Систематизация и связи

История философии

Диалектика

Логика

Повод для написания, связанные материалы: 

Злой гений. Часть 1. Субъективные заметки о философии Гегеля

Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 

Гегель

Предисловие

В конце предыдущей моей статьи, посвященной философии Гегеля, я написал, что планирую подробно осветить его естественнонаучные взгляды, а потом перейти к рассмотрению Науки логики. По-видимому, требуется какое-то объяснение, почему я изменил свои планы и решил начать с логики.

1) Я получил довольно много комментариев и вопросов, из которых видно, что большинству интересна скорее логика Гегеля, чем его философия природы.

2) Эти две части философской системы так тесно переплетены, что в первой есть огромные куски, относящиеся ко второй, а вторая постоянно ссылается на первую. Так что, разбирая логику, мы неминуемо будем говорить и про натурфилософию.

3) Выяснилось, что “подробно осветить” естественнонаучные взгляды Гегеля – весьма затратное и неблагодарное занятие. Для этого требуются основательные знания множества научных дисциплин, а также их истории. Мне близка математика, механика, астрономия и в какой-то степени физика. Философы и физики в XIX веке говорили на разных языках и чаще всего не понимали друг друга. Я потратил довольно много времени и сил, пробираясь сквозь зубодробительные конструкции спекулятивной мысли и одновременно выискивая ошибки в математических формулах. А ведь нужно еще как-то соотнести одно с другим. В конце концов, я понял, что занимаюсь ерундой. Кому, к примеру, интересно, что при “выводе” закона всемирного тяготения из законов Кеплера Гегель для описания движения по эллипсу использует формулу кругового движения?

Что же касается основных принципов натуральной философии Гегеля, то они непременно будут затронуты и в данной статье, и в следующей. А тем, кто нуждается в более подробных комментариях, я рекомендую ознакомиться с послесловием к 2-му тому “Энциклопедии”, написанном доктором философских наук профессором Александром Павловичем Огурцовым. Оно весьма обстоятельно, разве что излишне политкорректно.

“«Философия природы» – наиболее слабая часть его системы, оказавшая незначительное влияние и на теоретическое естествознание, и на философско-методологическое осмысление достижений науки”.

А.П.Огурцов. Послесловие к Философии природы

С оценками Огурцова трудно не согласиться. Но если называть вещи своими именами, натурфилософия Гегеля – это типичная околонаучная ахинея.

Может возникнуть соблазн игнорировать Философию природы, сделать вид, что это такая шутка гения, простительная прихоть. Но в силу указанной тесной связи  натурфилософии и логики, это невозможно. Большинство ошибок и, скажем прямо, нелепостей в естественнонаучных изысканиях Гегеля индуцированы его общефилософской позицией, невежеством в вопросах естествознания, преклонением перед античностью и зависимостью от взглядов Шеллинга. В свою очередь и Наука логики оставалась бы поэтической фантазией без продолжения в виде натурфилософии.

“философия, которая была бы только логикой в гелевском смысле и ничего не знала бы о действительном мире, вызывала бы только смех”

Шеллинг. К истории новой философии (Мюнхенские лекции)

Наконец, нельзя забывать, что Гегель читал лекции по философии природы на протяжении всей своей преподавательской карьеры: в первый раз – в зимнем семестре 1803/1804 г., в последний – в 1830 г. Следовательно, он считал её важной частью своей системы.

С какого произведения следует начинать чтение Гегеля? Известный авторитет в немецкой философии, советский и российский философ Евгений Семёнович Линьков считал, что прежде чем приступать к “Науке логике”, необходимо изучить “Лекции по истории философии”. Друг и большой почитатель Гегеля, профессор теологии Карл Дауб писал, что сначала он изучил “Логику” и тогда впервые понял “Феноменологию”. Доктор философских наук, профессор Иван Захарович Шишков, наоборот, называет “Феноменологию” ключом к тайне всей Гегелевской философии. Это очень сомнительная точка зрения. Насколько я знаю, Гегель ни разу не читал лекций по Феноменологии духа. Получается, что он оставил слушателей без ключа.

Для меня же таким ключом стала “Философия природы”. Не потому, что она помогла мне понять Гегеля, а потому, что лишила его в моих глазах ореола непогрешимости. И это было первым шагом к пониманию.

“Гегель – коварен: его система обладает таким мощным духовным и эмоциональным зарядом, что «скручивает и поглощает» адепта, не дозволяет иного мнения, неотвратимостью железной логики не оставляет выхода, а длительное погружение в гегелевские тексты подавляет и деформирует сознание, лишает самостоятельности, вынуждает смотреть на мир (и на философию в частности) только сквозь призму гегелевской интенции”.

Е.Г.Соколов. Из послесловия к статье Кожева “Введение в систему знаний”.

На одной стороне этого ключа было написано: не стоит искать у Гегеля каких-то особенных глубин. Их там просто нет. На другой стороне я прочитал: старайся всегда воспринимать Гегеля буквально.

Что же касается содержания гегелевской философии, то я думаю, что стоит последовать за одним из лучших учеников Гегеля, за профессором Даубом, и открыть, наконец, Науку логики.

Наука логика

Когда мы впервые приступаем к изучению “Науки логики” Гегеля, мы ожидаем, что вот теперь-то нам откроется подлинное искусство глубоко мыслить, строго рассуждать, делать точные выводы и избегать ошибок. Однако мы будем обескуражены. Логика Гегеля не является логикой ни в каком известном смысле слова – ни в традиционном, как свод правил, гарантирующих корректность рассуждения, аргументации, доказательства, ни в каком-то уточненном, исправленном, современном.

“Прежде всего следует сказать, о чем исследование и дело какой оно [науки]: оно о доказательстве, и это дело доказывающей науки”

Аристотель. Первая аналитика. Книга первая. Глава первая

Иногда можно услышать, что логика – это наука о мышлении, и что именно такое понимание как нельзя лучше характеризует логику Гегеля.

“В общем и целом наш «предмет» — мышление… Логика обязана показать, как развивается мышление, если оно Научно… Логика и есть теоретическое изображение такого мышления”.

Э.В.Ильенков. Диалектическая логика. Введение

Но, во-первых, логика – это не наука о мышлении. Скорее уж современная когнитивистика является зародышем такой науки. Логика же – это дисциплина мышления, в крайнем случае – искусство мышления. А во-вторых, если бы логика Гегеля была наукой о мышлении, то читая “Науку логики” мы непременно узнали бы, что такое мышление, как оно устроено, как действует, каким законам подчиняется. Однако мы не обнаружим там не только ответов на подобные вопросы, но даже и самих вопросов. Возможно, мы найдем обширную и навязчивую апологию мышления или описание мыслительной деятельности самого Гегеля, но все это никак нельзя назвать наукой о мышлении.

Существует и такое мнение, что в отличие от традиционной формальной логики Гегель разрабатывал содержательную логику. Но у логики не может быть какого-то особенного присущего только ей содержания, иначе её правила и законы не имели бы силы для других наук. Мы ведь не говорим о физической логике, химической логике, биологической логике. Существует, правда, математическая логика, но и её не следует понимать в смысле логики математики. Это скорее общая логика, изложенная математическим языком и изучаемая математическими методами.

Гегель утверждал, что собственным содержанием логики является мышление. Поскольку же он имел в виду “чистое”, неэмпирическое мышление, то предметом этого мышления опять-таки выступает только мышление, и так далее. Получается, что логика – это мышление мышления, или даже мышление мышления мыслящего мышление.

