Парменид Поэма О природе. Ворота дорог Ночи и Дня

Аватар пользователя marall

Ворота дорог Ночи и Дня

Далее читаю построчно.

11 строка: Там есть ворота дорог Ночи и Дня.

Г. Дильс добавляет в скобках: возле дома Ночи (am Hause der Nacht). Маковельский считает, что воротами разделяются пути Ночи и Дня. Оригинален поэтический перевод Гаспарова: «Там восстали Врата меж стезею ночной и дневною». Из приведённых переводов можно заключить, что эти ворота представляют собой некую границу, отделяющую День от Ночи. Однако можно предположить, что ворота отделяют совершенно иную область, отличную от путей Дня и Ночи. Так считает, например, Т.В. Антонов: «Две формы, в которые верят смертные, теряют свое значение и влияние на путешественника, как только он переступит порог ворот. Они — водораздел между чувствен­но воспринимаемым и умопостигаемым. За воротами нет противопо­ложностей Дня и Ночи, мужского и женского и других. Там – область Истины, мир Сущего» (Антонов, с.13).

Нужно заметить, что здесь встречается ещё одно обозначение путей, но не «одос», а «калеуфос», которое по звучанию напоминает русское «колеи». В этом смысле ближе к истине перевод Гаспарова: не пути, а стези Ночи и Дня, то есть наезженные колеи по которым Ночь и День ездят постоянно, ежедневно, по одним и тем же дорогам.

Ночь и День можно интерпретировать по-разному. М. Хайдеггер считает, что день (уранос) и ночь (нис) указывают на событие сокрытия и раскрытия.

В 12 и 13 строках указывается местоположение этих ворот:

И объемлет притолока и каменный порог

Сами в эфире, кроме того великими створами наглухо закрыты.

Под притолокой и каменным порогом, видимо подразумеваются прочные основания того мира, что находится за воротами. Область эфира, как известно ещё от Аристотеля, охватывает самую высшую, запредельную часть мироздания. Т.В. Антонов приводит интересное замечание Нумения «о том, что Парменид рассказывал о двух небесных воротах, через которые души нисходят к рождению и восходят к богам». Отсюда Т.В. Антонов заключает: «Так как в прологе Парменид путешествует к божеству, то логично предположить отождествление ворот, через которые он проходит, с теми, через которые души восходят к богам» (Антонов, с.14). По мнению А.В. Ахутина место, где находятся эти ворота, где «на миг встречаются уходящая Ночь и восходящий День» есть край света. Здесь же А.В. Ахутин замечает: «Хотя эти ворота «высоко в эфире», за ними также и вход в бездну Аида, здесь сходятся верх и низ, свет и тьма… Если мы двигались к свету, то подошли, видно, и к его пределам, к границе света и беспросветной тьмы» (Ахутин, с.580).

Ворота наглухо закрыты, к тому же находятся на запредельной высоте и ограждены неприступным каменным порогом. Но почему-то за воротами путника ждёт в 21 стихе торная дорога, по которой свободно проезжает колесница.

В 14 строке упоминается богиня Дике или Правда:

Многокарающая Дике имеет двойные запоры.

Дике в греческой мифологии – богиня справедливости, одна из Ор (две другие: Эвномия – благозаконие и Ирена – мир), дочь Зевса и Фемиды. Важно отметить, что Дике в представлении древних греков вершит справедливость в круговороте душ. Образ Дике сближается с образом Эриний, она принимает решение, нарушена ли справедливость или нет, и вершит свой приговор. В качестве космической силы Дике определяет степень справедливости в поступках и намерениях каждого человека и меру наказания, если эти поступки и намерения не являются справедливыми. Т.В. Антонов заключает: «образ Дикэ приобретает черты судьбы (мойры), неся в себе не только абстракцию определенности жизни, но и ее конкретное воплощение в жизни каждого индивидуума» (Антонов, с.16). Парменид, с точки зрения Т.В. Антонова, держит экзамен перед строгим экзаменатором – богиней Дике. «Философ, исчерпав все положения смертных, предстает перед богиней с одной целью - получить, если это возможно и если он достоин, «пропуск» к откровению, которое богиня может и не дать ему» (Антонов, с.16).

М. Хайдеггер переводит греческое слово «дике» как лад. «Таким образом при-лаженное к человеку, себя-прилаживающее к нему и ладящее его самого мы называем одним словом лад, по-гречески дике» (Хайдеггер, с.202). Здесь же М. Хайдеггер слышит глаголы «показывать», «указывать», а также «бросить», что наводит на антоним к слову «лад», т.е. «разлад». М.Хайдеггер пишет по этому поводу: «Лад» мы мыслим как указывающее, показывающее, при-казывающее (в смысле давания «каза», «показа») и одновременно на-казывающее (в смысле давания «наказа» как наставления), «набрасывающее» наставление» (Хайдеггера, с.202).

