"УЧЕНИЕ О БЫТИИ"

"ПРАВИЛО О НАЧАЛЕ" (3)

1. ПИФАГОР И "МИЛЕТЦЫ"

1. Пифагорейцы стали считать математические нау­ки началами всех ве­щей. Пифагор признаёт началами числа и соразмер­но­сти ме­жду ними. Пифагор прини­мает также началом мо­наду (еди­ницу) и не­опре­де­лён­ную диаду (двоицу, двойку). Одно из на­чал [у него] уст­ремляется (от­но­сится) к действующей при­чине, дру­гое - к страда­тель­ной (материальной). Действую­щая причина - бог (ум), страдательная при­чина - видимый мир.

2. Едва ли число могло быть началом. Число - знак. А знак - да­леко не начало. Пифа­гор считал нача­лом (или эле­мен­тами) связку "предел - бес­предель­ное". На­чалом же чи­сел он счи­тал связку "чёт - не­чет". У пифа­го­рей­цев име­ется целая группа элемен­тов проти­вополож­но­стей. Их при­мерно де­сять (10). Это позволяет не счи­тать что-то одно из них нача­лом.

3. Афоризм пифагорейцев "Всё есть число!" (при­ду­ман­ный Ари­стоте­лем?!), без сомнения, имеет большой смысл. Но к началам он не от­носится. Он не относится к тому един­ствен­ному на­чалу, о ко­то­ром пы­та­ется выяснить философ. Ни одно из всех на­чал ему не уда­лось по­ложить как единст­венное. Противопостав­ле­ния, вернее, их пары или одна из всех пар не может счи­таться тем нача­лом, ко­то­рое раньше остальных. Оно тогда было бы пар­ным (двойным), а не одним (одинарным).

4. Пифагор не занимался теперь [уже] поисками [того одного] на­чала. У Пифагора [в изложении] нет на­чала. У него есть раз­ра­ботка всего того, что это на­чало даёт, что имеет смысл бла­го­даря тому на­чалу, ко­торое либо бес­смыс­ленно, либо [пока] непостижимо, либо на­обо­рот, слишком очевидно, либо на­столько субъ­ек­тивно, что не дос­тойно изло­жения, тем более поучительного или на­зидатель­ного.

5. Может быть последнее [и предпоследнее] ве­ро­ят­нее. Оно соот­ветст­вует личностному фактору в орга­низа­ции бы­тия. Формула Пифа­гора "Всё есть число!" - это не раз­говор о нача­лах. Это также не разговор о на­чале, откуда это всё берет на­чало. У Пифа­гора нет на­мёков на поиск вне-на­чала.

6. Что представляют собой указания на первона­чала предшествую­щих философов и школ Древней Греции? До Гераклита Эфес­ского имеем Милетскую школу в Малой Азии. Её представи­тели - Фа­лес, Анак­симандр, Анаксимен и их ученики. Эта школа впервые по­ставила во­прос о перво­ос­но­вах всего сущего.

7. Все [эти философы] решали вопрос о первоос­но­вах по-разному. Они одинаково брали за основу раз­лич­ные по характеру прин­ципы. Каж­дый из них имел в виду прин­цип, пытаясь угадать и уви­деть в его ха­рак­тере все­про­ни­каю­щее, всеобъем­лю­щее свой­ство.

8. Фа­лес предпо­читал принцип воды. Анакси­мандр, убедившись в пре­хо­дя­щем ха­рактере друг друга сме­няющих стихий, кла­дёт в основу [всего] бес­пре­дельное (апей­рон), которое не оп­ределено. Анакси­мен имел в виду принцип воздуха, близ­кий к апей­рону, но опреде­лён­ный в виде неко­то­рой силы, пронизывающей все стихии и все тела. У Анакси­мена уже присутствует понятие взаимоотно­ше­ния первона­чала и движения. В дальней­шем эти отноше­ния бу­дут больше раз­виты в пользу дви­же­ния, чем первона­чал.

9. Несовпадение первопринципов у ми­летцев не могло не привести по­добный образ мыслей к кризису в об­ласти первоначал. Они при­шли к от­рицанию единых пер­во­начал (или еди­ного пер­во­на­чала).

