Обманом дрожат расписные, хрустальные своды,
В безвестном тумане теряются башни дворца,
В бессмысленной пляске кружатся докучные Годы,
Кружатся, не зная начала, не зная конца.

Веселый дворец. Это замок угрюмого Рока,
Он много приятных гостей у себя приютил,
Он дал помещенье и хлеба кусок для Порока,
На Мудрости юной и чистой его поженил.

На шумную свадьбу со всех закоулков Вселенной
Собрались толпы полупьяных и буйных гостей:
Вон, лихо канканы танцует Успех неизменный
И пляшет с Любовью, любовницей верной своей.

На бархатном кресле, капризно играя ногами,
Пищит Пресыщенье, дитя их взаимной любви,
Сомнение смотрит на свадьбу тупыми глазами,
А музыка шепчет: миг счастья, миг счастья лови.

Тщеславье танцоров беспечной толпой управляет,
Волнуется, жмется, батистовым машет платком.
Старушка одна Добродетель уныло вздыхает
И тихо беседует с другом своим - молчаливым Постом.

Вон Чувственность яростно спорит с кичливым Богатством,
Она в декольте. Как жадно стремится взглянуть
Порыв, что беседовал кротко и радостно с Братством, 
На эту здоровую, пышную грудь.

Здесь свадебный пир продолжался два дня и две ночи.
Здесь пили вино Упоенья и брагу Страстей,
Здесь пили и ели и падали, что было мочи,
Под кресла, и там засыпали ватаги гостей.

Две горничных - Глупость и Счастье - вино разносили
И ставили новые, свежие яства на стол,
А гости все ели и повара громко хвалили
И Счастье старались поймать и схватить за подол.

А повар-искустник сегодня совсем отличился,
Божественный пир приготовил для брачных гостей.
Фамилия Разум ему, но здесь приучился
Быть верным слугою разнузданных, диких Страстей.

А в полночь жених удалился с невестой печальной
По шелковой лестнице в брачный роскошный чертог.
А юноша Случай пил брагу из чаши хрустальной,
Ехидно глядя, как уйти торопился Порок.

Н.А. Васильев

Роль Н. А. Васильева в логике, по-видимому, в некотором смысле можно сравнить с ролью Н. И. Лобачевского в геометрии: идеи Лобачевского положили начало неевклидовой — и в этом плане неклассической — геометрии, а идеи Васильева лежат у истоков неаристотелевой — и в этом плане также неклассической — логики. Лобачевский свою геометрию называл «воображаемой»; Васильев также считал, что создал «воображаемую логику». Лобачевский открыл новые горизонты развития математического знания; Васильев же обозначил принципиально новые перспективы развития формальной логики. Им были высказаны идеи, которые современными логиками и математиками расцениваются как предвосхищение краеугольных положений ныне интенсивно развивающихся, можно далее сказать, новаторских, разделов неклассической математической логики.

Н. А. Васильев стоял у колыбели современной неклассической математической логики. Пытаясь заглянуть в будущее, он писал:

«Мы должны ввести в логику идею бесконечности, великую идею нового времени. Нужно расширить ее пределы, удостовериться в бесконечности возможных логических систем. Тот, кто удостоверится в этом, будет испытывать ощущение Джордано Бруно, когда в его воображении предстала бесконечность физической вселенной. . . Все современное движение в логике есть восстание против Аристотеля. . . Трудно предсказывать будущее. Можно только сказать словами, сказанными Людовику XVI, что будущие поколения решат, было ли это современное движение в логике бунтом против Аристотеля или научной революцией» 

Воображаемая логика: Конспект лекции. Казань, 1912. 6 с.

Логика и металогика // Логос. 1912—1913. Кн. 1/2. С. 53— 81.