Деррида исходит из наличия, а в наличии он видит не Тело, а артефакты данные сознанию, что и есть уход в наличие шизоидного Тела, если сознание тайное Тела, а голос, слово идут от бесполого с шизоидным Тела. "Для Деррида (как и для его фран­цузских современников) главное в "логоцентризме" — это логос как "слово", или даже логос как "звук" (фония), и только потом — как уче­ние, знание, разум" - Деррида ошибается, сначала разум, разум [единое Тела] существует до слова, а не после, просто они разведены во времени, и Евангелие об этом, в начале было слово, но оно и разумно одновременно, а почему разум у Дерриды после слова, связано с его тягой к учениям и аналитике языка, и уходом в шизоидное Тела, что и подаётся как логоцентризм, что вокруг не "слова" или "разума" происходит, а бесполого Тела индивида. "Деррида добавит и психоаналитический "фалло-центризм" под влиянием лакановской концепции фаллоса как главного означающего" - с Лаканом и попали в бесполое Тела, напряженное в объекте сопротивления, что и есть фаллическое, входящее, в реализации объекта сопротивления бесполого Тела, и где разума нет. "Нам важно понять, что метафизика — это именно некое дисципли­нарное пространство, топос, место. Все, что относится к области налич­ного и дается нам в логоцентрическом модусе (как логос-голос), может быть увидено, схвачено, переработано — деконструировано — только в определенном пространстве" - здесь и просматривается что Деррида подобно Фуко мыслил в бесполом Тела, где не разум вовсе, а схема его, это и дисциплинарное пространство, и место, тогда как разум не имеет места, он везде и нигде, где и философия. "Понятия метафизики для Деррида — это основной объект расчленения, деконструкции" - это техника бесполого Тела, представлять понятия в вариациях, что и не требуется вовсе, важны не понятия, а их связь. "Центрация — это такой способ идентификации или самоидентификации чего бы то ни было, при котором выделенный фрагмент вещи рассматривается как ее средоточие, и все стягивается к нему, как к ядру, основе" - тут совершенно уже бредовая идея, паранойя; вещь не существует и никакого фрагмента нет. "русский язык, по чистой случайнос­ти, тут очень помогает Деррида: "логос" и "голос" так близко созвучны, как им не удается быть во французском языке" - это тоже из разряда бреда, наконец нашли что искали. "Слово и звук непосред­ственно являют нам жизнь человеческой души" - идея что сумасшедший имеет душу, значит и здесь имеется ввиду именно шизоидное Тела, но у сумасшедшего оно не связано с бесполым Тела как у психически здорового индивида, как и с половым Тела, и находится  в свободном полёте. Политик, писатель, журналист, историк, философ, также могут иметь такую душу, в полёте фантазий на тему жизни, но в этом призвании это не психическое отклонение, так как с бесполым Тела индивида связь всегда имеется, так как индивид ориентируется и во внешнем пространстве социального наполнения, и умеет считать деньги. Но есть признак по которому можно определить его социальность, это умение вести диалог с равным себе, и тогда среди них мало найдётся людей способных на это простое занятие, они предпочтут брифинг, вопросы. Участвующему в диалоге мало опираться на бесполое Тела с объектом сопротивления, а требуется и взаимодействие стихий единого Тела, входящей и принимающей, которое имеется только за половым Тела. Фуко и Деррида, и множество философов вообще, и гениальных вроде Витгенштейна, не располагали этими возможностями и могли только читать, писать, а значит уходить от проблемы диалога и взаимодействия, и отсюда узость их кругозора, что проявилось и в их политических суждениях, весьма наивных и утопичных, не говоря уже об их отношении к Марксу, совершенно невежественному в философии, но почитаемому ими. Витгенштейн ещё понял что язык - игра, и ничего искать в нём не стоит, и Деррида повторяет пройденное. "Деррида стремится уйти в трактов­ке деконструкции от субъектно-объектных определений: Деконструкция — это не стратегия субъекта, а "событие" или, в конце концов, тема, мотив, симптом чего-то иного — какой-то другой проблемы" - Витгенштейн