Трактат «О Ничто́». Фрагмент 4

Аватар пользователя Юрий Кузин
Систематизация и связи
Гносеология

Почему ружьё Хайдеггера не выстрелило.

Излагая свою математическую идею Творения Богом сущего из Ничто́, Лейбниц отводит Творцу роль «единицы», а Ничто́ – «нуля». По мысли Лейбница: «простое утверждение, что все числа получаются сочетанием единицы и ничто и что ничто является достаточным, чтобы разнообразить их, представляется столь правдоподобным, как и утверждение, что Бог создал вещи из ничего, не пользуясь никакой первоматерией (matière primitive); и что существуют только эти два первопринципа - Бог и Ничто: Бог - что касается совершенств, и Ничто - относительно несовершенств, или субстанциональных пустот (vuides d'essence)» (См.: Письмо Лейбница – И.Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701 г.) // Письма и эссе…С.92).

Казалось, всё ясно, но помимо математических метафор, Лейбниц задаёт метафизический вопрос: «Почему существует нечто, а не ничто, ибо ничто более просто и более легко, чем нечто?» Хайдеггер вопрошает по-своему: «Почему вообще есть сущее, а не наоборот – ничто?» .

Допущение Лейбница, что Ничто́ «легче» и «проще» небытия, не кажется убедительным. И хотя в подходе философа есть свой резон, современных физиков он не убеждает. «Ничто́ сложно», - возражает Адольф Грюнбаум. Но есть и те, кто отказывают не-сущему в бытии. «Ничто́ не обладает наличным бытием (не существует вовсе)», - считает Эдвард Джонатан Лоу, повторяя мысль Парменида: «Есть — бытие, а ничто — не есть». Но Ничто́ и в самом деле «наипростейшая из возможностей», - полагают Карлсон и Олссон, становясь в споре о не-сущем на сторону Лейбница.

И в самом деле, Ничто́ не приходится и пальцем пошевелить, чтобы стать тем, чем оно суть. Ничто́ не отворяет промасленного шкафа, не очищает от стальной стружки слесарный станок, не вытачивает метчик из болванки. Нет изделия, нет и уплаты за труды. Акции Ничто́ не котируются на бирже. И всё же не-сущему удаётся разместить IPO. Почему?

Гегель прав, когда, говоря о «становлении», пишет: «Вещи ещё нет, когда она начинается, но вначале содержится не только её ничто, но уже также её бытие».

Таким образом, Ничто́ «присутствует» в начале и в конце «становления», но никогда не перешагивает демаркацию потенциального/актуального. Ничто́ рождается/умирает как конкретное сущее, единичное и особенное, но, как Всеобщее, оно абстрактно. Понятно, что конкретное не есть бытие, но лишь сущее, но конкретное не есть и небытие, но лишь не-сущее. Не-сущее, таким образом, не есть форма, вещь, место. Но только – потенция, из которой бытие черпает пригоршнями.

Порвав с картезианством, находившем достоверное лишь в очевидном, Лейбниц выдвинул инструментальный подход к не-сущему. Хайдеггер продолжил, сделав из небытия разделочный нож, которым толстую кожицу бытия, превращённого в объект нерадивым и беспамятным сущим, следует аккуратно снимать, обнажая мякоть – истину бытия-вот. Эту процедуру сборщик проделывает всякий раз, когда перезрелые плоды, срываясь с пружинистых веток, падают в высокую траву. Сборщик – сама забота. Его обязанности, - бесхитростные на первый взгляд, - сводятся к поливке кустов, выпалыванию сорняков и сбору плодов. Сборщик удерживает сочный ломтик между зубов, - бытие хочет знать: каков урожай на вкус, годится ли плод для варенья или его удел стать сидром, чтобы мутить рассудки простолюдинов.

Выдвинув требование – мыслить не само сущее с его вещьностью и предметностью,  но истину бытия – Хайдеггер увидел эту истину не в самом сущем, а в не-сущем, т.е. в Ничто́ (Nichts).