“единственной целью и делом науки является достигнуть понятия своего понятия и, таким образом, прийти к своей исходной точке и к своему удовлетворению”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 17

Содержательная по Гегелю логика содержательна лишь изначально, а в конечном итоге она пуста. Формальная же логика, напротив, лишь изначально бессодержательна, она не претендует ни на какое содержание, и именно поэтому в конечном итоге ей подчиняется любое.

“Все правила, по которым действует рассудок, – или необходимы, или случайны … Случайные правила зависят и от определенных объектов познания и столь же разнообразны, как и сами эти объекты. Таково, например, применение рассудка в математике, метафизике, морали и т. д.

… науку о необходимых законах рассудка и разума вообще, или – что одно и то же – об одной лишь форме мышления вообще, мы называем логикой”.

Кант. Логика. Пособие к лекциям

Также, логика Гегеля не является какой-то нестандартной или альтернативной, в частности, диалектической логикой. Такая логика должна была бы показать нам нестандартные, альтернативные правила корректных рассуждений. Но в “Науке логике” вы найдете только образцы специфических гегелевских рассуждений – антилогии и алогизмы, – но никак не правила для таковых.

“Если справедливо, что все философские системы были опровергнуты, то одновременно справедливо и утверждение, что ни одно философское учение не было и не может быть опровергнуто”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 86. Прибавление 2-е

Энгельс, правда, попытался выцедить из Гегеля некие законы диалектики, коих оказалось ровно три: “закон перехода количества в качество и обратно”, “закон взаимного проникновения противоположностей”, “закон отрицания отрицания”. Но логическая значимость и роль подобных законов обычно сводится к резюмирующим умствованиям вроде “Вода замерзает при понижении температуры? Да! Это закон перехода количества в качество”. Ни вывести из этих законов какие-либо следствия, ни применить их иным образом для отделения зерен истины от плевел заблуждений по существу невозможно. В этом смысле они мало отличаются от народных поговорок: “Если долго мучиться, что-нибудь получится”, “Крайности сходятся”, “Клин клином вышибают”, “Не в свои сани не садись”.

“Весьма вероятно, что те самые господа, которые до сих пор поносили закон перехода количества в качество … теперь заявят, что это есть нечто само собой разумеющееся, тривиальное и плоское … Но то, что некоторый всеобщий закон развития природы, общества и мышления впервые был высказан в его общезначимой форме, — это всегда остается подвигом всемирно-исторического значения”.

Энгельс. Диалектика природы

Итак, логика Гегеля – никакая не логика. Что же она такое? По содержанию – это метафизика, а по форме – невероятно скучный рассказ о том, как одно метафизическое понятие само по себе путем “самодвижения” переходит в другое, то в третье и т.д. – начиная с “чистого бытия” и заканчивая “абсолютной идеей”.

“логическая наука, составляющая собственно метафизику или чистую, спекулятивную философию, до сих пор находилась еще в большем пренебрежении”

Гегель. Наука логики, т.1. Предисловие к первому изданию

Состоит эта логика из трех книг: “Учение о бытии”, “Учение о сущности” и “Учение о понятии”. Первые две книги Гегель назвал объективной логикой, но даже простое сопоставление рубрик, например, с метафизикой Баумгартена показывает их 90-процентное совпадение.

“Объективная логика, таким образом, занимает скорее место прежней метафизики, каковая была высившимся над миром научным зданием, которое должно было быть воздвигнуто только мыслями”.

Там же. Введение

То, что еще как-то можно было бы назвать логикой – это лишь первый из трех разделов третьей книги – “Учение о понятии”, т.е. тематически девятая часть всей “Науки логики”. Да и здесь об обычной логике напоминают лишь слова – “понятие”, “суждение”, “умозаключение”. Смысл же вложен совсем иной.

“Обычная логика содержит в себе только те предметы, которые здесь составляют часть третьей части всей логики”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 162. Примечание

На протяжении всей своей тридцатилетней преподавательской деятельности Гегель многократно читал курс логики, который почти неизменно назывался “Логика и метафизика”, а иногда “Спекулятивная философия”. Почему Гегель назвал метафизику логикой, я надеюсь, будет скоро понятно.

Метафизика

Тем, кто “учил диалектику не по Гегелю”, может показаться странным сочетание “метафизика Гегеля”. На самом деле, когда говорят, что, мол, до Гегеля была метафизика, а Гегель на её место поставил диалектику, то это значит, что или не разобрались до конца ни в первой, ни во второй, или лукавят. Это недопонимание или лукавство, характерное для советской философии и восходящее, по-видимому, к Энгельсу, встречается в отечественной философской литературе и сегодня.

“Гегель считал, что есть только один научный метод – тот, который он разработал в «Науке логики» и назвал диалектическим в противоположность устаревшему метафизическому методу философского, как и вообще научного, познания”.

А.С. Казеннов. Диалектика как высший метод познания

На самом деле, диалектика – это и есть метафизика, а метафизика – диалектика. Слово “диалектика” изобрел, как известно, Платон. У него оно означало ровно то, что Аристотель, Кант и Гегель называли метафизикой – чистое спекулятивное, т.е. умозрительное  познание.

“Так вот, Главкон, это и есть тот самый напев, который выводит диалектика. Он умопостигаем … Когда … кто-нибудь делает попытку рассуждать, он, минуя ощущения, посредством одного лишь разума устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага. Так он оказывается на самой вершине умопостигаемого”

Платон. Государство. Книга седьмая

То, что Гегель внес в эту метафизику-диалектику свои пять копеек, этого, разумеется, никто не отрицает. Истинная ценность этого вклада – отдельный вопрос.

Метафизика была познанием из “чистого разума”. Образно говоря, она предполагала, что человек, лежа на диване и крепко задумавшись (т.е. из “чистого разума”), в состоянии познать, что такое душа, что такое Бог, что такое в целом природа и что такое свобода. Это предположение казалось тем более законным, что ведь никаким другим способом – ни путем экспериментов, ни путем математических расчетов – познать подобные вещи нельзя.

“стремление постигнуть истину посредством мышления легко может казаться гордыней человека”

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 24. Прибавление 3-е.

И в самом деле, поскольку нет ничего, что было бы умнее самого ума, и поскольку ни одна истина не может быть добыта без участия ума, то те познания, которые получены с помощью одного только ума – истины разума, – должны быть куда надежнее тех, при получении которых принимали участие чувства. Примерами таких истин казались все положения геометрии, в частности – знаменитый пятый постулат Евклида.

“если прямая, падающая на две прямые, образует внутренние и по одну сторону углы, меньшие двух прямых, то продолженные неограниченно эти две прямые встретятся с той стороны, где углы меньшие двух прямых”.

Евклид. Начала. Книга первая

Нельзя же доказать его для всех возможных случаев с помощью наблюдений и экспериментов!

Постепенно к этим геометрическим истинам стали добавлять истины иного рода: “я мыслю, следовательно, я существую”, “все происходящее имеет причину”,  “Бог существует, поскольку по определению он есть самое совершенное существо, а существование – одно из совершенств”. Их неопровержимость также не вызывала сомнений.

“Во времена, когда философия переживала период своего детства, было распространено убеждение, что с помощью одного лишь чистого мышления можно познать все, что угодно. Эту иллюзию нетрудно понять, если на мгновение отказаться от всего, что нам известно из более современной философии и естественных наук. Вряд ли кто-нибудь удивится, узнав, что Платон считал более реальными «идеи», чем эмпирически воспринимаемые нами вещи. У Спинозы и даже у Гегеля этот предрассудок является той жизненной силой, которая все еще призвана играть главную роль”.

Эйнштейн. Замечания о теории познания Бертрана Рассела

Наиболее яркие примеры такой метафизики – философские системы Спинозы и Лейбница. Они сыграли не последнюю роль в формировании метафизики Гегеля.

