воля как понятие

Аватар пользователя Дмитрий Косой
Систематизация и связи
Онтология
Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 
воля не "сила", не "специфическая способность", и не "феномен регуляции деятельности", а противостояние бесполого Тела "среде", и ничего более, и никакого философского значения "воля" не имеет. Лишён "воли" может быть только сумасшедший, а в остальном воля принадлежит всем  совершенно одинаково эффективно, а почему одно кажется "волевым", а другое нет, связано с "взглядом" на волю и сферой применения. Например больной физически не менее волевой чем здоровый, но направление воли у них уже разное. Почему придумана была сказка про волю и её значение, сила должна иметь некую меру в культуре дикарей, а иначе как определять заслуги конкретных героев перед социумом, и что возможно только соизмеряя силы, а чтобы соизмерять, в силы вкладывается дополнительный смысл, что и даёт возможность иметь шкалу "сил". Рыночная "экономика" тоже имеет шкалу сил, где замерено и твоё "положение", и где нет идеи "равенства", а значит требуется дополнительная гарантия для осуществления его, или рыночная "экономика" исчезает, что сейчас и наблюдаем, если рынок существует для 10% населения, а остальные прозябают на обочине рынка, а если брать дикарей далёких времён, то процент пребывания дикарей в рыночной "экономике" был и выше. Почему например налог не равный, связано с твоим положением, по имеющемуся и взыскивают, и что абсурд. 13% налога, введённого Путиным и холуями, служит только прикрытию "воровства", налог 50% должен быть. "понятие воли имело два основных значения: 1) способность разума к самоопределению(и к моральному), 2) фундаментальное свойство сущего (предшествующее разуму) и основа всех объяснительных моделей.." - воля никакого отношения к разуму не имеет, и если мы объясняет её как относящуюся к разуму, то случайно, подобным образом волю можно объяснить исходя из свободы, а где свобода, там не разум, а "состояние". Разве разумно муж и жена разводятся, добровольно, нет, просто хотят сменить своё "состояние", а не могут. Относить состояние к чему-то невозможно, оно есть, и всё, а значит все объяснения "воли" ничего не значат. "фундаментальное свойство сущего" тоже ничего не объясняет, так как сущее не имеет свойств и признаков, а значит и разуму предшествовать никак не может, Шопенгауэр с Ницше провалились также с идеями воли.
 
ВОЛЯ (лат. voluntas) – специфическая способность или сила. В истории европейской философии понятие воли имело два основных значения: 1) способность разума к самоопределению (в т.ч. моральному) и порождению специфической причинности (классическая рационалистическая традиция, исторически более влиятельная и не прерывающаяся от античности до настоящего времени); 2) фундаментальное свойство сущего (предшествующее разуму) и основа всех объяснительных моделей (волюнтаристическая традиция 19–20 вв., представленная преимущественно Шеллингом, Шопенгауэром, Э.Гартманом, Ницше и отчасти Бергсоном). В психологии концепции воли делятся соответственно на гетерогенетические и автогенетические. 1) В классической традиции воля выступает как относительно самостоятельная функция или акциденция разума. «Конфликт разума и воли» здесь почти непредставим, а противоположность «волевого» иррациональному, напротив, разумеется сама собою. В метафоре воли выделяется прежде всего интеллектуально-императивный аспект, смысл твердого разумного намерения, деятельной мысли, стремящейся к осуществлению цели. «Волевая» проблематика начала оформляться в рамках проблемы свободы воли и первоначально не имела отчетливых онтологических коннотаций, замыкаясь на сферах этики, гносеологии и психологии. Понятие воли не сразу получило нормативный терминологический эквивалент (поэтому грекам порой ошибочно отказывали во всяком представлении о воле). У Платона «волевое» впервые становится особым предметом рефлексии и понимается как синтез разумной оценки и стремления (причем последнее выделяется в отдельную способность души: Symp. 201 de; Phaedr. 252 b sq.). Гипертрофирование момента разумного решения (βούλησις – Gorg. 266 a sq.; Prot. 358 be; Phileb. 