Как же не-сущее, не существуя, не бытийствуя, наличествует? Отвечая на этот вопрос, Хайдеггер опирается на живой опыт мышления, силлогистике предпочитая дорефлекторное знание досократиков, темноту Гераклита, с кажущей нос несокрытостью бытия.  Ничто́ фундирует структуру человека, становящегося «заботой», которую Хайдеггер распространяет на прошлое - «бытие-в-мире» (In-der Welt-sein), настоящее - «бытие-при-внутримировом-сущем» (Sein-bei-innerweltlichem-Seiendem), будущее - «забегание в перёд»  (Vor weg-sein). Бытие человеком  - то, чем он не «есть»; существование индивида идёт в разрез с наличествованием вещей в мире, бытие человека постоянно «убегает» вперёд, «ускользает» от цепких пальцев не-сущего, есть своя возможность, свой «Проект (Entwurf), что делает само бытийствование  субъекта чем-то большим, чем присутствие «здесь и теперь». Отсюда, бытие человека не совпадает с физической координатой, оно всегда маячит впереди любых констант. Здесь же, в вещьном мире, субъект (das Wer) всегда усреднён повседневностью, отчуждён от бытия, он посредственный das Man, нечто среднее (das Neutrum). Ясперс поместил такого отчуждённого индивида в «скорлупу (Gehäuse)», в которую он врос, чтобы испытывать экзистенциальный страх (Angst).

Тропа к бытию усеяна острыми камнями. И сборщик плодов, оступившись, часто оказывается в яме – здесь сырой могильный глинозём, кишащий червями, створаживает кровь, а узкий квадрат неба, нависающего гробовой крышкой над обезумившими глазами, уменьшается с каждой секундой, пока мрак не смыкается над холодеющим челом.

Dasein, угодившее во мрак ночи, знает – каково это не быть, и не по тому, что последовательно обрывало нити, связывавшие его с жизнью, - как в рассказе Юрия Олеши «Лиомпа», - а по той причине, что, увязнув в могиле, оказывается одной ногой в Ничто́, ступает на его территорию, чтобы увидеть бытие не бытийствующим, а ничтожащимся. Таким образом, «здесь-бытие» присутствует в небытии, ничтожащим себя иначе, чем бытийствующее сущее. Но Хайдеггер предпочитает не замечать разницы, всё ещё полагая, что «в светлой ночи ужасающего Ничто впервые происходит простейшее раскрытие сущего как такового: раскрывается, что оно есть сущее, а не Ничто – вовсе не пояснение задним числом, а первоначальное условие возможности всякого раскрытия сущего вообще. Существо исходно ничтожащего Ничто заключается в этом: оно впервые ставит наше бытие перед сущим как таковым….Без исходной открытости Ничто нет никакой самости и никакой свободы» (См.: Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Хайдеггер М.Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. С.22.)

Таким образом, в отличие от Лейбница, наделявшего «Железную маску» правами на престолонаследие, Хайдеггер отводит Ничто́ роль быка, который должен совершить что-то в сознании матадора, прежде, чем насадить смельчака на крутой рог. Это «что-то» ставит Dasein в «просвет истины бытия». Не-сущее продуцирует и хранит смыслы существования, которые субъект извлекает, выходя за пределы сущего на край пропасти, у которой ужас смерти отверзает уста. Ничто́, таким образом, выполняет роль клина между сущим и бытием. Клин расщепляет бытие и сущее на две онтологические половины – сущее и бытие, как не-сущее, откуда рукой подать до слияния в неразличимом единстве Бытия и Ничто́. Нам Хайдеггер интересен хулиганством с языком, речью, которую он заставляет показывать плечико, приперев дивчину к стене подворотни...

В работе «Что есть метафизика» Хайдеггер как мантру повторяет раз триста «Почему есть сущее, а не наоборот, Ничто?». Но ответа не даёт. Хождение кругами с каждением благовоний, позаимствованных из храма Артемиды, - род герменевтического круга, где вопрошание, ответствование и бытие при вопросе - одно суть. Мы переформатировали вопрос в трактате "Смерть на сносях", где он звучит иначе: что труднее зачать, выносить, изгнать: нечто или ничто?

