Гай Стэндинг идеалист и утопист, разве с фашизмом можно бороться снизу, от классов, групп, вести речь о гарантии надо от Тела и его единственности, где и сосредоточено всё социальное, а не размазывать по бутерброду и размениваться мелочами. Право только консолидирует граждан, а не бабки, с него и начинают. Фашизм (безликий закон) анонимен, к нему стремятся все по бесправию своему, и так просто его не одолеть. Право ещё безосновное, римское, религиозного происхождения, божественного, и менять его не собираются. А про Россию верно, про позор в сказочно богатой стране, больших идиотов в должностной власти не найти. Гарантия не связана с экономикой вовсе и не от неё идёт, как представляет автор идеи, она должна быть правовой идеей, на которую уже работают экономические расчёты, остальное и так понятно, что гарантия это конкретная выплата каждому, а не пустые декларации о хорошем и плохом вроде нашей Конституции. Когда в 90-х идиоты придумали МРОТ, я сразу понял что идём к тому же фашизму, только в иной версии.

Под пролетариатом возникает и растет прекариат (от англ. precarious — рискованный, нестабильный. — РП). Ниже прекариата — только беднота, люмпенизированные люди, живущие и умирающие на улицах без связи с обществом.
У прекариата есть три характерных особенности. Во-первых, это их производственные отношения — у них нет гарантий занятости, гарантий рабочего места... вообще каких-либо из семи видов гарантий, о которых я говорю в книге. А еще у них нет профессиональной идентичности — это очень важный момент. Сегодня у них одна работа, завтра — другая. Но у прекариата нет такого... чувства сюжета, истории о том, куда они идут по жизни. Другой аспект этих же производственных отношений состоит в том, что значительную часть своего времени прекариат тратит на работу, которая не учитывается и не оплачивается. Это не труд, это именно работа — забота о самих себе, переобучение, взаимодействие с бюрократией — огромные объемы работы, которые нигде не записаны.
Прекариату свойственны специфические отношения распределения. Им в основном приходится полагаться только на прямое денежное вознаграждение за труд, если они его вообще могут заполучить. Прекариат не может рассчитывать на государство, на пенсии, пособия по безработице, оплату медицинских счетов. Так что он в очень большой мере страдает от экономической неопределенности.
И, в-третьих, у прекариата особые отношения с государством. Я постоянно отмечаю, что все больше людей в прекариате не имеют тех же прав (гражданских, социальных, политических, культурных и экономических), что есть у остальных граждан.
Таким образом, прекарии переживают потерю прав, гарантий и профессиональной идентичности — это их три ключевые характеристики. Вследствие этого они страдают от того, что я называю в книге «Четырьмя "A"»: от тревоги (anxiety) — из-за неопределенности; от отчужденности (alienation) — в том смысле, что они занимаются не тем, чем хочется, и делают много такого, чего не хотели бы; от аномии (anomie) в дюркгеймовском смысле, то есть от отчаяния, вызванного отсутствием выхода из сложившейся ситуации; и от злости (anger) как результата предыдущих трех пунктов.
Эта злость выплескивается в растущие демонстрации, движения Occupy — все эти протесты, которые мы видим, — потому что сейчас прекариат состоит из трех групп, и этим он и опасен.

— И вследствие этого мы, простые граждане, в принципе уже — как вы и сказали — не особо верим, что пенсии вообще будут, когда мы до них доживем. В этом смысле мы что, все — прекариат?