В том же направлении мыслит В.В. Бибихин: для него «дике» есть указ, установление, наказ. «Парменид воротами Дня и Ночи показывает дику, т.е. указ, показывающий вещам что? Сами же эти вещи, очерчивающий Ночь и День и тем дающий им оказать-ся: указом Указа Дики, оказываются Ночь и День. Источник этого – того, что оказываются ночь и день, - сам указ» (Бибихин, с.326).

У богини Дике находятся ключи от Ворот Ночи и Дня, которые в поэме названы двойными, оборотными, чередующимися. Т.В. Антонов предполагает, «что если ворота открывались попеременно при помощи двух запоров, то это символизирует постепенное преодоление теми, кто проходит через эти ворота, дуализма чувственного мира» (Антонов, с.16). Возможно, что двойные ключи намекают о двойном значении Дике как указа: показывания с одной стороны и наказывания (в смысле наставления) с другой. Может быть, чередующиеся ключи означают, что в руках у Дике строгий закон, предписывающий постоянную смену ночи и дня. По мысли В.В. Бибихина, Парменид показал таинственное событие: «то, что есть те взвешенные в высоком эфире ворота, с замыкающим и отмыкающим, «оборотным», «двойным» ключом указа, Дики, которая первое, что указывает, - в точке схождения колеи Ночи и Дня, Света и Мрака, которые есть, хотя они не могут быть, указывает (Указ указывает), что Ночи и Дню надо разойтись» (Бибихин, с.327).

Далее божественные спутницы знающего мужа уговаривают богиню Дике отворить им ворота дорог Ночи и Дня.

15 строка: стали уговаривать девы (коры) ласковыми словами (речами)…

У Г. Дильса: «Её теперь утешали девушки мягкими словами (weichen Worten)».

У Д. Барнета: «Её- то девы умоляют нежными словами».

У М.Л. Гаспарова: «К ней-то ласкательно речь обратили сопутные девы».

У А.В. Лебедева: «Коры стали уговаривать её ласковыми словами».

Как-то сразу возникает недоумение: разве можно даже пытаться как-то подкупить, обольстить богиню правосудия и справедливости? Причём делают это, к тому же успешно, девственно-чистые Коры. Исследователям поэмы приходится по-разному объяснять это недоразумение. Вариант Т.В. Антонова: Парменид был непосредственным участником мистического откровения, и то, что Коры стали уговаривать богиню, показывает продолжительность этого действия. Вариант В.В. Бибихина: «Гелиады, девы, дочери Солнца, были такие, какие они были: убедительным мягким огнём, убедительным потому, что свет сам в себе убеждает, что он свет; и они убедили этим Указ, чтобы Указ указал им их «колею», открыл для них: колею света. Парменид входит в тайну вместе с ранними лучами солнца…» (Бибихин, с.328). Моё мнение: Гелиады – чистые, искренние намерения путника в поисках истины «подкупили» богиню Дике своим «детским», святым простодушием.

16-17 строки: И смекалисто убедили, чтобы она мгновенно откинула закреплённый засов от ворот.

Здесь обращают на себя внимание два момента. Во-первых, смекалистость дев, т.е. они действуют знающе, подходят со знанием дела. Во-вторых, быстрота, мгновенность отпирания ворот. В.В. Бибихин замечает: «Быстрота узнавания-уговаривания и быстрота открывания та и другая внезапная» (Бибихин, с.328). А не напоминают ли в данном случае Гелиады повитух мастерски, со знанием дела и довольно быстро помогающих принимать роды?

17-18 строки: И тогда они распахнулись

И образовали широкозияющий проём между створами.

«Хасме аханес» - разинутое зияние, разинутый хаос, бездонная бездна. «Ворота, можно предположить, отгораживают космос от хаоса, а может быть, и от бездны ещё бездонней» (Ахутин, с.581). У меня почему-то возникают ассоциации с космической чёрной дырой. И в эту бездонную бездну, разинутое зияние направляется путник, чтобы встретиться с богиней.

Далее идёт удивительное описание открывания ворот Ночи и Дня.

19-20 строка: Поочерёдно повернув в гнёздах многомедные стержни,

Закреплённые гвоздями и заклёпками.