10. То, что один [из фило­софов] убедительно и ус­пеш­но доказы­вал, дру­гой так же убеди­тельно и успешно опро­вер­гал. Пер­во­на­чало, ка­жу­щееся од­ному [философу] тако­вым, дру­гому подоб­ным не каза­лось. Разница про­легала даже не в пре­де­лах проти­во­стоя­ния отдель­ных школ, а внутри одной школы!

11. Из такого состояния школ и учений следует два направления. Одно из них - принципиаль­ное. Это по­иск принципа на­чала, ко­торое можно было бы легко по­мыс­лить, которое было бы од­ним, пре­дельно об­щим и ме­нее конкрет­ным, как у милет­цев. Другое на­правле­ние - не­прин­ципи­аль­ное, не ведущее к по­ис­кам об­щего и еди­ного прин­ципа на­чала.

12. Пифагор был младшим современником милетцев, противни­ком демо­кратии, но приверженцем аристократии. Нет со­мне­ния в том, что он воспринял учение милетцев и, переселившись в Юж­ную Ита­лию, предпо­чел избежать субъектив­ность ма­лоазий­ских грече­ских фи­лосо­фов. Он стал говорить о началах аб­ст­рактно.

13. Число, а именно единица, которую он принял за на­чало, яви­лось принципом начала, о котором твер­дили ми­летцы, но были не со­гласны в его на­звании. "На­чало всего - единица; единице как при­чине подлежит как веще­ство не­определённая двоица; из единицы и неоп­ре­де­лённой двоицы исходят числа; из чисел - точки; из то­чек - ли­нии; из них - плоские фи­гуры; из плоских - объем­ные фи­гуры; из них - чув­ст­венно воспринимаемые тела, в кото­рых че­тыре основы - огонь, вода, земля и воз­дух и проч.".

14. Уподобление у Пифагора еди­ницы началу и при­чине свиде­тель­ствует о желании крайне обоб­щить пер­во­на­чала и перво­при­чины. В этом случае по су­ществу нет ни­ка­кого отличия Пи­фа­гора от милет­цев. Оно есть только в том, что первый удосужился предельно обоб­щить все раз­нообраз­ные первоначала.

15. Вне-начало у Пифагора не вскрывается. Он здесь не следует предше­ственникам и не ищет более вне-начало, но останавли­ва­ется на принципах и обобщённо их углубляет и разви­вает.

16. Посту­пая так, Пи­фагор и другим советует следо­вать его примеру. Анакси­мену он гово­рит сле­дую­щее: "Не всегда хорошо вперяться умом в эфир - лучше бы­вает при­нять заботу об отечестве. Я ведь тоже не весь в моих ве­ща­ниях - я и в тех вой­нах, какими хо­дят друг на друга ита­лийцы".

17. Следует упомянуть ещё об одном, о чём были со­гласны фило­софы, - о движении. Движение немыслимо вне на­чала. Оно от­но­сится к началу и его раз­вёртыва­нию, но не располагается вне пре­делов начал и причин.

18. Пифагор, отча­явшись в первоначалах и перво­при­чи­нах, об­ра­тился к развёртыванию того начала, бла­годаря кото­рому возможно дви­жение. Движение и его раз­вёртыва­ние для Пифагора важ­нее и яс­нее пер­воначал и первопри­чин. Пифагор не считал движе­ние тоталь­ным. Оно имело у него начало и конец. И то, и другое мысли­лось им неподвиж­ным.

2. ГЕРАКЛИТ

1. Гераклит Эфесский обратил внимание именно на движение. Об этом, собственно, учили ми­летцы и Пи­фа­гор. Пер­во­на­чала же он нашел у них недос­товер­ными. Ге­раклит оконча­тельно оста­вил [из­ло­жение] перво­начал и первопри­чин из-за яв­ного не­со­гла­сия по по­воду них среди фило­софов и остальных [людей]. Дви­же­ние, как ему ка­за­лось, никто не отвер­гал.