Хайдеггер видит в не-сущем инструмент отыскания «бытия-в-мире» в модусах подлинного/неподлинного существования, т.е. технический навык, калибрующий ум, но не само Ничто́, не суверенное, подвергающее себя негации небытие, не то, что ничтожит себя-в-себе-и-для-себя, ничтожит так, как ему заблагорассудится, и без того, чтобы противопоставлять себя бытию. А, проявив онтологическую тугоухость, - что касается красноречивого говорения истины бытия, то тут слух Хайдеггера безупречен и чуток, - философ отказывает не-сущему в голосовых связках. Собственно, Хайдеггер и ограничил оперирование с Ничто́ тем инструментальным, спекулятивным, что обретается на кромке сущего и не-сущего, - т.е. негацией, но лишь для нужд «бытия-вот», а не в собственном смысле. Так, чтобы просвет истины бытия вспорол мрак лжи, эта самая кривда должна проследовать в гримёрку, в костюмерку и уж потом, нахлобучив накладные брови и скрючив нос, появиться на заднике декорации, чтобы светозарная улыбка актрисы-премьерши выгодно контрастировала с ужимками горбуньи из кордебалета. Истине следует предпосылать ложь, подлинному – неподлинное. И, добиваясь контраста, сталкивая противоположное, Хайдеггер фундирует только бытие, оставляя не-сущее, небытие, томиться в прихожей, увы, увы.

Отказав субъект-объектному тождеству в праве на сущее, Хайдегер через экзистенциалы, предшествующие категориям и понятиям (In–der–Welt–sein (бытие–в–мире), In–sein (бытие–в), Mit–sein (бытие–с), Sorge (забота), Geworfenheit (заброшенность), Befindlichkeit (находимость), Furcht (страх), Verstehen (понимание), Rede (речь) и др.), абсолютизировал опыт проживания Dasein [Хайдеггер 1997: 450], где сиюбытность тотально однонаправленна: человек вопрошает, бытие – ответствует. В нашем же понимании бытие, ничто́ и мысль со-положены, т.е. образуют обоюдный вопрос/ответ. Ясно, что субъект не устраняется с появлением Dasein, на чём настаивал Хайдеггер, а требует иных аргументов. Наш довод – любознательность и приязнь Бытия, Я и Ничто́ как залог их полноты. Мы наделяем эти «субъекты» интенцией, что позволяет им не просто удостоверять присутствие, используя квантор «есть», а проживать опыты друг друга в бинокулярной экзистенции, т.е. в таком переживании со–бытия встречи, когда Dasein1 (субъект), Dasein 2 (бытие) и Dasein 3 (ничто́) воспринимают себя не монокулярно, а бинокулярно, т.е. стереоскопически, что становится возможным в пристальном соглядатайстве Я и Вещи, чья полнота возможна лишь в со-бытии друг друга. Только бинокулярное зрение/знание полно. Опыт Я не достоверен без опыта Вещи. Но опыт возможен лишь как изгваздывание, - через порезы и ссадины. Речь о телесных характеристиках опыта, которые накладываются на ум, понимаемый нами как тактильный и даже кинестезивный. Наш опыт саднит в вещах, знающих каково это ободрать в кровь коленки. Речь о мышлении, районирующем местность, на которой (и благодаря которой) совершаются акты. Местность – плоскость реального и идеального.

Спотыкаясь о саму себя, мысль прокладывает маршрут через бурелом не-продуманного, не-прочувствованного, не-прожитого. Человек дан в ландшафте внешнего/внутреннего, чтобы отыскать возвышенность, с которой речь сущего о себе будет звучать разборчиво. Человек совершает вылазку внутрь вещей, к основанию, куда существенное сверкнуло пятками. Бытие – неизреченное слово, не ставшее собой по причине сбитости дыхания при восхождении. А навигация – это бытие-при-кромке-губ, шепчущих существенное о сущем. Собственно, мозгами раскидывает сам маршрут, где в попутчики созерцающей себя интенции набиваются крики и шёпоты, исторгаемые изгибом реки, кустом, гнущимся при порыве ветра, колеёй, образованной колесом или следом от сапога на чавкающем глинозёме. Все эти «росчерки пера» вычитываются пытливым умом, образуя контуры вопрошаний. А в пути – всё, что ни встретится, – зачинает, вынашивает и изгоняет субъектность. Сама география озабочена родовспоможением. И сознание, взыскующее истины, вопрошает не внутри себя (и не из себя), а с помощью голосовых связок, нёба, кончика языка и кромки губ, чревовещающих из вещей и от имени вещей.