В древнегреческих городах ворота были прикреплены к стержням, которые поворачивались в гнёздах, погружённых в порог или перемычку за воротами. То, что стержни поворачиваются поочерёдно, для Т.В. Антонова символизирует постепенность и длительность постижения истины. Из 17-20 строк 1 фрагмента Т.В. Антонов заключает: «Соседство хитроумного технического устройства ворот и зияния при открытии ворот должно показать читателю некую всеохватывающую бездну истины, в которую может провалиться неподготовленный человек, даже если он узнает истину от кого-либо, а не совершит путешествие, подобно Пармениду, постепенно постигая откровения» (Антонов, с.17).

Наконец, в 20-21 строках путник окончательно оказывается во владениях богини.

20-21 строка: И вот туда через ворота

Прямо направили Коры по торной дороге колесницу и коней.

Если переводить буквально, то «амакситон» - это то, что проделано телегами и для телег. Здесь перед исследователями снова возникает недоразумение: за вратами дорог Ночи и Дня открывается «торная дорога», а чуть ниже, в 27 строке про эту же дорогу сказано: «воистину он (этот путь) запределен тропе человеков». Т.В. Антонов объясняет такое недоразумение следующим образом: «Парменид вступил на большую, просторную и широкую дорогу, по которой может проехать любой, и там он не будет испытывать неудобства и стеснения. На пути к истине больше нет препятствий, осталось только узнать, в чем она заключается» (Антонов, с.17). В.В. Бибихин только замечает между прочим: «и Телега в эпосе – а у Парменида здесь это слово именно в эпической форме, - это Большая медведица, так что мы должны выбирать, какой телегой была проведена та дорога, по которой повели девы колесницу Парменида» (Бибихин, с.330).