ушёл и от субъекта, у него только объект в ЛФТ, Деррида пытается открыть что-то, а всё давно уже открыто, но остановиться не может и движется по кругу шизоидного Тела в поиске проблем, и проблемы эти возникают в языке того же шизоидного Тела, а не в свободном диалоге. Достаточно послушать депутатов, чтобы убедиться какого уровня проблемы возникают в шизоидном Тела. "само по себе событие деконструкции произойти не мо­жет: для того чтобы оно состоялось, нужны усилия, стратегии, средства" - понятно что объект сопротивления играет в этом главную роль, а иначе зачем всё это. "Деррида предлагает нам понять деконструкцию не вообще, но лишь в конкретном ее осуществ­лении, т. е. в цепочке взаимозамещений между понятиями, ряды кото­рых открыты в бесконечность" - здесь процесс мышления описан, но разве он задача философии, мышление каждого оригинально и разумеется бесконечно. Плотин определил философию как восхождение к единому, и диалог занят этим, а мышление инструмент философии, и выходит что человек толпы Путин ближе к философии чем Деррида с прочими Бодрийярами, если Путин восходит к единому Тела толпы, а философ пребывает в объекте сопротивления бесполого Тела. "смысл любого опыта не дан человеку прямо, он строит­ся не в настоящем, а в будущем, обращенном в прошедшее" - опыт строится в настоящем и обращён в прошлое, почему у Деррида не так, видимо будущее напрягает бесполое Тела при реализации объекта сопротивления, отсюда идея времени занимающая его мысль, хотя время не философская категория, если время индивидуально и не имеет признака единого. Если говорить про смысл опыта, то опыт в философии непознаваемая вещь вообще, как и единое непознаваемое. Восхождение к единому разве познаваемое, это уровень ощущения свободы и независимости всего лишь. Опыт Дерриды имеет такой смысл что у комуняк, работай честно, и по результату тебе воздастся, что утопия. Большевики также работали в напряжении бесполого Тела под реализацию объекта сопротивления, отсюда их завороженность будущим, которого нет и не может быть, идиоты и обращены в никуда, в идею будущего. Граждане похоже ещё не насмотрелись на политиков идиотов вещающих денно и нощно о будущем, как и на философов пишущих о будущем, настоящем и прошлом, от этих бездельников вряд ли стоит ждать будущего. Почему опыт обращён в прошлое, потому что истоки его там, а значит надо всегда помнить что индивид социально натворил, хотя бы за три дня, а историки идиоты рассказывают как было 50 и более лет назад, и эти истории не имеют отношения к прошлому, а скорее к придуманному будущему опрокинутому в прошлое. Почему и говорится кто против нас три дня не проживёт, потому что память живая только три дня живёт, а на четвёртый день можно уже сказки рассказывать, и отсюда существует множество версий у индивида. Есть только настоящее, а всё остальное фантазии относящиеся к бесполому Тела в соотнесении с шизоидным Тела, решающие исключительно проблемы единого Тела конкретного индивида и ничего более. "если ранее мы представляли себе хотя бы какое-то на­чало (начало начал), до которого простирается пустота, преодолеваемая усилиями креационистских теологий, то теперь о началах не может быть и речи. Нет ни хороших, ни плохих начал — ни начала как акта творе­ния, ни пришествия зла в нечто неизбывно благое" - здесь имеем объяснение почему Деррида упёрся в язык, он не видит начала, пустоты, а это и есть единое Тела индивида, и от чего индивид всегда отталкивается к объекту сопротивления от бесполого Тела. Проблема французского философского постмодернизма в том, что философы часто связывают несвязанные вещи, и здесь наиболее характерен Бодрийяр, где симуклякр от шизоидного Тела ставится во главу угла, и вроде они ушли от религиозного обоснования многих вещей, но в то же время образовали религию языка, и чего не смог миновать гений Витгенштейна, когда после ЛФТ и он ушёл в шизоидное Тела, в ту же религию. Гений Фуко как аналитика расчистил путь для философии постмодернизма, где отменён был субъект, но его усилия не оценили из-за склонности к синтезу большинства философов, а синтезировать было и нечего.