22 b; Tim. 86 d sq.; этимология термина – Crat. 420 с) ставит знание над стремлением, но «эротический» компонент целеполагания присутствует отныне в любой теории воления. Аристотель разработал «анатомию» волевого акта, рассматривая волю как специфическую причинность, отличную от «чистой» интеллектуальной сферы (созерцательный разум) и от «чистых» аффектов. Фундаментальной способностью души является стремление (ὄρεξις); воля (βούλησις) – единственный вид стремления, который зарождается в разумной части души и является «синтезом» разума и стремления; предмет стремления в акте воления осознается как цель (De an. II 3, 414 b2; III 9, 432 b 1 sq.; 10, 433 a 15; Magn. Моr. I 12, 1187 b 35 sq.; Nic. Eth. III 7, 1113 b 5 sq.). Сфера воли соответствует «практическому» разуму, размышляющему о деятельности и направляющему на нее: чисто интеллектуальный акт отличается от акта целеполагания, в котором момент стремления акцентирован более заметно (De an. Ill 10, 433 а 10 sq.; Nic. Eth. VI 2, 1139 а 27 sq.). Аристотель оформил классическую традицию терминологически, очертив смысловую сферу «волевой» лексики («воля», «выбор», «решение», «произвольное», «цель» и т.д.). Теория Аристотеля и содержательно, и терминологически почти не претерпела изменения в эллинистическую эпоху. Лишь ранние стоики (особенно Хрисипп), говоря о стремлении разума (φορὰ διανοίας – SVF III 377; Sen. Ер. 113, 18), отождествляли разумно-оформленное стремление (εὔλογος ὄρεξις), или волю (βούλησις – Diog. L. VII 116; SVF HI 173), противоположную страсти, с суждением. Неоплатонизм, не предложив принципиальных новшеств в области волевой проблематики, переместил ее в сферу онтологии. Парадигматический трактат Плотина («Энеады», VI 8) «О произволе и желании Единого» (Περὶ τοῦ ἑκούσιου καὶ θελήματος τοῦ Ἡνός) подчеркнуто метафизичен: речь идет о «чистой» волевой проблематике вне ее психологических и антропологических приложений. Воля (βούλησις) – специфическая способность (δύναμις) разума, проявляющаяся до всякого действия (VI 8,5; 9): «Воля – это мышление: ведь волей может называться лишь то, что сообразно с разумом» (VI 8, 36). Поскольку воля есть также «тяготение» ума к себе и к Единому (νεύσις πρὸς ἑαυτόν, ἀγάπη или ἔρως – VI 8,15 – 16 cf. 7,35; 8,13), она имеет два основных измерения – энергийно-онтологическое и «эротическое». Уже с 3 в. до н.э. классическая традиция обрела внутреннюю цельность и в рамках самой античности не получила реальных волюнтаристических альтернатив (эпикурейская версия атомизма предложила лишь иное основание для конечного самоопределения разума: программный, но поверхностный индетерминизм). Однако в рамках единой традиции ясно заметен процесс «эмансипации воли», в результате которого воля как способность к действию получает известную самостоятельность по отношению к разуму и к аффекту. Так было положено начало пути к будущей «метафизике воли», к акцентированию момента влечения (особенно в патристике). Но в рамках классической традиции «эмансипация» воли имеет ограниченные пределы: в крайнем случае воля ставится рядом с разумом, но никогда явно не противопоставляется ему и тем более не притязает на господство над ним. Смысл процесса – перенесение акцента на динамический момент воления; принципиальное значение интеллектуального момента этим не умаляется (особенно в моральной сфере), хотя он может отходить на задний план. Со временем «эмансипация» нашла свое терминологическое выражение, что было заслугой латинского, «западного» менталитета: по своей семантической насыщенности латинский термин voluntas оказался исключительно пригоден (или специально приспособлен) для передачи той совокупности значений, которая была «разбросана» по нескольким греческим терминам – ὄρεξις, ὁρμή, βούλησις, θέλημα, προαίρεσις, ἑκούσιον и т.д. Не являясь их «арифметической» суммой, voluntas заметнее акцентирует динамический момент воли и аккумулирует максимальное количество «волевых» смыслов. Уже Лукреций пользуется этим «волюнтаристическим» термином (voluntas libera, voluntas animi etc.), а Цицерон передает им греческое βούλησις, определяя волю как «разумное желание» (Tusc. IV 6). Наряду с voluntas имел хождение термин liberum arbitrium (в европейской традиции –технический термин для обозначения свободы произвола), акцентирующий момент выбора и близкий к греческим προαίρεσις и αὐτεξούσιον. Кроме того, с довольно ранних времен в латиноязычной традиции заметно стремление «разводить» и даже довольно четко разграничивать разум и волю (напр., Cic. Tusc. IV 38, 82; De nat. deor. III 70; Sen. De ira II 1–4: Ер. 37,5; 70,21; 71, 35–36; Juvenal. Sat. VI 223 etc.). Христианство