Спиноза и Лейбниц

Для нас привычно рассматривать мир как совокупность объектов. Вон бежит собака, а там растет дерево. Такое восприятие кажется естественным и неизбежным, тем более что его навязывает нам язык. Но начиная размышлять, мы обнаруживаем, что нам не даны объекты сами по себе, мы видим и ощущаем лишь качества – форму, размер, твердость, цвет. Мы считаем, что все эти многообразные свойства принадлежат одному объекту, но сам объект от нас скрыт, прячется. Качества не составляют объекта, кроме них должно быть еще что-то – носитель качеств. Философы называют такой носитель субстанцией, и если вы разделяете подобный взгляд на мир, то вы – субстанциалист.

“субстанция … означает лишь нечто такое, что можно мыслить как субъект (но не может быть ни для чего предикатом)”.

Кант. Критика чистого разума

“Мир есть совокупность фактов, а не предметов”.

Витгенштейн. Логико-философский трактат. 1.1.

Сначала мы подразделяем субстанции на простые и сложные, т.е. состоящие из частей. Потом мы приходим к мысли, что сложные субстанции – не совсем настоящие субстанции. Это просто агрегаты, соединения простых субстанций. Сложные субстанции можно собрать и разобрать. Простые субстанции неуничтожимы. Рассуждая дальше в том же ключе, Спиноза, в конце концов, пришел к выводу, что настоящая субстанция вообще может быть только одна и все заключено в ней. Эта субстанция и есть Бог. Бог-субстанция – это, образно говоря, монолитный но многогранный кристалл, а все “конечные” вещи, в том числе внешние предметы, люди и животные – его грани, по Спинозе – модусы.

“Я раскрыл, таким образом, природу Бога и его свойства, а именно, что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует по одной только необходимости своей природы; что он составляет свободную причину всех вещей и каким обратом; что все существует в Боге и, таким образом, зависит от него; что без него ничто не может ни существовать, ни быть представляемо; и наконец, что все предопределено Богом и именно не из свободы воли или абсолютного благоизволения, а из абсолютной природы Бога, иными словами, бесконечного его могущества”.

Спиноза. Этика. Часть первая

Душа и тело – две стороны, два разных взгляда на субстанцию, Спиноза называл их атрибутами субстанции. Это можно представить себе как внутреннюю и внешнюю стороны субстанции – разумную и телесную. На одну и ту же субстанцию-кристалл, и на каждую его грань-модус можно смотреть или снаружи, и тогда мы видим её механическую природу,  или изнутри, и тогда перед нами её душа, понятие, идея. Это вариант так называемого психофизического параллелизма.

“субстанция мыслящая и субстанция протяженная составляют одну и ту же субстанцию, понимаемую в одном случае под одним атрибутом, в другом – под другим. Точно так же модус протяжения и идея этого модуса составляют одну и ту же вещь, только выраженную двумя способами”.

Там же. Часть вторая

“Бог открывается нам двояким образом: как природа и как дух. Оба этих лика суть его храмы, которые он наполняет и в которых он присутствует”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.2, § 246. Прибавление

Лейбниц в “Монадологии” также исходил из идеи субстанции, только он не мог согласиться с тем, что душа человека, его индивидуальность есть нечто несамостоятельное, лишь модус, грань субстанции. Поэтому Лейбниц населил мир бесчисленным множеством субстанций (душ). Он назвал их монадами. Но если монады – настоящие субстанции, монолитные и самодостаточные, то они никак не ограничивают друг друга и не могут реально взаимодействовать друг с другом.

“Нет также средств объяснить, как может монада претерпеть изменение в своем внутреннем существе от какого-либо другого творения, так как в ней ничего нельзя переместить и нельзя представить в ней какое-либо внутреннее движение, которое могло бы быть вызываемо, направляемо, увеличиваемо или уменьшаемо внутри монады… Монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти”.

Лейбниц. Монадология

В то же время, каждая монада должна быть носителем всех своих свойств, а среди них есть и такие, которые связаны с наличием других монад. Например, Иван стал дедом, это одно из его свойств. Но он стал дедом только потому, что его сын Петр стал отцом. Это уже свойство Петра. Каким образом появление нового качества у Петра (что он стал отцом), вызывает появление нового качества у Ивана (что он стал дедом), если они как монады никак не влияют друг на друга. Выход только один – свойства независимых и самодостаточных монад должны быть точно согласованы друг другом. Поэтому пришлось высказать дикую, по сути, мысль, что каждая монада в ясном или смутном виде содержит информацию не только о самой себе, но и обо всех остальных монадах, в конечном итоге – обо всем мире.

“монада является постоянным живым зеркалом универсума”.

Там же

“Имея в виду взаимоопределяющую связь целого, метафизика могла выставить – в сущности говоря, тавтологическое – утверждение, что если бы была уничтожена одна пылинка, то обрушилась бы вся Вселенная”.

Гегель. Наука логики, т.1. Противоположность бытия и ничто в представлении

Информация, содержащаяся в независимых друг от друга монадах, согласована за счет “предустановленной гармонии”, т.е. изначально установленного Богом соответствия между внутренними состояниями всех монад.

“в простых субстанциях бывает только идеальное влияние одной монады на другую, которое может происходить лишь через посредство Бога… Ибо, так как одна сотворенная монада и не может иметь физического влияния на внутреннее бытие другой, то лишь указанным способом одна монада может находиться от другой в зависимости”.

Лейбниц. Монадология

Поскольку реального взаимодействия между монадами нет, а есть лишь предустановленная гармония, то внешний мир – не более чем иллюзия. Это нужно понимать так, что когда мне кажется, что я пожимаю руку своему приятелю, то ему в свою очередь кажется, что он пожимает руку мне.

“не следует представлять себе дело так, будто монады, как точки в реальном пространстве, двигаются, сталкиваются либо касаются друг друга… Движения и соприкосновения — это только видимость, но вполне обоснованная и никогда не противоречащая самой себе; они как сны, но сны точные и длящиеся постоянно”.

Лейбниц. Переписка с Николаем Ремоном

“непосредственное знание о бытии внешних вещей есть иллюзия и заблуждение, … бытие этих внешних вещей случайно, преходяще, есть видимость”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 76

Короче, все это напоминает фильм “Матрица”: люди спят в своих капсулах и видят сны, а предустановленная гармония – это матрица, которая согласовывает эти сны между собой. Между прочим, причудливое положение натурфилософии Гегеля, что «материя есть стремление к центру… находящемуся вне ее», неожиданно проясняется в монадологии Лейбница.

“Всякая простая субстанция, или особая монада, являющаяся ее центром и принципом единства сложной субстанции (например, животного), окружена массой, состоящей из бесконечного множества других монад, образующих собственное тело такой центральной монады; сообразно изменениям этого тела она представляет как бы некоторого рода центр вещи, находящейся вне ее”.

Лейбниц. Начала природы и благодати, основанные на разуме

Действительно, в “Матрице” центр управления всяким телом находится вне этого тела.

Кант и Гегель

Кант считал эти и подобные им умозрительные сооружения “воздушными мирами идей”, реальность которых вряд ли возможно доказать, но нельзя и опровергнуть. В этом смысле они мало отличаются от псевдоученой болтовни разного рода медиумов и духовидцев. На фоне ошеломляющих успехов естествознания в XVIII веке, к которым приложил руку и Лейбниц, и его ученики – братья Иоганн и Якоб Бернулли, – и сам Кант, метафизика выглядела явным анахронизмом. На нее то и обрушил он свою “Критику чистого разума”. То, что сделал Кант, трудно переоценить. Он уничтожил авторитет метафизики, Гегель мечтал его восстановить.

