Смысл непосредственности как таковой…
Непосредственность предмета – это всегда его сверх-сущее и сверх-смысловое единство. При этом под единством я понимаю не только вышемысленный исток предмета (одно как одно), но и единство всех его других моментов, и именно – эйдоса, становления, факта и выражения. Ведь, как убедительно показал А.Ф. Лосев (“Самое Само”), всякая вещь (в широком понимании этого слова) есть прежде всего нечто одно, единое. Таким образом, эйдос, напр., предмета – кроме того что он является “координированной раздельностью”, - ещё есть и нечто одно, эйдос как эйдос. То же самое можно сказать и о других моментах предмета. В этом смысле единство предмета есть всеприсутствующая точка, как бы пульс предмета, который мы находим везде и всюду. Это – апофатическое становление (не путать со становлением как третьим началом) предмета во всех его частях и в целом.

Непосредственная данность предмета…
“Данность” уже сама по себе предполагает отношение и, следовательно, опосредование. Поэтому если и возможна такая – непосредственная – данность предмета, то она требует совершенно иного “отношения”, отличного от того, которое мы знаем и как термином пользуемся. Итак, что же это за “отношение”?
В.С. Соловьёв, между прочим, вот что говорит по этому поводу (“Критика отвлечённых начал” – гл. 45 “Вера, воображение и творчество как основные элементы всякого предметного познания”). (Надо сказать, что вопрос о непосредственной данности предмета он целена-правленно не решает, но лишь косвенно подходит к нему и, как мне кажется, даёт вполне разумный ответ на него.) 1) По Вл. Соловьёву, никакая вещь не исчерпывается своими внешне-эмпирическими (“я ощущаю вещь”) и мыслимыми (“я мыслю вещь”) данными, ибо “каждый раз, как мы действительно познаём какой-нибудь предмет, мы не только воспринимаем его относительное бытие (то есть в ощущении и понятии. – А.), но сверх того утверждаем и его безотносительное бытие, утверждаем его не только как ощущаемое и мыслимое нами, но и как сущее независимо от нас”. Мы “имеем непосредственную уверенность, что этот предмет существует сам по себе, помимо его данного действия на нас и помимо его общих отношений ко всему другому, что он не исчерпывается своим актуальным ощущаемым действием и своим мыслимым содержанием (понятием), что он существует не-зависимо от того, ощущаю ли я его и мыслю ли я о нём”. При этом “объективное значение наших ощущений и понятий прямо обусловлено уверенностью в самостоятельном бытии предмета”. Этот род “познания” предмета – как безусловно сущего – Вл. Соловьёв называет верою. 2) В чувственном опыте и в рациональном мышлении “субъект только граничит с предметом, я не соединяется с ним внутренне, только соприкасается с ним, а не проникает в него”. Такое внутреннее проникновение в предмет есть условие его объективного позна-ния, которое, между прочим, “предполагает между познающими познаваемым такое отношение, в котором они соединены друг с другом не внешним и случайным образом (то есть эмпирически или рационально. – А.)… а существенной и внутреннею связью, соединены в самых основах своего существа, или в том, что есть безусловное в обоих”. Ведь абсолютно очевидно, что “безусловное существование предмета не могло бы быть мне доступно никаким образом, если бы между мною и им была совершенная отдельность”, так что “познающий известным образом внутренне связан с познаваемым, находится с ним в существенном единстве, которое и выражается в той непосредственной уверенности, с которою мы утверждаем безусловное существование другого”. Итак, “для субъекта как безусловного существа и предмет открывается как безусловно-сущий”. 3) Однако “как факт сознания, уверенность в безусловном существовании другого не есть ещё самое единство с этим другим: это есть только указание на его единство”, которое “возможно только потому, что и наше собственное бытие и бытие познаваемого коренятся или имеют основание в одном и том же безусловном существе (для Вл. Соловьёва это – София. – А.)”.

Это учение Вл. Соловьёва я понимаю так. 1) Любая вещь есть, прежде всего, нечто безусловно-сущее, или, по терминологии А.Ф. Лосева, единое, одно. 2) Проникнуть в это безусловное бытие вещи невозможно ни путём эмпирического опыта, ни путём рационального мышления. 3) Познать безусловное бытие вещи можно только тогда, когда ты сам подходишь к нему как безусловно-сущий, то есть “со стороны” своего абсолютного единства. 4) Однако это достигается за счёт того, что познающий и познаваемое изначально находятся в сверх-сущем единстве. 5) Поэтому непосредственная данность предмета, делаем мы вывод, есть не что иное, как перемещение самого себя в этот сверх-бытийный центр, то есть попросту – гиперноэтический экстаз.

Очевидно, непосредственность как таковая и непосредственная данность предмета – всегда есть тайна вышемысленного единства.

Как Вы различаете непосредственный предмет теории от опосредованного предмета. Что они для Вас?

Тема вашего рассуждения очень важная. Непонятно, почему "Философский штурм" не штурмовал эту тему.