Прояснив смысл жизни через угрозу её потери, Хайдеггер повышает ставки «бытия при смерти», но не расширяет горизонта бытия-вот за счёт продумывания «за-ничтойности» - как суверенного источника негации, ничтожения себя не в угоду бытию, не в качестве мальчика на побегушках у сущего, а в роли принципа, равного бытию - как в бытийствовании, так и в развёртывании существенного сущности себя в акте само-полагания, что не может не породить в итоге негативной субъектности, как органа само-познания, своего рода «вот-небытия», «не-существования здесь», когда выражение: «я знаю, что я не существую» (нем. Ich weiß, dass ich nicht existiere), не будет вызывать отторжения у картезианцев.

Видя в ничто, - а в данном контексте не-сущее и истина одно, - лишь инструмент, а не суверенный принцип, не презумпцию [небытийствования/ничтожения] не в силу ничтожества себя как сущего, а по праву первородства, дающего принцу крови прерогативы, Хайдеггер так и не зарегистрировал свой брак с истиной, - разве что морганатический.

Ясно, что желая уйти от схоластически-номиналистического отрицания сущего, Лейбниц/Хайдеггер искали в не-сущем то «позитивное», что, как им казалось, выставит в выгодном свете старый метафизический арсенал. Отсюда «Бог-Абсолютный Нуль» Лейбница и «Dasein-Ничто» Хайдеггера. Похоже, попытка не удалась. Ружьё не выстрелило.

Комментарии

Аватар пользователя Евгений Силаев

 Спасибо, Юрий, интересные  философские рассуждения, но мне кажется напрасные, бесцельные.  

  Как же Вы сами различаете "ничто" и "небытие"?  

  ЕС

Аватар пользователя Юрий Кузин

Спасибо, Евгений. А теперь мой традиционный к Вам вопрос: где аргументы?

Аватар пользователя Евгений Силаев

 

 Понимаете, Юрий, Вы как человек художественного стиля мышления, эмоциональный обратили внимание только на  мои слова " напрасные, бесцельные " и не заметили, что речь идёт о моём  личном  понимании  Вашего текста.  Следовательно, аргументами  для моего суждения являются Ваши рассуждения.   

   Возможно что я неправильно Вас понял, а для этого и задал вопрос, который Вы также не заметили. Или В Вашей манере отвечать вопросом на  простой вопрос? 

    ЕС

 

Аватар пользователя Юрий Кузин

Как же Вы сами различаете "ничто" и "небытие"?

        Увы, Евгений, я так и не услышал ни одного аргумента. Что касается Вашего вопроса))) "Ничто" и "небытие" не синонимы и не дихотомия. Ничто регион равный бытию, небытие - модус существования Ничто в себе и для себя, - то, что в метафизике Гегеля/Сартра названо «бытием-для-себя», а у Канта «вещью в себе». «Небытие» деятельностное отрицание, т.е. ассерция внутри негации, то, что я называю переносом, не-бытийствованием тем или иным способом, что в итоге выливается в поиски Ничто своего Нечто. 

Аватар пользователя Евгений Силаев

 

   Предлагаю, Юрий, подробно исследовать Ваш ответ про "ничто", если Вы захотите и сможете ответить на мои вопросы. 

     ***

 1. Вы пишете: - "… Ничто регион равный бытию …".

  - Если ничто – регион и равен бытию, а значит отличен от бытия, а каждый регион является частью некоторой цельности, то как Вы называете такую цельность, которая включает ничто и бытие?

  В смысле какого отношения можно говорит про равенство ничто и бытия? 

 2. Вы пишете: - "… небытие - модус существования Ничто в себе и для себя…".  

- В каком смысле можно говорить про существование ничто,, на каком основании можно знать про такое существование?    

 Как Вы можете объяснить термин "в себе и для  себя" по отношению к ничто, если он уже акцедентально  предполагает сущность нечто?  

 3.  Вы пишете: - " … небытие - …, - то, что в метафизике Гегеля/Сартра названо «бытием-для-себя», а у Канта «вещью в себе»". 

- На сколько я знаю, Кант признавал  действительное существование вещей, а о«вещи в себе» говорил только в смысле её непознаваемости. Приведите, пожалуйста,  цитату из сочинения  Канта где он отождествляет «вещь в себе» и небытие.    

      ***

   Продолжим это обсуждение на базе Ваших ответов, если у Вас будет такое желание. 