“То, что до этого времени называлось метафизикой, подверглось, так сказать, радикальному искоренению и исчезло из области наук …  Это факт, что интерес отчасти к содержанию, отчасти к форме прежней метафизики, а отчасти к обоим вместе утрачен … Экзотерическое учение кантовской философии, гласящее, что рассудок не вправе перешагивать область опыта и что иначе познавательная способность становится теоретическим разумом, который сам по себе порождает только химеры, – это учение оправдывало с научной стороны отказ от спекулятивного мышления”.

Гегель. Наука логики, т.1. Предисловие к первому изданию

От старой метафизики осталось выжженное поле. Тем удобнее было Гегелю на расчищенной площадке возводить здание новой догматики. Гегель – это не продолжение линии Канта, а реакция на Канта.

“поскольку наука и здравый человеческий смысл способствовали крушению метафизики, казалось, что в результате их общих усилий возникло странное зрелище – образованный народ без метафизики, нечто вроде храма, в общем-то разнообразно украшенного, но без святыни”.

Там же

“Прежняя метафизика рассматривала определения мышления как основные определения вещей. Эта  предпосылка, согласно которой существующее мыслимо и познаваемо в себе, ставит ее выше позднейшей критической философии”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 28

“точка зрения старой метафизики противоположна той точке зрения, к которой в результате пришла критическая философия. Можно, пожалуй, сказать, что, согласно этому результату, человек должен был бы питаться лишь выжимками и мякиной”.

Там же. Прибавление

Не будучи в силах преодолеть кантовскую критику по существу, немецкие философы, начиная с Фихте, пытались её обойти. В результате обошли саму эту философию.

“Мало удивительно, что Вы не доверяете путанице в понятиях и определениях философов-профессионалов... Если Вы посмотрите хотя бы на современных философов – на Шеллинга, Гегеля и их сообщников, – у Вас волосы встанут дыбом от их определений”.

Карл Фридрих Гаусс. Из переписки

“Кто знаком с историей философии, у того не может вызывать никакого сомнения тот факт, что критическая философия Канта не нашла своих достойных последователей. Все, что было представлено в Германии в ХIХ в. после Канта, было по сути лишь упадком и возрождением докантовской догматической метафизики. И это относится прежде всего к так называемому классическому немецкому идеализму – школы Рейнгольда, Фихте, Шеллинга и Гегеля”.

И.З. Шишков. И.Кант и критицистская традиция

Гегель почему-то решил, что претензии метафизики подрывают лишь знаменитые кантовские антиномии. Его остроумное решение состояло в том, чтобы включить кантовскую критику внутрь своей системы, как он выражался, “в качестве момента”, т.е. поглотить и тем самым обезоружить. Он считал, что его систему невозможно опровергнуть: все, что может быть сказанное против нее, уже содержится в ней самой. Но такая неопровержимость еще не обладает ценностью. Иногда, для того чтобы отвергать, нет нужды опровергать.

Кантовская критика, однако, отнюдь не сводилась к антиномиям. Антиномии – это лишь внешний признак внутренней несостоятельности. Претензии спекулятивной философии подрывались уже самим вопросом, как возможны синтетические суждения в метафизике, – вопросом, на который Гегель нигде прямо не отвечает.

“находясь за пределами опыта, можно быть уверенным в том, что не будешь опровергнут опытом... Страсть к расширению [знания], увлеченная таким доказательством могущества разума, не признает никаких границ. Рассекая в свободном полете воздух и чувствуя его противодействие, легкий голубь мог бы вообразить, что в безвоздушном пространстве ему было бы гораздо удобнее летать. Точно так же Платон покинул чувственно воспринимаемый мир, потому что этот мир ставит узкие рамки рассудку, и отважился пуститься за пределы его на крыльях идей в пустое пространство чистого рассудка. Он не заметил, что своими усилиями он не пролагал дороги, так как не встречал никакого сопротивления, которое служило бы как бы опорой для приложения его сил, дабы сдвинуть рассудок с места”.

Кант. Критика чистого разума. Введение

Тот, кто не испытывает сопротивление, ничего не создает. В этом смысле метафизика Гегеля целиком подпадает под огонь кантовской критики. После того как чистый разум отбросил опыт, какое-то сопротивление в состояние оказывать лишь самодисциплина разума – требование избегать противоречия. Гегель устранил и это последнее препятствие.

“Наиболее совершенным способом познания является познание в чистой форме мышления. Человек действует здесь совершенно свободно. Что форма мышления есть абсолютная форма и что истина выступает в ней так, как она есть в себе и для себя, – в этом состоит вообще основное положение философии”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 24. Прибавление 3-е

Он вообразил, что мысль может продвигаться вперед, отталкиваясь от своего собственного отрицания, как будто отрицание необоснованной мысли представляет собой нечто прочное. В этой идее, напоминающей историю барона Мюнхгаузена, вытащившего самого себя за волосы из болота, заключается наивность гегелевской диалектики.

Свою критику метафизики Кант начинает с оценки состояния, к которому пришла эта наука за более чем две тысячи лет своего существования: отсутствие какого-то ни было прогресса, особенно по сравнению с достижениями математики и естествознания.

a) Кант про математику

“С самых ранних времен, до которых простирается история человеческого разума, математика пошла верным путем науки у достойных удивления древних греков”.

Кант. Критика чистого разума. Предисловие ко второму изданию

“Здесь мы имеем великое и испытанное познание, объем которого уже теперь поразительно обширен, а в будущем обещает безграничное расширение”

Кант. Пролегомены, §6

b) Кант про естествознание

“Естествознание гораздо позднее попало на столбовую дорогу науки… Ясность для всех естествоиспытателей возникла тогда, когда Галилей стал скатывать с наклонной плоскости шары с им самим избранной тяжестью, когда Торричелли заставил воздух поддерживать вес, который, как он заранее предвидел, был равен весу известного ему столба воды, или когда Шталь в еще более позднее время превращал металлы в известь и известь обратно в металлы”

Кант. Критика чистого разума. Предисловие ко второму изданию

c) Кант про метафизику

“Кажется почти смешным, что, в то время как всякая другая наука непрестанно идет вперед, в метафизике, которая хочет быть самой мудростью и к прорицаниям которой обращается каждый, постоянно приходится топтаться на месте, не делая ни шага вперед”.

Кант. Пролегомены. Предисловие

“Возможна ли вообще метафизика?... Если бы действительно существовала такая метафизика, которая могла бы утверждать себя как науку, если бы можно было сказать: вот метафизика, только выучите ее, и она неодолимо и неизбежно убедит вас в своей истине, – то этот вопрос был бы излишним”

Там же, §4

Чтобы восстановить метафизику в правах, Гегелю требовалось прежде всего показать “недействительность” математики и естествознания и подлинную “действительность” метафизики.

Математика

С математикой было разделаться проще, учитывая, что в ней мало кто разбирается. Люди, далекие от математики всегда готовы были подозревать её в шулерстве.

“Математики – своего рода французы: когда говоришь с ними, они переводят твои слова на свой язык, и вот сразу получается нечто совершенно иное”.

Гёте. Из афоризмов и высказываний

“многое, главным образом из-за туманного понятия бесконечно малого, было принято в качестве доказательства только на том основании, что то, что получалось, всегда было заранее известно… я не колеблясь скажу, что рассматриваю эту манеру просто как фокусничество и жонглирование доказательствами и причисляю к такого рода фокусничанью даже Ньютоновы доказательства”.

Гегель. Наука логики, т.1. Определенность понятия математического бесконечного

Гёте, в одно время друг Гегеля, презрительно называл математику измерительным искусством.