— Ну не совсем. Дело в том, что те, у кого стабильная зарплата, долгосрочный договор, есть профессиональный пенсионный фонд, который инвестирует и получает доход — вот у таких людей не будет проблем, если только система не развалится целиком... что, конечно, возможно. Но все-таки у них есть определенное чувство безопасности. Официальный контракт, «белая» зарплата и так далее. Но все части прекариата эти права теряют, по той или иной причине. Я работал в России в начале 1990-х и помню, что в течение трех лет было разработано одиннадцать планов пенсионной реформы, и все они провалились. Вы с тех пор видели столько перемен, это просто хаос, причем это еще и процесс финансирования высших эшелонов, плутократии и салариата. По сути, я думаю, было бы намного лучше для прекариата, если бы мы отошли от использования таких фондов и двигались в сторону безусловного основного дохода и национальных суверенных фондов благосостояния, которые могли бы заниматься инвестициями и распределять доходы между всеми гражданами. Прекариату нужно избавиться от иллюзий, которые, в общем-то, никого и не обманывают. Я знаю многих прекариев, они не дураки, они прекрасно понимают, что государство работает на интересы микроскопического меньшинства, а прекариат остается за бортом.
— Раз уж мы заговорили о гарантированном базовом доходе. Как я понимаю, сейчас в Европе только Швейцария приблизилась к тому, чтобы попытаться ввести гражданское пособие. Буквально на прошлой неделе они собрали достаточно подписей, чтобы провести соответствующий референдум. Нам здесь, за пределами ЕС, кажется, что Швейцария — место с самым высоким уровнем жизни в регионе. Почему именно там?
— Я сейчас как раз в Швейцарии. Я думаю, их инициатива — это отчасти следствие их политической системы, в том смысле, что референдумы — это типичная для них форма демократии. Но помимо Швейцарии в данный момент в 17 странах Евросоюза мы организуем кампанию по сбору подписей, мы это называем EU Initiative. Суть в том, что если мы наберем миллион подписей за год, Евросоюзу придется провести анализ осуществимости и пилотные проекты. Сейчас в этих 17 странах уже идет сбор подписей, и их уже больше, чем было в Швейцарии. Так что то, что это происходит только там, — это не совсем правда. Например, в Италии нас горячо поддерживают. И ряд политических партий по всей Европе — тоже. Я только что вернулся из Швеции, там Партия зеленых и Левая партия тоже выступают за гарантированный доход. Они входят в парламент и лоббируют эту идею. Думаю, мы достигли этапа, когда прекариат начинает организовываться и поддерживает движение к безусловному основному доходу. У нас прочные организованные сети в Германии, Франции, Британии, Италии, Испании, Португалии и так далее. Движение крепнет, и мы, кстати, хотели бы и в России устроить сеть для нашей организации BIEN. Суть в том, чтобы двигаться в направлении гарантированного дохода, отмены условий. Привязывать пособие не к труду как к таковому, а к гражданству. Каждый резидент, не являющийся преступником, должен иметь право на базовые гарантии, чтобы они могли управлять своей жизнью, получить образование, иметь пропитание и крышу над головой. На мой взгляд, движение к безусловному основному доходу ускоряется отчасти потому, что прекарии прекрасно понимают: государственных гарантий не будет, потому что им они будут не положены. Они не соответствуют, причем не по своей вине, тем трудовым критериям, которым соответствуют привычные гарантии и пособия. Все уже не так, как в старой советской системе, когда ты приходил с трудовой книжкой на предприятие, работал там годами, а в конце получал пенсию. Теперь люди оказались в нестабильной ситуации, и у нас пока нет системы, которая дала бы им долгосрочную защищенность. В общем, есть контекстуальные причины поддерживать гарантированный доход. Мы вот сейчас делали пилотный проект в Индии. Тысячи людей получали ежемесячный денежный перевод без каких-либо условий. И в деревнях, где мы это устроили, перемены были видны сразу. Питание детей стало качественнее, они стали лучше учиться, положение женщин тоже улучшилось и выросло производство. Мы видим начало движения в этом направлении. А страна типа России могла бы себе позволить безусловный основной доход, если бы правительство того действительно захотело. И это могло бы обратить возникшее позорное неравенство — вы понимаете, о чем я, — оно ужасает, и его невозможно поддерживать в долгосрочной перспективе.
— В последнее время в Европе, в том числе на уровне отдельных правительств, звучит антицыганская, антиарабская, антимигрантская риторика. Это попытка заигрывать с прекариатом?