утвердило примат надрациональной веры и любви, ограничив сферу компетенции разума еще и в пользу возвышенного аффекта. Это ускорило эмансипирование воли в отдельную способность, повышение статуса динамически-«эротического» момента, и в соединении с онтотеологической перспективой неоплатонизма привело к возникновению своеобразной «метафизики воли», особенно ярко проявившей себя на латинском Западе начиная с 4 в. В тринитарном учении Мария Викторина воля понимается не только психологически или функционально, но прежде всего субстанциально: в Боге воля совпадает с бытием и является чистой потенцией, способностью к самореализации Абсолюта (Adv. Ar. I 52, 1080 В; Ad. Eph. 1,1, 1236 С etc.); Сын есть воля Отца (Ad. Eph. 1, 12, 1246 AB). За Викторином шел в своем тринитарном учении Августин, выделяя динамически-психологический момент воления на общем «онтотеологическом» фоне. Любой аффект свидетельствует о некоем волевом стремлении: «Ведь воля, конечно, присуща всем [движениям души]; мало того, все они суть не что иное, как воля» (Civ. D. XIV 6), т.е. «стремление ничем не принуждаемой души чего-то не лишиться или что-то приобрести» (De duab. an. 10,14). «Тринитарная» структура разума подразумевает субстанциальное единство ума, памяти и воли, ум сам на себя обращает направленность воли (intentionem voluntatis – De Trin. X 9,12): воля есть такая же непосредственная очевидность, как бытие и знание о нем (De lib. arb. I 12,25; Conf. VII 3,5). Благодаря этой «интенции» ум постоянно обращен на себя, т.е. всегда себя знает, всегда желает, всегда любит и помнит (De Trin. X 12,19): «Память, рассудок и воля... суть, следовательно, не три субстанции, но одна субстанция» (ib. X 11,18). Восточные авторы от гностиков (Iren. Adv. haer. I 6,1) до Иоанна Дамаскина (Exp. fid. 36) придерживались традиционной (в основе своей – аристотелевской; ср. Nemes. 33; 39) схематики; термины βούλησις/βούλημα и θέλησις/θέλημα использовались относительно равноправно, но с некоторым предпочтением последнего (особенно в чисто богословской области; характерный пример – монофелитство 7 в.). Средневековая проблематика воли не выходила за рамки августинианства, аристотелизма и их возможных комбинаций. Примером умеренного августинианства может служить позиция Ансельма Кентерберийского (De lib. arb. 7). Аристотелевские мотивы преобладают у Альберта Великого и Фомы Аквинского. Для Альберта воля – «причина самой себя» (S. th. II 21,3; 99,1), способность самоопределения разума (I 7,2); воля и разум – разные, но тесно связанные способности души (II 91,1–2). Фома сочетает тезис Аристотеля с августиновскими реминисценциями: воление есть по преимуществу акт интеллектуального самоопределения (S. th. I q. 83,4); ум прежде и выше воли (I q. 82,3): «Разум мыслит волю, а воля желает, чтобы разум мыслил» (I q. 16,4 ad 1). У Оккама воля и разум – два взаимосвязанных способа активности души (In sent. II q. 24 cf. I d. 1 q. 2). Самый «радикальный» вариант августинианства предполагает не онтологический, а обычный динамический примат воли над разумом. Для Генриха Гентского воля отличается от разума как активная потенция от пассивной (Quodl. XII q. 26); объект воли (благо) имеет логический приоритет перед объектом разума (истина) (I q. 14 cf. XIII q. 2). Для Дунса Скота структура ментального акта задается волей как первичной интенцией: «Воля, повелевающая умом, является более высокой причиной с точки зрения ее действия» (In I sent. IV 49,4). Доминирующее положение классической традиции сохраняется в Новое время. У Декарта понятие воли несколько шире понятия разума, но по сути своей воление – модус мышления («Первоначала философии», I 34–35; 65). Для Спинозы воля и разум – одно и то же, ибо разум познает причинную связь вещей и идей («Этика», ч. II, 49 короля.): человек определяется к действию познанием (там же, IV 23). С точки зрения Лейбница, основание всякой воли коренится в разуме («Рассуждение о метафизике», 2), т.