Следующее проблемное место из Предисловия к «Философии имени» А. Ф. Лосева.

Возьмем пример: вот перед нами стоит шкаф. Есть ли он нечто единое и одно? Не есть ли он также и нечто многое? Разумеется. В нем есть доски, крючки, краска, ящики, зеркало и т. д. и т. д. Ну, так что же он — единое или многое? Абстрактный метафизик сейчас же станет в тупик, ибо если А=А, то уже ни в коем случае А не может равняться не-А. А тут как раз оказывается, что один и тот же, именно один и тот же шкаф есть и одно и многое.

Затруднение. Почему Лосев интерпретирует противоречие «шкаф есть единое | шкаф есть многое» в виде формул «А есть А | А есть не-А»? Ведь если шкаф обозначить как А, то его свойство (единство) нужно обозначить через В. Тогда противоречие будет выглядеть так: «А есть В | А есть не-В».

Разъяснение.

Мое разъяснение будет иметь своеобразный герменевтический характер. Можете считать его упражнением в искусстве толкования.

Честно говоря, у меня не возникало и тени сомнения при чтении этого места. В этом отождествлении выражений «А есть В, А есть не-В» и «А есть А, А есть не-А» есть что-то совершенно естественное, не вызывающее вопросов. Возможно, дело здесь в том, что по форме эти выражения кажутся идентичными. Однако, если вникнуть в смысл этих выражений, становится ясно, что здесь не простая подмена.

С одной стороны, ситуации «А есть В» и «А есть не-В» вполне возможны с точки зрения формальной логики. С другой же стороны, ситуация «А есть А» возможна и необходима, а ситуация «А есть не-А» — невозможна. Стало быть, эти выражения не равнозначны.

Выражение «А есть А» говорит о самотождественности предмета, и гарантом этой самотождественности является наличие у предмета хотя бы одного определенного существенного признака В. То есть, предмет самотождественен — А есть А — тогда и только тогда, когда он либо обладает признаком В, либо известно, что он им не обладает, то есть является не-В. Таким образом, В оказывается условием самотождественности А. В нашем случае, шкаф рассматривается в аспекте единства и поэтому единство, его наличие или отсутствие в шкафе, является условием его самотождественности.

Далее, ситуация «А есть не-А» с точки зрения формальной логики невозможна. Предмет перестает быть самотождественным, он отождествляется с тем, что не есть он. Но что значит «быть не собой»? Для того, чтобы быть собой, вещи нужен какой-то признак, для того же, чтобы быть не собой нужно, вероятно, как наличие, так и отсутствие этого признака. Не просто отсутствие признака, ибо тогда вещи просто не было бы, но именно наличие и отсутствие. (Правда, тогда предмет отождествляется с иным себе в определенном аспекте.) То есть, ситуация «А есть не-А» по своему смыслу предполагает одновременно ситуации «А есть В» и «А есть не-В». Соответственно, шкаф есть не-шкаф только тогда, когда шкаф есть единое и не-единое. (То есть, здесь шкаф есть не-шкаф только в аспекте единства.)

Как видим, в исходном тексте перед нами не простая замена одного выражения другим. Тут не просто Лосев по ошибке или намеренно меняет «А есть В» на «А есть А» и «А есть не-В» на «А есть не-А», но развивает и углубляет свою мысль. Мы видели, что если «А есть А» предполагает «А есть В», то «А есть не-А» предполагает не только то, что «А есть не-В», но и то, что «А есть В». Исходя из этого, можно так раскрыть лосевскую фразу:

«Так что же шкаф — единое или многое? Абстрактный метафизик тут же станет в тупик, ибо если шкаф есть шкаф (поскольку имеет отличительный признак — единство, либо множественность), то уже ни в коем случае шкаф не будет не-шкафом (то есть единым и множественным одновременно). А тут как раз оказывается, что один и тот же, именно один и тот же шкаф есть и одно и многое, то есть А есть не-А — шкаф есть не-шкаф в аспекте единства.»