Комментарии

Аватар пользователя marall

Какова моя точка зрения? Но меня, похоже, также как и Парменида, подхватил и несёт за собой некий демон. Да ещё какой Демон, самый главный: Сатана, который после совещания с падшими ангелами летит к вратам Геены:
«Тем часом быстрокрылый Сатана,
Враг Бога и людей, отважный план
Осуществляя, направлял к вратам
Геенны одинокий свой полет.
Порою влево он летел, порой -
Направо; то крылами мерил глубь
Провала, то взмывал под самый свод
Палящий. Так, сдается, что вдали,
Над морем, в тучах, корабли парят,
Когда их равноденственный муссон
Уносит от Бенгальских берегов
Иль островов Терната и Тидора,
Откуда пряности везут купцы
И, море Эфиопское пройдя,
На Кап кормила держат; Южный Крест
Им правильный указывает путь.
Так выглядел парящий Архивраг
Издалека».
Есть что-то похожее на облёт знающего мужа по всем городам и весям. Вот, наконец, врата Геены:
«Он, под конец, достиг
Предела свода страшного; пред ним
Граница Ада; накрепко ее
Хранят девятистворные Врата:
Три створа из железа, три из меди,
И три - из адаманта.
Вот оно – детальное описание устройства ворот».
Не Дике, а «два существа, два чудища огромные»: Грех и Смерть охраняют ворота. Не стану воспроизводить сцену, разыгравшуюся у ворот Геены, но Сатане, как девам – дочерям Солнца, удалось уговорить стражников отпереть врата.
«Замолчав, она
Ключ роковой, орудье наших зол
И бед, сняла с бедра, и скользкий хвост
Влача звериный, поползла к Вратам
Мгновенно, и решетчатый заслон
Вверх подняла, который без нее
Стигийским силам вкупе не сместить,
Ключ повернула в скважине замка,
Пружины сложные освободив,
А с ними - все болты и рычаги
Из прочного железа и базальта
Массивного; и створы, скрежеща
На вереях и петлями визжа,
Внезапно распахнулись; гром и лязг
До основанья потрясли Эреб».
Почти такое же описания открывания ворот, как и у Парменида.
«Она их отомкнула, но замкнуть
Уже не властна. Ныне широко
Врата отворены; могла бы рать
Огромная, свободным, вольным строем,
Знамена боевые развернув,
С растянутыми флангами войти
В проем,- с повозками и лошадьми».
А вот и «торная дорога»!
«Глазам троих,
Стоящих на пороге Адских Врат,
Предстали тайны пропасти седой:
Безвидный, необъятный океан
Тьмы самобытной, где пространства нет,
Ни ширины, длины и высоты,
Ни времени; где пращуры Природы,-
Ночь древняя и Хаос,- в шуме битв
Немолчных безначалие блюдут
Исконное, сумятицу, нелад
И существуют лишь благодаря
Отсутствию порядка».
Вот то самое «разинутое зияние», «широкозияющий проём» (в переводе Лебедева)! Трудно найти более явного сходства. Поэма Парменида «О природе» и поэма Д. Мильтона «Потерянный рай» обе написаны в эпическом жанре. Только один был язычником, а другой протестантом.
Все люди после смерти проходят через врата Геены и ожидают Страшного суда. Это христианский миф. У грека-язычника Парменида был другой миф. Общее в том, что речь идёт об одних и тех же вратах: вратах, разделяющих два мира, у которых вершится суд и у которых проходит каждый человек. Эти врата – некий портал, через который проходят все, но каждый попадает в своё измерение, предназначенное только для него.
Анализируя поэму Парменида М. Хайдеггер и М.К. Мамардашвили, каждый по-своему, обращаются за примерами к платоновскому мифу об Эре. Думаю, и мне не лишним будет перечитать ещё раз десятую книгу «Государства» Платона. Миф об Эре повествует о загробных воздаяниях. Каждая душа по жребию может выбрать наиболее понравившийся ей образчик будущей жизни. Это самое трудное и самое важное решение для человека, ведь вся дальнейшая жизнь определяется в этот момент.
«Для человека, дорогой Главкон, вся опасность заключена как раз здесь, и потому следует по возможности заботиться, чтобы каждый из нас, оставив без внимания остальные познания, стал бы исследователем и учеником в области этого, если он будет в состоянии его откуда-либо почерпнуть. Следует отыскать и того, кто дал бы ему способность и умение распознавать порядочный и дурной образ жизни, а из представляющихся возможностей всегда и везде выбирать лучшее. Учитывая, какое отношение к добродетельной жизни имеет все то, о чем шла сейчас речь, и сопоставляя это все между собой, человек должен понимать, что такое красота, если она соединена с бедностью или богатством, и в сочетании с каким состоянием души она творит зло или благо, а также что значит благородное или низкое происхождение, частная жизнь, государственные должности, мощь и слабость, восприимчивость и неспособность к учению. Природные свойства души в сочетании друг с другом и с некоторыми благоприобретенными качествами делают то, что из всех возможностей человек способен, считаясь с природой души, по размышлении произвести выбор: худшим он будет считать образ жизни, который ведет к тому, что душа становится несправедливее, а лучшим, когда она делается справедливее; все же остальное он оставит в стороне. Мы уже видели, что и при жизни, и после смерти это самый важный выбор для человека. В Аид надо отойти с этим твердым, как адамант, убеждением, чтобы и там тебя не ошеломило богатство и тому подобное зло и чтобы ты не стал тираном, такой и подобной ей деятельностью не причинил бы много непоправимого зла, и не испытал бы еще большего зла сам. В жизни всегда надо уметь выбирать средний путь, избегая крайностей – как, по возможности, в здешней, так и во всей последующей: в этом – высшее счастье для человека» (Платон. Государство, 618b-619a).
Обычно человек выбирает по привычке: «Стоило взглянуть, рассказывал Эр, на это зрелище, как разные души выбирали себе ту или иную жизнь. Смотреть на это было жалко, смешно и странно. Большей частью выбор соответствовал привычкам предшествовавшей жизни» (Платон. Государство, 620а). Только размышление и занятия философией делают путь жизни наиболее лёгким: «Если же, приходя в здешнюю жизнь, человек здраво философствовал и при выборе ему выпал жребий не из последних, тогда, согласно вестям из того мира, он скорее всего будет счастлив не только здесь, но и путь его отсюда туда и обратно будет не подземным, тернистым, но ровным, небесным» (Платон. Государство, 619е).
Итак, ворота дорог Ночи и Дня символизируют то место, но не в пространственно-временном континууме, где определяется новая жизнь, новое рождение человека. Колея Ночи и Дня – это колесо перерождений, вечная смена жизни и смерти, сна и яви, ночи и дня, настолько постоянно повторяющаяся, что уже невозможно определить, где явь, а где сон, где жизнь, а где смерть. Никто не может пройти через ворота пока не подвергнется суду Дике – справедливости. Если предшествующая жизнь или выбор несправедлив, то человек обречён на такую же тёмную, полную несправедливости жизнь. Но путнику из поэмы повезло. Не без помощи божественных дев, отдавшись познанию, ведя средний, умеренный образ жизни, достойный мудреца, знающего мужа, путешественнику открывается дорога в совершенно иную жизнь, жизнь в Истине. Конечно же, когда человек рождается, чем как не хаосом, бездной бездн предстаёт перед ним новый мир! И новорожденный вступает в жизнь по торной дороге, это только его путь, только для него он проложен и определён. Пролог поэмы Парменида «О природе» повествует о рождении автора в Истине.