2. Гераклит принадлежал к царскому роду и смог убе­диться в не­со­стоя­тельности начал власти, которые ему при­шлось видеть от­верг­ну­тыми, не­смотря на их [ка­жу­щуюся] неоспоримость.

3. Он отверг те начала, о которых трактовали грече­ские натурфи­ло­софы. Это были [материальные] не­под­виж­ные начала. Их непод­виж­ность со­стояла в непод­вижно­сти отдельного принципа, при­нимае­мого филосо­фами. Этот принцип наблюдался во всём и имел ося­зае­мую ана­логию как подтверждение его всеобщ­ности.

4. Ге­раклит от­верг вся­кий принцип такого рода начала, уз­рев в нём под­вижность не меньшую, чем им порож­даемую. Он полностью ис­клю­чил вне-на­чаль­ный принцип, зая­вив о несотворимо­сти по­рядка (или космоса) и под­твердив это своей зна­менитой форму­лой "Всё течёт!". Это от­кры­тие Герак­лита для того вре­мени ока­залось по­тря­саю­щим. Если и сей­час кто-либо, как Ге­рак­лит, вдруг пой­мёт, что "всё те­чёт", то обра­тится в ужас.

5. Употребление закона в формуле "всё течёт" ог­ра­ни­чило поиски непод­вижных первоначал, сохраняющих сущ­ность и всё ос­таль­ное. Ге­рак­лит запретил натурфило­софию с её миро­вым поряд­ком, гар­монией и проч. Он унич­тожил все найденные ею начала.

6. И всё же многие счи­тают Гераклита подобным философам, учившим о пер­воначалах, приводя в качестве свидетель­ства указа­ния на то, что он началом и основой всего считал огонь. Это сход­ство по­верх­но­стно. Огонь не есть физическое состоя­ние, подоб­ное воде, воз­духу или даже понятию. Огонь - это процесс. Сход­ства с по­доб­ным и противоре­чия с собой здесь нет. Этот огонь почти не имеет абсолют­ного и устойчивого ха­рак­тера. Он произволен и в равной сте­пени во­лен по­рождать и унич­тожать. Ге­раклит считает [не­оп­реде­лён­ную] судьбу ре­гу­ля­то­ром произвола.

7. Огонь не есть первоначало. Од­нако изменчи­вость им обуслов­лена. Вместе с огнем Гераклит похоро­нил все первоначала, объ­явив их [не то, чтобы непозна­вае­мыми, а] не имею­щими смысла. Но здесь философ вво­дит принцип причинно-след­ствен­ного про­цесса, по­добного огню. Этот процесс не довлеет себе. Им управ­ляет судьба. Она скрыта и непо­знаваема. Так что и про­цесс, неиз­вестно кем, чем и как управляемый, весь (в це­лом) так же под­па­дает под знаме­ни­тую фор­мулу "всё течёт!".

8. Эта формула привела философа к полному недо­уме­нию по по­воду ус­тоявшихся противоположностей. Пред­шест­вен­ники, кон­ст­руируя устойчивый, упорядоченный кос­мос, при­да­вали каж­дому члену любой пары противопо­ложно­стей устойчи­вое разли­чие, срав­нивая его с дру­гим членом пары. Они слабо отличали прин­ципы от ве­щей, благо­даря ко­то­рым эти принципы созер­цали.

9. Про­тивоположение - это то, что лежит в ос­нове бы­тия. Гераклит это понимает. Однако и здесь, как в случае с на­ча­лами, он уст­раняет этот закон. Ска­зать, что "Одно и то же в нас - живое и мерт­вое, бодрствую­щее и спящее, мо­ло­дое и ста­рое, ибо эти [проти­во­по­лож­но­сти], пере­менив­шись, суть те, а те, вновь переме­нив­шись, суть эти", - это всё равно, что ли­шить каждый член этой (и любой другой) пары какого-ни­будь смысла.

10. Философ лишил смысла не только начала [бы­тия], но и осно­во­пола­гающий принцип его раз­вёртывания - противоположе­ние, не найдя ни там, ни здесь ничего достоверного. Единст­вен­ное, с чем он мог согла­ситься, так это с отно­сительностью как на­чал, так и про­тиво­по­ложе­ний. А в абсолютном смысле он при­шёл к пол­ному без­раз­ли­чию по поводу всего.