е. воление определяется разумом, хотя (в моральной плоскости) и не детерминируется им полностью («Новые опыты...», кн. II, гл. XXI 5 cл.; «Теодицея», 310 cл.). У Канта воля есть способность желания, определяющее основание которой находится в разуме («Метафизика нравов», Введение, 1. – Соч. в 6 т., т. 4 (2). М., 1965, с. 119), или способность определять самое себя к действию сообразно представлению о законах («Основы метафизики нравственности», раздел II. – Там же, т. 4 (1), с. 268), или «вид причинности живых существ, поскольку они разумны» (там же, раздел III, с. 289). Цель действия есть объективное основание для самоопределения воли; цель – предмет произвола разумного существа, посредством представления о котором произвол определяется к соответствующему действию («Метафизика нравов», ч. II, Введение, 1. – Там же, т. 4 (2), с. 314). По Гегелю, «различие между мышлением и волей – лишь различие между теоретическим и. практическим отношением, но они не представляют собой двух способностей – воля есть особый способ мышления: мышление, как перемещающее себя в наличное бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие» («Философия права». М., 1990, с. 68–69; «Энциклопедия философских наук», § 468, 476). У Фихте воля выступает как равноправная способность наряду с разумом «внутри» субъекта, причем акт воли (как у Дунса Скота) обладает логическим первенством в процессе самоопределения разумного «Я» («Наукоучение 1794», § 1). К классической традиции следует отнести и феноменологию, где аналогом воли выступает «интенция сознания». Новейшим образцом классической схематики может служить «эдейтико-феноменологическая» концепция П.Рикера, понимающего волю как «фундаментальную способность» – интеллектуальную интенцию, содержащую «проект» действия, т.е. стремление к цели, не совпадающее с «чистым» мышлением; но «сила (force)» воли – «это аспект cogito»: «Желать значит мыслить» (Philosophie de la volonté, t. 1. Le volontaire et l’involontaire. P., 1950). 2) Основой «волюнтаристической» традиции являются онтологическое понимание воли и тезис: не воля есть акциденция разума, а разум – акциденция воли. «Волюнтаристический» потенциал классической традиции был в полной мере реализован Августином, Дунсом Скотом и Фихте, которые вплотную подходили к границе, отделяющей эту традицию от ее противоположности. Элементы собственно волюнтаристической традиции можно найти у Я.Бёме (благая или злая воля – онтологическая характеристика сущего: «Аврора», II 2 cл.) и Мен де Бирана, но как цельная позиция она не встречается раньше Шеллинга и особенно Шопенгауэра. Переход к ней был достаточно постепенным: у Шеллинга рудиментарная классическая схематика присутствует внутри волюнтаристической. С одной стороны, воля впервые выступает в рамках креационистской модели как иррациональная подоснова сущего, из которой выделяется «сознательная» воля («Философские исследования о сущности человеческой свободы...»), но разум остается «волей в воле», т.е. интеллектуальное измерение воли как самоопределения разума еще не утратило своего прежнего парадигматического значения («Система трансцендентального идеализма»). У Шопенгауэра воля получает онтокосмический статус и выступает как лишенная субъективного начала иррациональная сила, не требующая достаточного основания, но сама являющаяся всеобщим основанием как «воля к жизни», т.е. как универсальное метафизическое начало и вместе с тем объяснительная модель («Мир как. воля и представление», кн. II, § 17 cл.; Дополнения, гл. 28). Комбинация идей Шеллинга и Шопенгауэра присутствует в «Философии бессознательного» Э.Гартмана, а у Ницше шопенгауэровская «воля к жизни» преобразуется в столь же онтологичную «волю к власти». На этом взлет волюнтаристической традиции резко обрывается: она имеет лишь косвенное продолжение в иррационалистической концепции «жизненного порыва» А.Бергсона. Для целого ряда важнейших философских течений 20 в. «чистая» волевая проблематика не представляет самостоятельного интереса, напр. для аналитической философии (где воля понимается как специфический предмет психологии – Витгенштейн Л. Логико-философский трактат, 6.432), экзистенциализма, структурализма, постмодернизма. 
https://gufo.me/dict/philosophy_encyclopedia/ВОЛЯ ВОЛЯ

Во́ля — феномен регуляции субъектом своей деятельности и поведения. Воля отвечает за создание (формирование) целей и концентрацию внутренних усилий на их достижение. 
https://ru.wikipedia.org/wiki/Воля_(философия) Воля (философия)

 
Связанные материалы Тип
сила и мудрость как фикции культуры Дмитрий Косой Запись
Штирнер. Интерес Дмитрий Косой Запись
Политическая воля как миф Дмитрий Косой Запись
Ум и интеллект Дмитрий Косой Запись
воля как свобода Дмитрий Косой Запись
"Я" как место действия Дмитрий Косой Запись
Воля как предмет изучения Дмитрий Косой Запись