«… когда Плотин учит о том, что всё состоит из идеи меона (материи), то под идеей он ничего иного не может понимать, как ОТВЛЕЧЁННЫЙ (выделено мной. – А.) смысл той или иной тварной вещи; идея противополагается у него меону, и из соединения их получается живая душа предмета или существа. Когда же православная философия хочет проанализировать понятие живого существа, то в таком существе, или предмете, она находит не синтез [чистой] идеи и меона, но синтез цельной энергии, в которой есть и своя идея и свой меон, с другим меоном. Ведь та энергия, которая создаёт вещи, есть, по православному учению, Сам Бог, а мы уже сказали, что в Боге – своя законченная диалектика: тут есть и некое разделение (след., меон, «иное»), и соединение (след., идея), и всеохватывающее единство. И эта божественная диалектика, хотя и требует понятий раздельности и меона, не имеет и тени тварного разделения и тварного времени. Тут-то вот и даёт себя знать христианская антиномия Творца и твари. И цельная Божественная энергия, живая идея, трепещущая и огненная Вечность противостоит тёмному меону» («Имяславие и платонизм» VII).

«В первозданной, как и во всякой другой, сущности ничего не может быть такого, чего бы не было в мифической перво-сущности. Инобытие есть только частичное повторение бытия. Говоря о первозданной мифической сущности, мы должны повторить тут те же моменты, которые заключаются и в перво-сущности.

"Вашей диалектикой, — сказали мне, — можно доказать всё, что угодно. Даже то, что белое есть черное".

Продумывая это утверждение, я написал следующий диалог.