Кожев приводит "Этику" Спинозы как пример философской книги, написанной без всякого предварительного введения: это система философии, которая в отличие от гегелевской не имеет "феноменологии" в качестве первой части. Значит, объясняет Кожев, это невероятная книга. То, что написано в "Этике", может быть, и истинно, но в любом случае мы никогда об этом не узнаем, так как эта книга не может быть прочитана и не могла быть написана. И действительно, Спиноза постулирует истинное как вечное и не объясняет, каким образом вечные истины могут быть обнаружены во времени, в каком-либо месте, кем-либо, кому раньше они не были известны. Эта книга, следовательно, должна была быть написана и должна была быть прочитана вне времени, "в мгновение ока". "Этика" представляет собой совокупность высказываний, высказать которые невозможно.

["Этика" объясняет всё, за исключением существующей для человека, живущего во времени, возможности написать её. (...) "Этика", если она истинна, могла была быть написана только самим Богом; и, заметим, Богом, лишённым воплощения. Таким образом, отличие Спинозы от Гегеля можно сформулировать следующим образом. Гегель становится Богом в процессе обдумывания и написания "Логики" или, если хотите, именно становясь Богом, он её пишет, или продумывает. Спиноза же, напротив, должен быть целую вечность Богом, чтобы обрести способность написать или обдумывать свою "Этику". Кожев].

Ведь и "Наука логики" Гегеля также представляет собой совокупность божественных высказываний. Как пишет сам Гегель, её содержанием является "представление Бога таким, как он есть в своём вечном бытии до создания природы и конечного духа". Именно сейчас наиболее выпукло проявляется выдвинутое Кожевым требование "антропологической" интерпретации. Ведь заявление, сделанное Гегелем в самом начале "Логики", превращает эту книгу в нечеловеческий текст, который не мог быть написан человеком. Его произносит Бог или, если хотите, "Логос", "Разум", но в любом случае не Гегель. Но коль скоро в "Логике" говорит Бог, то как могло случиться, что эта книга подписана именем Гегеля, который, по всей видимости, её и написал в результате скрупулёзного труда? Либо Гегель считает, что это действительно именно он, Гегель, является автором книги, выражающей мысль Бога до создания мира (мира, частичка которого носит имя "Гегель", но в этом случае Гегель думает, что он есть Бог, а поскольку совершенно очевидно, что Гегель не является Богом и он не мог помыслить "Логику" всей вечности, то следует допустить, что Гегель безумен. Либо, в соответствии с антропологической гипотезой, Гегель считает себя автором, принадлежащим к людям, смертным, подчинённых даже в своих мыслях уделу времени: в этом случае он претендует не на то, чтобы быть существом божественным или вечным, но стать таковым; тогда он - не безумец, даже если и находится на грани безумия. Кожев напоминает о депрессии Гегеля, случившейся между 25 и 30 годами, и усматривает в нём следствие сопротивления эмпирического индивида, носящего имя "Гегель", угрозе со стороны абсолютного знания. Произнося спекулятивное высказывание ("Я есмь всё сущее"), мыслитель своим частным характером уничтожает и свою человечность, поскольку совершенно очевидно, что человек как таковой всегда есть лишь ничтожная часть мира. Этот момент безумия глубоко поразил французских авторов. Жорж Батай упоминает и комментирует его в своём "Внутреннем опыте". Впрочем, во французской литературе существует целая традиция, связывающая чтение Гегеля и невозможность писать. Вопрос о высказывании есть вопрос об истине формулировок, рассмотренных с точки зрения условий их высказывания. Формулировка "ложна", если можно доказать невозможность её высказать. Именно таким образом "Я есмь Бог", подразумевающееся в "Логике" Гегеля, равно как и в "Этике" Спинозы, есть саморазрушающаяся формулировка, подобная классическим парадоксам типа "Я сплю", "Я умер" и т.д. Кожев приводит аргументы, исходя из гуманистического прошения в стиле, близком Фейербаху: высказывающийся субъект философского дискурса тождествен для него эмпирическому индивиду, обладающему именем собственным, присутствующим "здесь и теперь", родившимся в таком-то городе, в таком-то году и т.д. Подобное ходатайство приводит обычно к какой-либо форме релятивизма или "психологизма", как скажет Гуссерль. Кожев же намеревается сохранить абсолютного субъекта абсолютного знания.

Источник: Декомб. Современная французская философия. Глава 1. Гуманизация ничто. Раздел. Вопрос о высказывании.