“до сих пор в некоторых частях учения о природе измерительное искусство по праву господствует … Автор в этом отношении не может похвастаться какой бы то ни было подготовкой и во многом поэтому предпочитает оставаться только в независимых от измерения областях”.

Гёте. Набросок учения о цвете. Раздел V. Отношение к математике

Невежество в области математики довольно часто служило цементирующим началом для поверхностной философии. Нет ничего проще для не слишком сведущего в математических вопросах мыслителя, чем, напустив математического тумана, доказывать глубокомысленность своих философских изысканий таким же несведущим почитателям.

“Все числовые законы зависят от положенной в основу системы и определяются ею… Во всякой системе с нечетным основанием теряет свою силу различие четных и нечетных чисел… Таким образом, основание числовой системы определяет качество не только себя самого, но и всех прочих чисел”.

Фридрих Энгельс. Диалектика природы

Не избежал такого соблазна и Гегель. Ясным светом чистого разума он не побоялся осветить темные закоулки математического лабиринта и изобрел умозрительные “доказательства” трех новых теорем:

1. о том, что существует только три прямые и три обратные арифметические операции – сложение, умножение и возведение в степень, и соответственно вычитание, деление и извлечение корня;
2. о том, что пространство имеет три измерения;
3. о том, что прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками.

И все же, согласно Гегелю, “недействительность” математики состояла в том, это она объявлялась абстрактной, пустой, бессодержательной наукой, цель которой – познание чисто внешнего, т.е. совершенно несущественного в вещах.

“В математическом познавании усмотрение есть действование, для сути дела внешнее… Цель математики или ее понятие есть величина. А это есть как раз несущественное, лишенное понятия отношение. Движение знания совершается поэтому на поверхности, касается не самой сути дела… с такой недействительностью, каковы вещи в математике, не имеет дела ни конкретное чувственное созерцание, ни философия... в такой недействительной стихии и бывает только недействительное истинное”.

Гегель. Феноменология духа. Предисловие

Это он писал тогда, когда проникновение количественных методов во все новые области знания стало веянием времени. В полном согласии с этой тенденции не внутреннее, а внешнее было самым существенным, сутью дела. Наука, начиная с Бэкона и Галилея, хотела быть объективным познанием. Но знание может быть объективным лишь постольку, поскольку оно переходит от рассмотрения отношения объекта к субъекту к анализу отношений между объектами, внешних отношений. Так время становится не просто ощущением в голове человека, а объективной физической величиной, когда мы начинаем соотносить его с периодическими природными процессами – вращением земли, движением маятника. Объективным воплощением времени является хронометр. Точно так же субъективное учение о цвете превратилось в науку в тот момент, когда Ньютон разложил солнечный луч в спектр и приложил к нему линейку.

“Философия написана в величественной книге (я имею в виду Вселенную), которая постоянно открыта нашему взору, но понять ее может лишь тот, кто сначала научится постигать ее язык и толковать знаки, которыми она написана. Написана же она на языке математики, и знаки ее — треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова; без них он был бы обречен блуждать в потемках по лабиринту”.

Галилей. Пробирных дел мастер

Естествознание

С естествознанием – сложнее. Достижения его грандиозны, неоспоримы и, что может быть в данном случае гораздо важнее, в целом понятны широкой публике (в отличие от достижений математики). Приведем хотя бы некоторые:

В астрономии: Открытие четырех спутников Юпитера (1610) и семи спутников Сатурна (1789), большого красного пятна на Юпитере (1665), полярных шапок на Марсе (1666, 1672), щели Кассини в кольце Сатурна (1675), атмосферы Венеры (1761). Открытие Урана (1781), малых планет Цереры (1801), Паллады (1802), Юноны (1804) и Весты (1807) между орбитами Марса и Юпитера. Определение расстояния от Земли до Солнца (1672), открытие (1676) и уточнение (1728) значения скорости света. Открытие движения звёзд (1718) и Солнечной системы (1783) относительно звезд. Публикация каталога Мессье — списка из 102 туманностей и звездных скоплений (1784), открытие двойных звезд (1802).

В оптике: Открытие закона преломления (1628), дисперсии (1672) и интерференции света (1801). Обнаружение (1669) и объяснение (1821) явления поляризации света. Открытие инфракрасных (1800) и ультрафиолетовых лучей (1801), темных линий в солнечном спектре (1802). Первая формулировка (1678) и детальная разработка (1818-1825) волновой теории света.

В химии: Введение понятия “химический элемент” (1661). Открытие углекислого газа (1754), водорода (1766), кислорода (1771), азота (1772). Определение состава воздуха (1777) и химического состава воды (1783). Первый список химических элементов (1789). Активное внедрение количественных методов, стехиометрия (1793). Формулировка закона постоянства весовых соотношений (1794) и закона кратных отношений (1803). Утверждение атомно-молекулярной теории (1808). Формулировка закона Авогадро (1811). Становление химической символики (1814). Определение относительных атомных массы химических элементов (1818).

В других областях: Первые опыты по скрещиванию растений (1756-1760). Открытие явления фотосинтеза (1779). Возникновение гидродинамики (1738) и термодинамики (1822). Открытие законов Бойля-Мариотта (1662) и Гей-Люссака (1802). Открытие закона Кулона (1785). Появление сравнительного языкознания (1788). Становление сравнительной анатомии (1800-1805) и палеонтологии (1812). Изобретение термометра (1597), барометра (1644), воздушного насоса (1650), хронометра (1731), парового двигателя (1690) и паровоза (1814), монгольфьера (1783), электрической батареи (1800). Открытие принципа электродвигателя (1821) и динамо-машины (1827).

Чем ответит на это метафизика?

Естествознание может иметь отношение к истине, если выполнит два условия: знать свое место и держаться подальше от математики.

1) Задача естествознания, по Гегелю, – сбор и первоначальное обобщение опытных данных. Теории, гипотезы – прерогатива философии. На этом этапе приходится прибегать к тем или иным умозрительным конструкциям, т.е. к метафизике.

“Философия природы подхватывает материал, изготовленный физикой на основании опыта, в том пункте, до которого довела его физика, и в свою очередь преобразовывает его дальше, но уже без того, чтобы класть в основание опыт как последнее подтверждение”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.2, § 246. Прибавление

Философия “делает дальнейший шаг потому, что способ действия с понятием, употребляемый в физике, неудовлетворителен”.

Там же

Но метафизика метафизике рознь. Наихудшая метафизика, с точки зрения Гегеля, – это всевозможные разновидности атомизма. 

“большинство … в новейшее время нашло снова более удобным возвратиться к прежней атомистической точке зрения и … рассматривать материю как состоящую из бесконечно малых частичек, называемых атомами, которые приводятся в отношение друг с другом посредством игры соединенных с ними сил отталкивания и притяжения или каких-либо других сил. Это тоже метафизика, остерегаться которой у нас есть, несомненно, достаточно оснований, ибо она бессмысленна”.

 Энциклопедия философских наук, т.1, § 98. Прибавление 1-е

По сути дела, речь идет о разделении физики (и других наук) на две части: экспериментальную и теоретическую. Экспериментальной физикой пусть де занимаются учёные. Теоретическая физика – юрисдикция философов.

“философия природы… находится в своеобразном отношении с естествознанием вообще, с физикой, естественной историей, физиологией. Она сама есть физика, но рациональная физика”.

Энциклопедия философских наук, т.2, Введение

История науки показала полную несостоятельность этих претензий. Оказалось, как ни странно, что стать физиком-теоретиком может лишь тот, кто разбирается в физике, что нельзя быть философом науки оставаясь невежественным в науке, что гораздо проще физику стать философом, чем философу – физиком и что все выдающиеся физики были по существу философами.