  ЕС

Аватар пользователя Юрий Кузин

Спасибо, Евгений. Под впечатлением от Ваших цепких замечаний переделываю первый фрагмент. Скоро опубликую. 

 

Что до Канта - Вы правы, уберу.

 

по остальным вопросам - отвечу позже. Крепко жму Вашу философическую руку))))

 

 1. Как мыслить немыслимое. Prolegomena. Мы не умираем вовсе - ни когда увядаем, ни когда, сгинув, топчемся в прихожей инобытия. И в этом коварство смерти, заставляющей нас с тревогой наблюдать за тем, как с полок супермаркета (бытие) изымаются просроченные сырки (сущее). Как же так, спрашиваем мы себя: где погибель, ведь всё, чем оборачивается наш «уход» - это топтание на месте. Мы присутствуем при гибели Мiра, мы занимаем места в партере, чтобы лучше разглядеть метастазы не-сущего. Наконец в полном одиночестве, среди гулких шагов в опустевших торговых рядах, нас настигает догадка, что вот-вот и нас самих изымут таким же образом. И к своему ужасу мы становимся свидетелями явления, которое, опредметив, наш мозг не в силах узреть в акте идеации. Чистая идея, феномен, которому суждено было родиться, проклёвываются в Ничто́, где ничтожат себя по законам за-ничтойности, а не бытия, и тот, кто станет вопрашать у не-сущего о смысле негации и ассерци, будет не мной, а отрицательным субъектом, - если вообще есть смысл говорить о Ничто́ в контексте субъектности, субстантивности, энтелехии и телеологии. Так случится. Так случалось ни раз.  

2. Онтологический анамнез не-сущего. Описывать небытие столь же трудно, как структурировать бессознательное. Не ставя задачу всестороннего обзора представлений о небытии, отметим лишь, что не-сущее и бытие или противопоставлены, или со-присутствуют, или взаимообусловлены. Так, древнеиндийская система Вайшешика различала относительное небытие (сансарга-абхава), когда вещь не присутствовала в другой вещи (S не есть в Р) и абсолютное небытие, когда сущность и существование двух вещей не совпадали (S не есть Р). При этом относительное небытие понималось как  несуществование до рождения (праг-абхава), несуществование после смерти (дхванса-абхава), а также как бессвязность вещей между собой (атьянта-абхава). Пожав то, что посеяло, обжало, обмолотило, перемололо, сунуло в печь и подрумянило до хрустящей корочкой бытие, Ничто́ снисходит до лёгкого перекуса. Дел невпроворот: следует унавозить и засеять собственное остывшее лоно. 

Ничто́, однако, не есть бинарная опрозиция Бытию. Во-первых, мыслить не-суще как Не́что со знаком [-], значит пребывать в иллюзии, что небытие это разукомплектованное сущее, что бытию стоит притопнуть и Ничто́ вернёт всё, что умыкнуло; вот-вторых, Ничто́ не есть особенное/единичное, что бытие придерживает на случай, когда требуется вычистить авгиевы конюшни. Другими словами, не-сущее не мальчик на побегушках у бытия; в-третьих, Ничто́ не есть «Другой (фр.Autre)», противопостоящее моему Я, сознание чужака, похищающего мою свободу, время, досуг, порабощающего мою волю и решимость, посторонний, ничтожащий мою субъектность, выковыривая мои благоглупости из ума как изюм из булки; в-четвёртых,  Ничто́ не есть нигилизм, обесценивание всех ценностей, не есть «смерть бога», закат цивилизаций и культур; в-пятых, Ничто́ не докса (мнение), не ставшая понятием по причине отсутствия объекта в реальности, - ведь не-сущего нет в природе, а то, чего нет, что не явлено, не опредмечено, не может и верифицироваться; в-шестых, Ничто́ не есть инобытие, куда сущее отправляется в отставку/ссылку к бесчисленным параллельным вселенным и квантовым мирам.   