11. Гераклит - узловой пункт в истории мышле­ния. Пол­ная отмена бытия и его принципов всё-таки не стали окончательным ре­зуль­татом его философии. Она и не мог­ли им стать. Ведь оконча­тель­ной катастрофы из круше­ния всех ус­тоев [аристократии и её идеоло­гии] не про­изошло. А бытие, не имеющее [ника­кой] дос­то­вер­но­сти, не рух­нуло!

12. Гераклит пережил две трагедии. Первая тра­ге­дия свя­зана с осоз­на­нием текучести всего, вторая - с неуничто­жи­мо­стью того, что уте­ряло все ос­новы. Он не мог предста­вить взаимодействия того, что, по его мне­нию, не взаи­мосвя­зано. Он был выну­жден оставить реля­ти­визм начал и противоположностей как очевидный, но про­шлый факт и взяться за ре­ше­ние загадки управления всем, что течёт.

13. Философ прибег к ут­верждению того закона, кото­рый, в отли­чие от тоталь­ной изменчивости, был бы неизме­нен и мог благо­даря этому строго управ­лять ею. На это его натолк­нула трагедия о двух дей­ствиях. Если огонь, источник ката­ст­рофы, не окон­чил своё разру­ши­тельное дей­ство, а до­вёл его до некоторой сте­пени или пре­дела и за­тем погас, то, во-пер­вых, огонь управляем, а, во-вто­рых, есть что-то (или кто-то), устанавливающее ему меру, закон и т. д. Огонь по­гас, дойдя до меры, и тут же на­чал иное. Ни­что не рухнуло оконча­тельно, но оста­лось, под­дер­жи­вае­мое в не­кото­ром равно­ве­сии, очень похожем на за­кон [муд­рости].

14. Это как раз тот закон, о котором как непод­вижном и устойчи­вом трак­товали ми­летцы. Но они, в от­личие от Гераклита, не были зна­комы с глобальной теку­че­стью всего. Философ указал на закон из­менчи­во­сти, а не только на закон неизменно­сти, который был уже из­вес­тен. За­кон измен­чиво­сти оказался новым и не­пости­жимым. С этих пор Гераклит покинул изменчи­вость и по­следовал примеру ми­лет­цев.

15. Закон изменчивости, открытый Гераклитом, на этом этапе пре­взошёл возможности понимания. Он был свя­зан с полной нераз­бери­хой после Герак­лита в области перво­начал. И фи­лософ реша­ется на отча­янный и бес­по­мощ­ный шаг.

16. Он пы­тается втиснуть изменчи­вость в чуждый ей за­кон, про­ти­во­по­ложный первому. "Всё проис­ходит со­гласно судьбе!". Но до конца изменчи­вость не поддаётся дей­ствию за­кона [неумоли­мой] судьбы. Для неё не выяв­лен закон, а новые меры вряд ли мо­гут огра­ничить из­менчи­вость.

17. Фило­соф предполагает для неё не­которую меру (или степень) сво­боды, но только та­кую, какую считает нуж­ным установить тот, кто управляет из­ме­не­ниями. Пре­взошедшее меру за­слу­живает наказание как на­ру­шившее закон равно­весия [текучести] че­рез меру от­клонения от нормы. Мера и закон здесь ос­та­ются произволь­ными. Это хо­рошо согла­суется с общим учением Гераклита, имею­щим произ­вольный ха­рак­тер.

18. Мера и закон в силу произвола теряют оче­вид­ность и объектив­ность и вырываются за пределы по­зна­ния. От­сюда мисти­цизм фи­ло­софа. "Природа любит пря­таться!" Мера и закон про­из­вольны. Это зна­чит, что они не подда­ются предсказа­нию, пря­чутся до поры до вре­ме­ни. Так Ге­раклит намеревается обуздать изменчи­вость.

--

© 1988-2022, Александр Аритерос (A. Aritheros)

==