2) Пусть математики занимаются своими треугольниками и кругами, величинами и отношениями – если они им так милы. Физика, по мнению Гегеля, имеет дело с качественной природой вещей. Тепло, свет, цвет и звук, газообразное, жидкость и твердое состояния вещества – все это качества. К ним слабо применимы законы арифметики и геометрии. Только небесная механика, которая по существу является прикладной математикой, имеет дело с числом и линией.

“Физическое не может быть доказано с помощью математики, которая имеет дело только с величинами … В области цветов математике не место”.

Энциклопедия философских наук, т.2, § 320. Прибавление. Первое

“математика вообще не может доказать количественных определений физики, поскольку они суть законы, имеющие своим основанием качественную природу моментов; математика не может этого сделать по той простой причине, что она не есть философия, не исходит из понятия, и поэтому качественное … лежит вне ее сферы”.

Гегель. Наука логики, т.1. Определенность понятия математического бесконечного

Ньютонову лозунгу “Физика, бойся метафизики” Гегель противопоставляет лозунг “Физика, бойся математики”.

Поскольку естествознание далеко не всегда выполняет эти условия, то не все его достижения являются реальными достижениями – некоторые суть заблуждения. Прогресс естествознания преувеличен.

Но даже это не главное. А главное то, что познание окружающего мира само по себе еще не обладает ценностью, поскольку объекты его изменчивы, преходящи, иллюзорны.

“мир, правда, обладает бытием, но не истинным бытием”

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 50. Примечание

Метафизика Гегеля находится в сильной зависимости от натурфилософии Шеллинга. Если для Гегеля внешний мир – иллюзия и видимость, то для Шеллинга существование внешнего мира – необходимое предубеждение.

“Трансцендентальный философ отнюдь не стремится доказать существование вещей самих по себе; в его задачу входит только показать, что считать внешние вещи действительно существующими — естественное и необходимое предубеждение”.

Шеллинг. Система трансцендентального идеализма. Введение, § 2

Идея философии природы Гегеля в целом довольно проста. Поскольку истина состоит в тождестве объекта и субъекта познания, познание окружающего мира было бы невозможно, если бы между ним и разумом не было ничего общего. Но, к счастью, внешний мир сам есть порождение абсолютного разума, инобытие Бога, а потому в нем много разумного, хотя много и неразумного. Задача естествознание – не познание мира, а познание разумного в мире.

“Всякое знание основано на совпадении объективного и субъективного. Ибо знают только истинное; истина же состоит в совпадении представлений с соответствующими им предметами”.

Там же, § 1

“естествознанию присуща тенденция наделять природу разумом; именно в силу этой тенденции естествознание становится натурфилософией, являющейся одной из двух необходимых основных наук философии”.

Там же

“Природа влечет нас к себе, ибо дух предчувствует свое присутствие в ней”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.2. Введение

“Мыслительное рассмотрение природы… должно постичь, как в каждой ступени самой же природы наличествует дух ”.

Там же, § 247. Прибавление

“В природе мы не познаем ничего другого, кроме идеи, но идея существует здесь в форме овнешнения (Entäußerung)”

Энциклопедия философских наук, т.1, § 18

В идее все понятно, но не так все просто на практике. Как отделить разумное от неразумного вокруг нас? Очевидно, многое зависит от степени разумности “отделяющего”. Так, для Гегеля, законы Кеплера разумны, а законы Ньютона – неразумны, в теории четырех стихий есть присутствие духа, а в атомистике – нет.

“действительным… миром мы всегда называем только то, что мы в нем постигли, и собственная философия Гегеля свидетельствует о том, сколь многие стороны этого действительного мира он, например, не постиг”.

Шеллинг. К истории новой философии (Мюнхенские лекции)

Если мы присмотримся к идее натурфилософии Гегеля, то обнаружим перевернутое отражение физико-телеологического доказательства бытия Бога, подобно тому, как диалектика Гегеля – это перевернутое отражение апории Зенона, о чем мы уже упоминали ранее и к чему вернемся.

Физико-телеологическое доказательство заключает от разумного и целесообразного устройства природы к существованию разумного её Создателя. Натурфилософия Гегеля, наоборот, из идеи бесконечного Разума выводит разумность природы. Соответственно, переворачивается и результат. В первом случае обнаружение каждого нового примера разумности и целесообразности в природе подкрепляет аргументацию физико-телеологического доказательства, во втором мы признаем разумным в природе лишь то, что согласуется с нашей концепцией Бога. Это напоминает теорию заговора: если мы внимательно и беспристрастно исследуем факты, мы можем заподозрить наличие заговора. Наоборот, если мы исходим из теории заговора, мы будем все факты подгонять под нашу теорию, а противоречащие ей факты игнорировать.

Всякая ложь рядится в одежды истины, порочность в одежды добродетели, безумие в одежды разума. Наконец, бывают и такие случаи, когда кто-то сходит с ума, но продолжает рассуждать и, как кажется, вполне здраво.

“утверждающему что-либо нелепое не очевидна сама видимость, лежащая в основе этой явной неправильности. Прежде всего эту видимость нужно сделать очевидной для него. Если же он и тогда все еще упорствует, то он действительно бестолков, но тогда с ним ничего больше не поделаешь. Для всякого дальнейшего наставления и опровержения он оказался столь же неспособным, сколько и недостойным. Собственно, ведь никому нельзя доказать, что он неразумен, всякое мудрствование здесь было бы тщетно”.

Кант. Логика. Пособие к лекциям

Новая метафизика

Для Гегеля метафизика – самое важное, возвышенное и сокровенное знание. Её предмет – абсолютное, вечное и бесконечное, истина, Бог. Ведь истина может быть только одна и она – источник всех истин. Эта истина – Бог. Что может быть важнее этого? А раз так, то любой, даже самый маленький шажок в направлении истины есть “подвиг всемирно-исторического значения”. Каждая “ошибка” и “заблуждение” на этом пути – бесценная реликвия, ибо есть великие заблуждения, и есть пустые достижения. Сверкающий кристалл абсолютной истины несет в себе эти “ошибки” как свои грани.

“Философия и религия имеют своим предметом истину, и именно истину в высшем смысле этого слова,— в том  смысле, что Бог, и только он один, есть истина”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 1

“Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа”.

Гегель. Наука логики, т.1. Введение

Логики и метафизики с одной стороны, религия с дугой, исследуют один и тот же предмет. Логика и философия в целом – это рациональная религия, а точнее – единственная подлинная религия, она сама есть истина и, следовательно, она и есть Бог.

“Религия есть та форма сознания, в которой истина доступна всем людям, какова бы ни была степень их образования; научное же познание истины есть особая форма ее осознания, работу над которой готовы брать на себя лишь немногие. Содержание этих двух форм познания – одно и то же”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1. Предисловие ко второму изданию

“Наука не ищет истину; наука есть в истине и есть сама истина”.

Гегель. Философская пропедевтика. Логика. Введение

Какой бы заумной не была критика метафизики, какими бы убедительными не казались доказательства её невозможности, человек никогда не сможет отказаться от стремления к истине, от движения к Богу, а значит – от метафизики. История философии и есть изображение этого движения.

“Последнее по времени философское учение есть результат всех предшествующих философских учений и должно поэтому содержать в себе принципы всех их; поэтому оно, если только оно является философским учением, есть самое развитое, самое богатое и самое конкретное”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 13

“История философии … должна быть сравниваема в своем результате не с галереей заблуждений человеческого духа, а скорее с пантеоном божественных образов”.