Зная себя как не-бытийствование, ничтожение, отрицание, Ничто́ есть для себя такое Сверх-Я, которое, будучи суверенным владельцем отрицательной субъектности, озабочено поисками причин собственной безосновности. Ничто не существует без основания, постулировал Лейбниц. Поэтому всякое мышление, которое аппелирует к «безосновному (Abgrund, к ничто – неправомерно. Если это справедливо для метафизики, то вдвойне это верно для безосновного мышления, делающего самого себя объектом аналитики. Таким образом, самообоснование – это движение внутри ничтожения, коррелирующее с тем переносом существенного в несущественное, когда негация озабочена поисками скрытой ассерции внутри своего региона, а Ничто́ (как всеобщее) ищет и находит своё Нечто в той разомкнутости, незавершённости и динамике, которые не позволяют не-сущему окончательно закостенеть. Напротив, изыскивая в глубинах за-ничтойности, в недрах безнадёги то позитивное, что (как пред-сущее) вострит лыжи в бытие, Ничто́ творит себя как через идею, так и через форму. Автопоэз (само-полагание) и есть само-обоснование, которому не-сущее, не зная себя доподлинно, уделяет все свободные от ничтожения сущего часы. Таким образом, Ничто́ структурирует своё негативное так, чтобы бытийствовать в себе, для себя и иначе, чем бытие - посредством сущего. При этом не-сущее не интересуют вещи, предметность, бытийствование которых истекло. Ничто́ коллекционирует существо существенного вещей, их эйдосы.

Но если Ничто́ нет ни в бытии, ни в сознании, отчего же о не-сущее сломано столько копий?

2.1.Первородство. Бытие пребывает в «томлении» само-полагания, будучи обуславливающей спонтанностью. Иногда оно порождает субъектность, которая, расширив себя до размеров сущего, структурирует регионы бытия, что сторонний, эмпирически-ориентированный наблюдатель воспринимает как «дело рук» Абсолюта. Так бытие удовлетворяет свою тягу к товариществу, нуждаясь в соглядатаях, сообщающих всё о «регионе», прежде, чем вернуть его в Ничто́, где его отправят на склад. Ясно, что бытие бытийствует материей, сознанием или их миксом – поочерёдно, параллельно, не соприкасаясь. Что первично в этой круговерти решается бытием «здесь и теперь». И обусловлено начало благорасположением бытия, но больше - случаем, казусом, непредумышленным спонтанным действием. Часто, как повивальная бабка, субъектность родовспомогает бытию, но может и выполнять функцию могильщика, когда сущее нужно сбыть с глаз долой. И тогда, как в фильме Кэндзи Мидзогути «Верность в эпоху Гэнроку»,  субъектность выкрикивает имя ронина (сущего), чья очередь совершить сепукку.

В конечном итоге следует признать, что бытие и небытие – не антонимы, не дихотомия, а регионы равные друг другу. Регионы чего? Тут мы вводит понятие «Само-полагание (Автопоэз)», - того, что предшествует Бытию и Ничто́, решая суверенно: что «здесь и теперь» бытийствует, а что/кто ничтожится. Даже Бог, до Сотворения Мира, пребывал в не-сущем, но был ли Он, тем самым «Само-полаганием (Автопоэзом)», или Абсолютным субъектом, подрядившимся на мироустройстве – до конца не ясно.  

6. Этическая дилемма. Что «есть» должное: ассерция или негация? Тут мы придерживаемся принципа равноудалённости. Императив его гласит: пусть бытие бытийствует, сущее сущностится, ничто ничтожится. 

7. Метод. То, что предпринято, есть опыт нередуцируемой топологии сознания, интуитивистской онтологии, кинестезивного (тактильного) мышления. Ясно, что исследуемое понятие не дано в качестве «объекта», а, следовательно, не может быть явлено и опредмечено. Во всяком случае предмет исследования неочевиден, как бы феноменология не пыталась убедить нас в достоверности чистого созерцания. Не станем спорить. Пусть не-сущее всецело принадлежит региону умопостигаемого. Добавим – и интуитивного. Ничто́ и Бытие не вещи, наконец, но истины, которые только и делают, что развёртывают-сворачивают свои горизонты. Нельзя сказать: истина дана мне в своей очевидности. Скорее уж достоверное обретается-утрачивается в дебрях топологии, где сознанию предстоит изгваздаться за время пути, чтобы только об этом и рассказать в своём полевом дневнике. 

Аватар пользователя Евгений Силаев

 

 Уважаемый Юрий!

 К сожалению, мне трудно понять эти ваши рассуждения.

 Может быть я буду лучше понимать Вас после того, как Вы напишете ответы на  все мои вопросы. 

Пока что  обсуждение этого Вашего комментария не имеет для меня смысла. 

   ЕС