Наличие (presence)
Способ бытия всего, что существует (и в онтоло­гическом, и в антропологическом смысле). Это огромная по силе и объ­ему абстракция, придуманная Деррида. Истоки ее прежде всего хайдеггеровские. Однако ее можно считать собственным понятием Деррида, концептуальным артефактом, поскольку ничто в предшествующей тра­диции не может сравняться с приписываемой наличию содержательной емкостью. Для Деррида наличие — это опорное понятие всей западной метафизической традиции. Эта сверхмощная абстракция предполагает такие характеристики, как полнота, простота, самотождественность, са­модостаточность, сосредоточенность на том, что в современном фило­софском языке называется "здесь и теперь" (настоящем как вечно при­сутствующем), нередко — данность сознанию.
Фактически в тексте книги этим общим именем могут быть обозна­чены события, относящиеся к разным понятийным рядам. Понятие на­личия пересекает материальное и идеальное, эмпирическое и трансцен­дентальное, рациональное и иррациональное, сенсуалистическое и рациональное и т. д. Атрибут наличия будет равно соотносим с поняти­ями Спинозы и Гуссерля, средневековых мистиков и современных струк­туралистов. В широком плане равно наличными будут и интеллектуаль­ные очевидности разума, и сенсорные данные, и жизнь в целом.
Наличие и наличность (иногда речь идет о накапливаемых количе­ствах) могут быть представлены в разных формах: как нечто просто на­личное (аристотелевский "стол"); самоналичное (точнее, наличное пе­ред самим собой (present a soi) — тут уже Деррида фактически фиксирует некоторую несамотождественность, выход за пределы самодостаточно­сти) — таковы субъект, самосознание, когито; со-наличное (Я и дру­гой).
Логоцентризм
Способ данности, предъявленности наличия в рам­ках западной философской традиции в целом. Подобно "наличию", "логоцентризм" - это не реально употреблявшееся в классической фило­софии понятие, но ретроспективно построенный образ умопостигаемости, преобладающий в западной философской традиции.
Рассмотрим оба корневых элемента этого составного слова. "Ло­гос" по-гречески это разум, слово и, реже, пропорция. Преобладаю­щим является первое значение, но для Деррида явно важнее второе — тут он следует одновременно и Евангелию от Иоанна, и современному структурализму "Центризм" предполагает иерархию: для Деррида на­личие центра — это помеха беспрепятственной игре взаимозамен меж­ду элементами внутри структуры. Центрация — это такой способ идентификации или самоидентификации чего бы то ни было, при котором выделенный фрагмент вещи рассматривается как ее средоточие, и все стягивается к нему, как к ядру, основе. Для Деррида (как и для его фран­цузских современников) главное в "логоцентризме" — это логос как "слово", или даже логос как "звук" (фония), и только потом — как уче­ние, знание, разум.
Иначе говоря, мысль, данная в слове и выраженная в звуке, стано­вится опорой самоотождествления и гарантией самодостаточности лю­бых образований человеческого сознания. Отметим тут две важные ве­щи: 1) что в греческом слове "логос" звук начисто отсутствует, поэтому Деррида иногда приходится усложнять свою конструкцию, предъявляя ее как фоно-логоцентризм; 2) что русский язык, по чистой случайнос­ти, тут очень помогает Деррида: "логос" и "голос" так близко созвучны, как им не удается быть во французском языке. Слово и звук непосред­ственно являют нам жизнь человеческой души, нарушая все критерии внутреннего и внешнего, близкого и далекого: даже если нам кажется, что наш голос идет откуда-то извне, он на самом деле выступает как первое и самое непосредственное проявление нашего душевного состо­яния.
Как и в случае с понятием наличия, сказанное не означает, что все философы многовековой традиции пишут только в логоцентрических по­нятиях: в их текстах может не быть ни "логоса", ни "голоса" как тако­вых, но все равно фактически предполагается, что через какое-то чис­ло опосредующих звеньев эти тексты и понятия можно свести к этой логосно-голосной основе. Поэтому тезис о логоцентричности западной культуры и западной философии провозглашается как нечто абсолют­ное и непроблематичное, а отдельными формами, так или иначе своди­мыми к логоцентризму, оказываются и онто центризм, и телеоцентризм, и особенно — теоцентризм. Знаковость и теоцентричность — особенно с момента соединения греческой мысли с христианством — выступают почти как синонимы. (Позднее к этому списку "центризмов" — онто-тео-телео-фоно- и проч. Деррида добавит и психоаналитический "фалло-центризм" под влиянием лакановской концепции фаллоса как главного означающего.) Тут возможны и разные другие кентавры и гибриды, вро­де онто-теологии, онто-телеологии и проч.; в любом случае и начала и концы, и причины и цели — все это, устремляясь к умопостигаемости, должно быть представлено в логоцентрической форме.