Там же, § 86. Прибавление 2-е

Но одно дело – неувядающий интерес к метафизике, другое дело – её нынешнее состояние. Чтобы реабилитироваться в глазах своих болельщиков, чтобы противостоять не только кантовской критике, но и любой другой будущей критике, здание метафизики должно быть полностью перестроено на новых основаниях. Каковы же эти основания?

1) Отсутствие предпосылок

Во времена Гегеля философия знала три источника знания: а) Интеллектуальная интуиция или непосредственное знание. Это источник самоочевидных истин, аксиом. Декарт и Спиноза считали интеллектуальную интуицию самым надежным источником. б) Дедукция. Это источник опосредствованных, доказуемых истин, теорем. Он почти так же надежен, как и интуиция. Но в доказательство может вкрасться ошибка, а интуиция не ошибается. К тому же сама дедукция, каждый её шаг основан на интеллектуальной интуиции. в) Индукция, опытное знание. Этот источник ненадежен, так как последующий опыт, “черный лебедь”, может опровергнуть ранее добытое знание. Кроме того, он принципиально не годится для метафизики. Объекты её интереса – Бог, мир в целом, свобода – не даны в опыте.

Гегель не признавал непосредственное знание, достоверное всегда опосредствовано. Остается, стало быть, дедукция.

В любой дедуктивной системе, в частности, в геометрии Евклида или в метафизике Спинозы, достоверность любого положения – теоремы – основывается на достоверности ранее доказанных теорем и аксиом.

Например, в доказательстве теоремы о том, что сумма углов треугольника равна 180˚ (Предложение 32 первой книги “Начал”) используется ранее доказанная теорема о равенстве накрест лежащих и соответственных углов при пересечении двух параллельных прямых секущей (Предложение 29), а также теорема о смежных углах (Предложение 13). Предложение 29 в свою очередь ссылается на Предложения 13 и Постулат 5 (аксиома параллельных).

Построение дедуктивной системы чем-то напоминает игру Дженга – строительство башни из деревянных брусков. Бруски, расположенные выше, опираются на те, которые находятся в основании. Когда мы вынимаем брусок из нижней части башни, конструкция становится шаткой. Так и в дедуктивной системе. Самое слабое её место – положения, лежащие в основании системы – аксиомы и постулаты. Если мы подвергаем сомнению одно из этих положений, все здание рушится. Но если мы опровергнем одну из теорем, рушится лишь та часть системы, которая опирается на данную теорему.

Идея Гегеля проста и наивна: точно так же как субстанция Спинозы имеет причину своего существования в самой себе, а не в чем-то другом, так и система абсолютного знания, чтобы не зависеть от произвольно принятого основания, должна опираться лишь сама на себя.

“так называемое основоположение или принцип философии, если он истинен, тем самым уже и ложен, поскольку он существует лишь в качестве основоположения или принципа. — Поэтому его можно легко опровергнуть”.

Гегель. Феноменология духа. Предисловие

“свободное мышление — это мышление, которое не имеет никаких предпосылок”.

 Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 41. Прибавление 1-е

“Главное для науки не столько то, что началом служит нечто исключительно непосредственное, а то, что вся наука в целом есть в самом себе круговорот, в котором первое становится также и последним, а последнее — также и первым”.

Гегель. Наука логики, т.1. С чего следует начинать науку?

“Всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное предположение, или субъективная уверенность”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 14. Примечание

Подобная фантазия может быть и годится для обоснования Божественной субстанции, поскольку последнее питается хотя бы силой Святого Духа – человек склонен принимать за чистую монету доказательства того, во что он и так верит, – но вряд ли подходит для творения рук человеческих, каковым является система абсолютного идеализма Гегеля. Мало того, что эта конструкция из взаимообосновывающих и взаимообуславливающих положений попросту висит в воздухе, она оказывается ещё и чрезвычайно хрупкой, напоминая пазл-шар, в котором каждый кусочек держится только благодаря соединению с другими кусочками. Прочность всей системы зависит от надежности каждого её элемента и не отличается принципиально от прочности мыльного пузыря. Вспомним самого Гегеля: “Имея в виду взаимоопределяющую связь целого … если бы была уничтожена одна пылинка, то обрушилась бы вся Вселенная”.

Вот почему автор Науки логики вынужден отвергать критику со стороны. Хотите опровергнуть его систему – опровергайте её изнутри. Если пазл-шар не подвергается воздействиям, он неразрушим.

“не трудно усмотреть, что манера выставить положение, привести в его защиту доводы и точно так же доводами опровергнуть противоположное ему положение, не есть та форма, в которой может выступить истина. Истина есть движение истины в самой себе, а указанный метод есть познавание, внешнее по отношению к материалу”.

Гегель. Феноменология духа. Предисловие

Но если запрещено критиковать теорию снаружи, остается только один путь – найти в ней внутреннее противоречие. Гегель хитроумно перекрывает и его.

2) Ставка на противоречие

Большинство положений философии Гегеля не принадлежит ему. Что-то он взял у Зенона, что-то у Гераклита; в одной фразе мы узнаем Спинозу, в другой – Лейбница. Карл Поппер пишет: “В работах Гегеля нет ничего, что не было бы гораздо лучше сказано до него”. Но Поппер в данном случае неправ. Диалектика в специфическом понимании, как требование включить противоречие в качестве строительного элемента в рациональную конструкцию – это точно Гегелевское изобретение. Никто до Гегеля не понимал противоречие таким образом. Зенон говорил, что понятие движения содержит в себе противоречие, и потому движение невозможно (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, стр. 355). Платом писал, что дабы не быть смешными, мы не станем противоречить сами себе (Платон. Сочинения, т.2, стр. 308). Аристотель называл принцип противоречия самым достоверным из начал, относительно которого невозможно ошибиться (Аристотель. Сочинения, т.1, стр. 125).

Гегель не боится быть смешным, не боится противоречить сам себе. Метафизика не подчиняется принципу противоречия хотя бы потому, что сам этот принцип еще должен быть доказан. 

“Логика… не может брать в качестве предпосылки ни одного из … правил и законов мышления, ибо сами они составляют часть ее содержания и сначала должны получить свое обоснование внутри нее”.

Гегель. Наука логики, т.1. Введение

Абсолютный авторитет разума вообще не подчиняется никому и ничему. Поскольку в царстве разума сам разум и законодатель, и судья, то он прав всегда, ибо кто ж его осудит, и если мышление приходит к противоречию, то в этом противоречии и заключается истина.

“не доведенное до конца понимание (антиномий – В.В.) приводит к ошибочному взгляду, будто именно разум впадает в противоречие с собой; оно не признает, что противоречие как раз и есть возвышение разума над ограниченностью рассудка и ее устранение”

Там же

“мышление запутывается в противоречиях, т. е, теряет себя в постоянной нетождественности мысли и, таким образом, не доходит до самого себя, а, наоборот, остается в плену у своей противоположности. Высшая потребность духа обращается против этого результата мышления, остающегося лишь рассудочным, и эта высшая потребность основана на том, что мышление не отрекается от себя, а остается верным себе также и в этой сознательной утрате своего у-себя-бытия, «дабы превозмочь и победить»”.

Гегель. Энциклопедия философских наук, т.1, § 11

Ошибка в том, что принцип противоречия – это не закон природы, а потому он и не нуждается в доказательстве. Это, если хотите, добровольное соглашение между учеными, пункт устава научного сообщества, самодисциплина разума. Это отказ всерьез рассматривать вырожденные теории – теории, в которых доказуемо любое положение.

Итак, метафизика Гегеля отвергает внешнюю критику, а внутренняя ей не страшна, поскольку противоречие не только допустимо, но неизбежно и даже желательно. Таким образом, цель достигнута – перед нами абсолютно неопровержимая система. Проблема в том, что это ложная цель.