— Это попытка заручиться поддержкой первой разновидности прекариата — рабочих, выпавших из пролетариата. Скажем, их родители были докерами, металлургами, шахтерами — достойные профессии рабочего класса. А они сами — никто, и потому они злы: у них нет будущего, они не чувствуют прошлого и слушают этих популистов, играющих на их страхах. И мы видим совершенно ужасные вещи, напоминающие о фашистах в 1930-х. Но неофашисты против социального государства, им нужен авторитарный режим, дискриминирующий цыган, мигрантов, мусульман, какие-то меньшинства, геев, например, или еще кого-нибудь. Натравливают прекариат на меньшинства, как будто меньшинства и есть причина их неуверенности в завтрашнем дне. Одно исследование за другим показывает продуктивность мигрантов; то, что они дают экономике больше, чем забирают пособиями, трудолюбиво работают, обогащают культуру, но неофашисты их демонизируют. И, боюсь, действующие правительства им подыгрывают. Это просто ужасно.
— На форуме в Неаполе в 2012 году вы подчеркивали, что всепроникающая государственная слежка, помимо очевидных своих ужасов, маргинализирует нижние классы. Как это происходит?
— Ну смотрите. Во-первых, государство всеобщей слежки, или, как я его называю в книге, государство-паноптикум, все больше вторгается в частные жизни людей. И проблема в том, что прекариат живет на границе общества и погружен в среду небольших нарушений, преступлений, которые все чаще где-то записываются. Соответственно, прекарии становятся жертвами криминализации, лишения свободы, штрафов и так далее. Государство вынуждает их вести себя определенным образом, что очень сложно в их положении. Как следствие, все эти люди подвержены криминализации в гораздо большей степени, чем те, кто состоит в салариате и других богатых частях общества. Последние обычно могут избежать заведения на них криминального досье. Иногда они все-таки настолько глупы, что нарушают закон, но даже тогда чаще им это сходит с рук. А прекариат все чаще становится объектом слежки. Государство в сущности своей против нонконформизма. Мне нет нужды это вам объяснять: ситуация в России просто ужасает. Но это происходит повсюду. Мы видели, что выдали Соединенные Штаты в последние месяцы; огромная утечка о том, как они следят за всеми. Никто им теперь не поверит, и поделом. И дело не только в том, что с помощью этой слежки людей ловят и осуждают, потому что те не могут позволить себе адвоката, например. Это остается с тобой на всю жизнь. Сегодня если ты что-то сделал в 17 лет, эта информация останется в базе данных до конца твоих дней. О небольшом проступке, несчастном случае в твоей молодости работодатели и государство будут знать 30 лет спустя. Пугающая ситуация.
— А как это соотносится с тем, что вы говорили раньше — о том, что гарантированный доход должны получать все, кроме преступников?
— Я имел в виду тех, кто сидит в тюрьме. Да и то, я верю, что каждый должен иметь источник средств к существованию, даже за решеткой. Но каждый гражданин, каждый легальный резидент должен иметь гарантированный доход, и мы должны к этому двигаться, начинать с малого и увеличивать. Вы правильно уточнили. Я имел в виду только непосредственное пребывание в тюрьме. Если ты отдал свой долг обществу... Скажем, ты ограбил банк, пошел под суд и отсидел пять лет. После этого право на безусловный основной доход должно вернуться. Не должно быть двойной ответственности.
http://rusplt.ru/policy/prekariat.html «Прекариат начинает организовываться»

Из диалогов:
- Вопрос в том, где этот разрыв неравенства более широкий. В Китае соц разрыв раз в десять меньше чем в США
- право не может быть равным в отличие от гарантии, и разговоры о неравенстве прав пустое занятие, на лохов рассчитанное. Разговор о равенства прав самое популярное действо профашистских менеджеров. Неравенство не относящееся к праву (единое) относится уже к частному порядку, и что личная заслуга.