Метафизика
Дисциплина, оформляющая проблематику наличия и логоцентризма в единое целое. В философский словарь нам лучше не смотреть: метафизика в данном случае не означает ни учения о бытии в противоположность учению о познании, ни метода познания, противо­положного диалектическому учению о противоречиях. Метафизика предстает здесь прежде всего в своем этимологическом смысле — как после-физика. Нам известно, что рождение метафизики потребовало огром­ной умственной работы; нужно было отвлечься от чувственно-данного, например, в зрительном "виде" увидеть незримый (видимый лишь ум­ственному взору) эйдос, а в руке, держащей палку, угадать возможность "хватания" (понятие, поятие) вещи умом. Потом люди забыли и об ис­ходных чувственных впечатлениях, и о самой работе метафорического переноса: им стало казаться, что они всегда находились в после-физи­ке и что ее понятия само собой подразумеваются. В качестве такого са­мо собой подразумевающегося богатства метафизика сохранила многие понятия (тело—душа, вещь—идея, означающее—означаемое, явле­ние—сущность), которые имеют вид оппозиций, но на самом деле все­гда предполагают уже достигнутое первенство второго — "послефизического" (духовного, душевного, сублимированного, бестелесного). Общая форма оппозиции, которую утверждает западная метафизика, — это оп­позиция чувственного и умопостигаемого. Понятия метафизики для Деррида — это основной объект расчленения, деконструкции.
Нам важно понять, что метафизика — это именно некое дисципли­нарное пространство, топос, место. Все, что относится к области налич­ного и дается нам в логоцентрическом модусе (как логос-голос), может быть увидено, схвачено, переработано — деконструировано — только в определенном пространстве. Отсюда — множество пространственных метафор, метонимий, других тропов, с помощью которых Деррида ко­свенно пытается наметить для самого себя и показать нам и способы движения мысли в метафизике, и главное — возможность поставить это движение под вопрос.
Вот лишь некоторые из этих объектов и вместе с тем приемов декон­струкции: "наружа" и "нутрь", по сю сторону и по ту сторону, превзойдение, пропасть, рисковать, действовать, как контрабандист (исподтиш­ка), выслеживать добычу, как охотник (точнее, охотничья собака, которая имеет тонкий нюх на добычу), составить план местности, топтаться по сю сторону метафизического загона, ограды, предела (cloture), но так близ­ко к забору, что уже, кажется, начинает виднеться что-то и по ту сторону ограды... Постоянно подразумевается и явно требуется "двойное прочте­ние", "двойная наука", "двойная игра": читать как бы внутри метафи­зики и читать, обращая внимание на трещины-расселины (или, напро­тив, на то, что выпирает на общем фоне). Пусть каждый сам продолжит эту увлекательную работу, выбрав из общего перечня способов обраще­ния с метафизикой то, что ему больше подходит.
Нам же стоит только помнить самое главное — неуместность "рево­люционных" порывов: никакими наскоками нам не удастся разрушить западноевропейскую метафизику, да собственно и незачем это делать, если у нас ничего, кроме нее, нет, и неясно, может ли еще быть. Вопрос о принадлежности или непринадлежности какой-либо концепции или понятия к метафизике возникает для Деррида с навязчивой неотвязно­стью. Деррида часто говорит, что в этих вопросах он не хочет и не мо­жет судить, "рубить с плеча", но все равно нередко — судит.
Разумеется, и речи быть не может о том, чтобы всё в текстах запад­ной философской традиции покорно укладывалось в наличие, лого-центризм или метафизику. Они полны противоречий, нестыковок, "симптомов" всякого рода — от психоаналитического до поэтическо­го, — которые свидетельствуют о том, что что-то тут не так ("прогни­ло" или всегда хромало). Деррида явно сомневается в возможности ког­да-либо выйти из метафизики, и потому даже свое самое знаменитое понятие — "различАние" (differAnce) — он уверенно назовет "метафи­зическим" понятием ("РазличАние", 1968)[2]2. И все равно он строит свою программу на "борьбе" с метафизикой, на выявлении генеалогии ме­тафизических понятий и обобщает эту работу-борьбу словом "деконструкция".