“причина признания Гегелем противоречий заключается в том, что он стремился остановить рациональный спор… Делая аргументацию и критику невозможной, он ставил свою философию в такое положение, в котором она могла самоутверждаться как непроницаемый догматизм, не воспринимающий никакой критики. В результате его философия выступила в качестве недосягаемой вершины философского развития”.

Поппер. Открытое общество и его враги. Том 2. Глава 12

Перед научной теорией вообще не стоит такая задача – быть неопровержимой. Аксиомы дедуктивной системы – это не самоочевидные и бесспорные истины, как когда-то думали. Это явно сформулированные предпосылки, из которых исходит теория. Беспредпосылочная теория – это наивность и утопия.

“Предметом гордости гегелевской философии является то, что в ней якобы отсутствует какая бы то ни было предпосылка. Между тем это не соответствует истине. Проникнув в ее основу, в то, что в ней не высказано, а молчаливо предпосылается и что именно поэтому трудно познать, мы обнаружим, что этим последним, воздействующим на всё базисом являются максимы наипростейшего рационализма, принятые в качестве само собой разумеющихся основоположений, в которых никто никогда не сомневался и сомневаться не мог”.

Шеллинг. К истории новой философии (Мюнхенские лекции)

Теорема – это гипотетическое суждение, верное при условии выполнения предпосылок. Смысл дедуктивной системы в том, что теория не замыкается в себе, а открывается для свободной критики. Её лозунг – опровергни меня, если сможешь! Только так и может строиться научная теория.

Если теория принципиально неопровержима, это не значит, что она истинна. Это значит, что она неинформативна, а потому бессмысленна. Научность предполагает, прежде всего, свободную дискуссию и критику. Тефлоновая теория, какой стремится стать метафизика Гегеля, не является научной, не есть знание.

“Эта система абсолютного рационализма … не допускает дальнейшего движения по тому же пути. Ибо в том и сущность Гегелева принципа, что он заведомо заключает свое отрицание внутри самого себя, и потому в этой системе, отвергнувшей закон противоречия, невозможно указать никакое внутреннее противоречие, побуждающее к дальнейшему развитию системы”.

Вл. Соловьев. Кризис западной философии

“Философия Гегеля, как система в своей сфере абсолютная, совершенно в себе замкнутая, не может быть отринута отчасти, т. е. развита … И действительно, как только учение Гегеля было вполне высказано и понято, оно сейчас же было и отвергнуто”.

Там же

Позже мы увидим, что даже если мы встанем на точку зрения “диалектики”, на точку зрения принятия противоречий, это не помешает нам обнаружить несуразности в философии Гегеля.

3) Самодвижение понятий

Итак, традиционная дедукция, со своими аксиомами и теоремами, с запретом противоречия не устраивала Гегеля. Тогда он выдумал новую – самодвижение понятий.

О традиционной дедукции мы уже говорили. Её во времена Гегеля называли геометрическим методом. Эта дедукция представляет собой последовательность суждений, в которой каждое последующее суждение является логическим следствием одного или нескольких предыдущих. К примеру, из A выводится B, хотя точно также мы могли бы вывести и C, Потом из B – D, из A и B – E, наконец, из D и E – F. Важно чтобы предыдущее суждение не ссылалось на последующее. Почему конкретный ввод, например доказательство теоремы Пифагора,  строится именно так, а не иначе? Как в первый раз найти подходящий вывод? Почему возможны разные выводы для одного и того же положения. Все это не ясно. Во всей процедуре чувствуется неопределенность и произвол. Разве так должна строиться метафизика?

Чтобы понять, чем не устраивает Гегеля традиционная дедуктивная процедура, стоит проанализировать его претензии к математическим доказательствам.

1. Из формулировки математической теоремы нельзя извлечь её доказательство.

“в математическом познавании существенность доказательства еще не имеет значения и характера момента самого результата; напротив, в нем доказательство закончилось и исчезло”.

Гегель. Феноменология духа. Предисловие

Чертеж “не вытекает из понятия теоремы”.

Там же

2. Непонятен уже первый шаг доказательства.

“доказательство ведется путем, который где-то начинается, еще неизвестно, в каком отношении к искомому результату ”.

Там же

3. Непонятны также и все последующие шаги.

“В процессе доказательства принимаются данные определения и отношения и игнорируются другие, причем непосредственно нельзя усмотреть, в силу какой необходимости это делается”.

Там же

“провести именно данные линии, вместо которых можно было бы провести бесконечное множество иных, — ничего больше не зная, имея лишь уверенность в том, что это целесообразно для ведения доказательства”.

Там же

4. Как и при складывании пазла картинка проясняется только в самом конце, когда доказательство завершено.

“И впоследствии действительно обнаруживается эта целесообразность”

Там же

5. В целом дедуктивная структура, т.е. связь всех возможных посылок их следствий, представляет собой безбрежное море (куда хочешь, туда и плыви) или лабиринт (в нем есть начало, но непонятно, есть ли конец). А хотелось бы уютную тропинку с цветочками на обочине и уютный домик в конце тропинки.

“На каждом из них (из доказываемых предложений – В.В.) можно прервать изложение; каждое последующее начинает для себя сначала, причем первое само не переходит ко второму, и между ними, таким образом, не возникает необходимой связи”

Там же

Отсюда уже ясно, как должно строиться философское доказательство – просто, как телеграфный столб. Оно должно иметь однолинейную, поступательную структуру: A само собой должно переходить в B, B в C, C в D, и так далее. Любые отклонения не только не нужны, но и невозможны. Каждый очередной шаг необходим и неизбежен. Источником движения выступает противоречие. Человек в этом процессе как будто и не участвует, ибо это самодвижение. Философ лишь наблюдает его в своем сознании и фиксирует.

“раскрытие того, что единственно только и может быть истинным методом философской науки, составляет предмет самой логики, ибо метод есть осознание формы внутреннего самодвижения ее содержания”.

Гегель. Наука логики, т.1. Введение

“метод, которому я следовал в этой системе логики или, вернее, которому следовала в самой себе эта система… единственно истинный… движение этого метода есть движение самой сути дела”.

Там же

“позиция философа, или «ученого» (= Мудреца), по отношению к Бытию и Реальному – позиция чисто созерцательная, пассивная … философская, или научная, деятельность сводится к простому описанию Реального и Бытия”.

А. Кожев. Введение в чтение Гегеля. Приложение I, стр. 556

Это самодвижение происходит следующим образом. Сначала понятие само из себя порождает собственное отрицание, или, можно сказать, оно содержит в себе свое отрицание. Отрицание, в свою очередь, способно породить первоначальное понятие. Затем обнаруживается, что есть некоторое третье понятие, которое содержит в себе “в качестве моментов” как исходное понятие, так и его отрицание. Например, становление бытием, т.е. возникновение, предполагает как бытие, так и небытие, поскольку оно есть переход от небытия к бытию, или, как выражается Гегель – единство небытия и бытия. Изменение – это становление иным, единство такого и иного.  Движение – изменение положение, т.е. единство “здесь” и “там”.

Процесс самодвижения начинается с “чистого бытия”, неотличимого от “ничто”, проходит множество стадий и в конце концов приходит к “абсолютной идее”, т.е. к Богу.

Вот такой проект несокрушимого здания новой метафизики. Кому то он может показаться нелепым, кому-то – безукоризненным. Когда критики и адепты высказываются о логике Гегеля, очень часто они имеют в виду этот проект. Но одно дела – план, и совсем другое – его осуществление. К осуществлению плана вместе с Гегелем и под его руководством мы перейдем в следующей статье этого цикла.