и непредвзято погрузиться в тексты, мы бы столкнулись с такой виртуозной техникой чисто логических формальных процедур, перед которой современная логистика выглядит, говоря словами Гуссерля, "некоего рода философским мальчишеством" ("eine Art philosophischer Kinderei").

К. А.Свасьян «Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика».

Так, можно ли феномен «болтовни» однозначно: предавать «анафеме»?.. А если нельзя, то как сделать из нее нечто полезное?.. Или может: болтовня болтовне- рознь?