Деконструкция
Деррида стремится уйти в трактов­ке деконструкции от субъектно-объектных определений: Деконструкция — это не стратегия субъекта, а "событие" или, в конце концов, тема, мотив, симптом чего-то иного — какой-то другой проблемы — тут Деррида, как обычно, уходит от ответа. Что же касается деконструкции как события, то очевидно, что само по себе событие деконструкции произойти не мо­жет: для того чтобы оно состоялось, нужны усилия, стратегии, средства.
Часто под деконструкцией понимается такое обращение с бинарны­ми конструкциями любого типа (формально-логическими, мифологи­ческими, диалектическими), при котором оппозиция разбирается, угне­таемый ее член выравнивается в силе с господствующим, а потом и сама оппозиция переносится на такой уровень рассмотрения проблемы, с ко­торого видна уже не оппозиция, но скорее сама ее возможность (чаще — невозможность). Критики много спорили о том, удается ли Деррида "снимать", разбирать бинарные оппозиции западной культуры или он лишь меняет знаки, эмансипируя униженные элементы оппозиций. Чи­татель сможет судить об этом сам, прочитав книгу, где дается множест­во ярких примеров разборки оппозиций. Итак, Деррида предлагает нам понять деконструкцию не вообще, но лишь в конкретном ее осуществ­лении, т. е. в цепочке взаимозамещений между понятиями, ряды кото­рых открыты в бесконечность.
След, прото-след
Вопрос о следе у Деррида свидетельствует об огромном влиянии пси­хоанализа: главное здесь — такие понятия Фрейда, как "последействие" (Nachtraglichkeit), "пролагание путей" (Bahnung). Следы памяти и "про­ложенные следы" в работе психики часто оказываются аффективно на­груженными (см. в книге цитату из Мелани Кляйн как иллюстрацию пси­хологической нагрузки опыта письма и чтения в культуре и в жизни индивида).
Помимо Фрейда другими предшественниками мысли Деррида о сле­дах были, по его собственному признанию, Ницше, Хайдеггер, Гус­серль, Левинас, биологи, психологи, причем каждый подчеркивал в следе - свое. Особенно важной здесь оказывается феноменологическая концепция внутреннего восприятия времени: время как бы растянуто между прошлым и будущим — в опыте "удержания" прошлого и "пред­восхищения" будущего. Однако феноменологическая установка ока­зывается бессильной перед следом. Она полагается на дословесные ин­туиции и не улавливает, например, того бессознательного (или пред-сознательного) опыта, который Фрейд закрепил в понятии "по­следействия": смысл любого опыта не дан человеку прямо, он строит­ся не в настоящем, а в будущем, обращенном в прошедшее, он развер­тывается постепенно, на других "сценах"; но в любом случае для того, чтобы этот сложный, как бы заторможенный, но, по сути, очень труд­ный и интенсивный процесс мог происходить, требуется, чтобы следы опыта надежно сохранялись.
Помочь нам разобраться со следом может знак — эта пятая колонна в метафизике — то, что, всецело принадлежа метафизике, позволяет нам ее деконструировать. В каком-то смысле след — это знак в динамике. И ес­ли вначале был знак (а не вещь, не референт, не интуиция), то это лиш­ний раз показывает, что вначале был след. Однако помимо явных сле­дов - словесного знака, замещающего вещь в ее отсутствие, или письма как нацарапанного следа речи, есть и другой след, о котором уже упо­миналось, — Деррида называет его прото-следом. Это конструкт, артефакт, указание на то, чего вообще не было в вещной форме: это общий прин­цип артикулированности и расчлененности, на основе которого только и могут далее появляться тождества и различия, наличия и неналичия. Таким образом, если ранее мы представляли себе хотя бы какое-то на­чало (начало начал), до которого простирается пустота, преодолеваемая усилиями креационистских теологий, то теперь о началах не может быть и речи. Нет ни хороших, ни плохих начал — ни начала как акта творе­ния, ни пришествия зла в нечто неизбывно благое (и это уже показыва­ет нам стержень спора Деррида с Руссо и его теорией возникновения язы­ка и письма).
http://yanko.lib.ru/…/ph…/derrida/derrida-grammatologie.htm… Наталия Автономова. Деррида и грамматология