Вы считаете арабским цифрами

Придуманными в Индии. Ислам - тупик мысли, из всего перечисленного вами ничего собственно мусульманами не создано, в лучшем случае они служили мостом. Насчет того, что хотел Иван Грозный - можно только фантазировать, но получилась то в результате его деяний - Смута.

То, чего вы хотите - это по сути апартехейд. Устройство общества, чреватое беспрестанными войнами, и неизбежная варваризация мира.

Не то, чтобы я этого сильно хотел, исламофобия - не про меня. Но хотеть и анализировать тенденции  - соотносятся по признаку: иррациональное - рациональное. Пока я не вижу иного подхода к ползучей исламизации мира, нежели упомянутого радикального. Не потому, что я, как империалист, претендую на покорение исламского мира, принуждение его жить по моим правилам. Это исламисты претендуют силой, кровью навязать моему миру свои правила. В связи с этим я и проанализировал: исламисты не способны к созиданию, они - кастраты прогресса. Исламизированный земной шар - вот неисчерпаемая тема для фильмов-катастроф. Но коль ни себе, ни своим потомкам я не желаю вечной катастрофы, и подозреваю очень многие не пожелают такого, подумав о подробностях, я и предвижу войну на полную этническую зачистку.  Сейчас эти рассуждения  выглядят неподобающими, но в исторически недалеком прошлом нечто подобное уже случалось, и чувства были раскаленными до бела:

Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;

Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...

Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...

Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви...

Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Не дано, так не дано...